Дуглас Хьюлик - Свой среди воров
Когда я дохромал, Птицеловка стояла на коленях рядом с Балдезаром. Тот скрючился на камнях, зажимая ладонью рану на левой ноге и тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Из носа текла кровь – приложился о мостовую; на подбородке и скуле – глубокая ссадина. Скулить, однако, он перестал. Не иначе, Птицеловка успела шепнуть ему, что будет хуже, если не заткнется.
– Вот все, что при нем было, – сказала она, поднимаясь, и передала мне кинжал и маленький кошелек с деньгами. – Надеюсь, он не был нужен целым и невредимым.
– Только общительным, – отозвался я.
Я подступил ближе, чтобы Балдезар видел. Мне было приятно думать, что он побелел не только от боли и потери крови.
– Постой на стреме, – велел я Птицеловке.
– Но…
– Ступай.
Птицеловка глухо выругалась, но пошла. Я заметил в высоких окнах как минимум три башки. Они быстро исчезли.
– Добро, – сказал я. – Мне некогда беседовать, как хотелось бы, а потому выбирай: либо ты поёшь и я оставляю тебя Крушакам, либо молчишь и Стража находит труп. Решай.
Балдезар открыл рот, закашлялся, повернул голову и сплюнул кровавой слюной заодно с выбитым зубом.
– Дрот, – произнес он, так и лежа щекой на мостовой. – Пойми меня правильно. Я этого не хотел. Я просто…
– Значит, труп, – сказал я, извлекая рапиру.
– Стой! – вскричал Балзедар, поднимая окровавленную ладонь. – Что ты хочешь узнать?
Я осклабился так, что с улыбкой не спутаешь.
– Умница. Начнем с Клинков и поддельного письма от баронессы Сефады.
– Это не я придумал!
– Конечно нет.
Я отвел рапиру для удара.
– Нет, постой! – Балдезар с трудом приподнялся на локте. – Когда ты пришел в мастерскую, я подумал, что ты явился за письмом, которое я копировал для баронессы. А ты показал мне шифровку Ателя, и я запаниковал. Я не знал, как она попала к тебе в руки. Не знал, жив Атель или мертв и в чем твоя роль. – Балдезар зло глянул. – Но знал наверняка, что ты играешь со мной, чтобы я испугался и заговорил. Я не дурак.
Я постарался сохранить лицо бесстрастным, переваривая услышанное. Не дурак? Балдезар был даже слишком умен. Он вывел из нашей беседы намного больше, чем я понимал. Он с самого начала участвовал в событиях, а я прозевал. Если и был здесь дурак, то только я.
– Потом ты явился с поддельным письмом, – продолжил Балдезар, приняв мое молчание за согласие, – и я подумал: ну все, я покойник. Не знаю, почему ты оставил меня в живых, но я не собирался давать тебе третий шанс. Я был замазан по уши и сбежал.
– А как же Ликоннис? – спросил я. – Ты оставил его мне на растерзание?
Балдезар отвел глаза и промолчал.
– Гордый и могущественный мастер гильдии горой стоит за своих учеников и подмастерьев, – похвалил я.
Балдезар не говорил ни слова.
– Так что же случилось после моего первого ухода из мастерской?
– Я пошел к Ирониусу. Он не обрадовался новостям.
– Еще бы! – хмыкнул я.
Ирониус наверняка вообразил, что я в курсе событий в Десяти Путях, да и Балдезар его застращал. Где я, там и Никко – со временем я всяко ему расскажу. Другое дело, что этого не случилось.
– Чья была идея подослать ко мне Клинка? – спросил я. – Твоя?
– Нет! – вскинулся Балдезар. – Нет. Планировалось заманить тебя в ловушку. Убить решили, только когда погиб Федим и пропала книга.
Он врал, конечно. Даже если Ирониус хотел со мной побеседовать, потом меня все равно бы пришили. Силос с его посланием это подтверждал. И я не представлял, чтобы Балдезар подделал письмо Кристианы, не будучи уверен, что я не вернусь со встречи.
Мои раздумья прервал резкий свист. Я оглянулся и увидел, что к нам трусит Птицеловка.
– Крушаки! – крикнула она. – В пяти кварталах, идут сюда!
– Но как… – начал было я и раздумал спрашивать.
Это же Птицеловка. На нее работала целая команда беспризорников и нищих, и лучше с охраной не управлялся никто.
– Предупреди, когда окажутся в двух, – крикнул я.
Птицеловка кивнула и побежала обратно.
Я посмотрел на Балдезара. Тот улыбался. Я снова оскалился.
– Не борзей, – посоветовал я. – Сто раз успеешь сдохнуть.
Значит, всему виной была ошибка. Балдезар запаниковал, сделал неверный вывод и скормил его Ирониусу. Они послали за мной Тамаса, которого я убил, и картина стала еще хуже. После этого все, что я делал – пришел к Федиму, рыскал по Десяти Путям, залез на чердак к Шатуну, плюс гибель второго Клинка, – лишь убеждало их в правильности первоначального заключения. Им чудилось, что я всегда опережаю их на шаг, избегаю ловушек или, наоборот, появляюсь в самое неподходящее время, тогда как в действительности я был подобен слепому щенку.
И все это потому, что я не сказал Балдезару, зачем мне понадобился клочок бумаги из кисета Ателя.
Я не выдержал и начал смеяться. Было бы странно, если бы не начал. Я поглядел вниз, увидел перекошенное лицо Балдезара, услышал его лепет о прискорбном недоразумении и расхохотался вовсю. Да больно же, Ангелы!
Я опустился на колено, хватая ртом воздух. Приступ прошел, и у меня закололо в боку с ногой за компанию. Я был опустошен, но странно расслаблен.
Балдезар ошалело смотрел на меня. Страх на его лице сменился пониманием, затем отвращением.
– Ты ничего не знал, пока я не сказал? – спросил он. – Вообще ничего?
– Нет, – подтвердил я.
Балдезар моргнул.
– То есть я…
– Усугубил? – помог я.
Тот вздрогнул, и я признался себе в удовольствии от этого.
– Ты даже при желании не смог бы испортить больше, – проговорил я и крякнул, выпрямляясь. – Ирониус спустит с тебя шкуру, когда поймет, что ты натворил.
– Ирониус?
– И его Принц.
Балдезар побледнел.
– Принц? Серый Принц?
– Вот видишь, и тебе всего не говорили, – улыбнулся я.
– Дрот! – затараторил Балдезар. – Я не знал об участии Серого Принца, клянусь! Пожалуйста, ты должен…
Птицеловка свистнула. Мы оба посмотрели в ее сторону.
Она бежала к нам со всех ног.
– Крушаки в трех кварталах! Идут быстро! – крикнула она. – Шесть человек, не меньше!
Я повернулся к Балдезару и ухмыльнулся:
– Тебе ничего не будет, если скажешь, что тебя ограбили. Удачи с Ирониусом и Серым Принцем.
– Стойте! – крикнул он. – Заберите меня с собой! Я расскажу о книге!
Я обернулся, как раз когда Птицеловка догнала меня и затрусила рядом.
– Что ты расскажешь?
– Забери меня и узнаешь!
Я глянул на Птицеловку. Она стояла, уперев руки в колени, и тяжело дышала.
– Дыма перебрал? – ответила она на мой взгляд. – Я его одна не дотащу, а ты, зараза, еле ходишь.
Она сплюнула.
– Не выйдет. Нам пора. Валим отсюда.
Я повернулся к Балдезару.
– Рассказывай, – велел я, – и тогда Ирониус ни о чем не узнает.
– Мне нужны гарантии.
– После твоего рассказа обойдешься и этим, – возразил я. – Надо было тебя загасить, и пусть Крушаки подтирают.
Балдезар облизнул губы и посмотрел сначала на улицу, потом на меня.
– Возьми меня к себе, – сказал он.
– Что? – спросили мы хором.
– Под крыло, – быстро выговорил он. – Стань мои боссом, и я тебе расскажу все, что захочешь.
– Твоим боссом? – повторил я. – Я не Козырная Масть. Да к черту, у меня даже организации нет!
– С меня и начнется, – настаивал Балдезар. – Если ты возьмешь меня к себе, то будешь защищать. И не замочишь за здорово живешь, а я буду знать, что мне конец, если предам тебя.
Я чуть не рассмеялся от его наивности.
– Вижу, ты мало смыслишь в устройстве Круга!
– Я знаю тебя, – возразил Балдезар. – Этого достаточно.
Я таращился на него, а Птицеловка переминалась с ноги на ногу. Она всматривалась в проулок.
– Дрот… – заговорила она.
– Завали хлебало, – сказал я.
Защищать? Это я-то? Я не сумел защитить Эппириса, а теперь моего покровительства ищет Балдезар. Чем мне его защитить? У меня ничего нет.
Но что есть у Кента? С нашим занятием, нашей жизнью – какая может быть определенность? В лучшем случае постоим за себя. И все же это не помешало мне служить Келлзу, одновременно прикрываясь, как щитом, именем Никко перед его людьми. Да, я был Длинный Нос, и никто лучше меня не знал, что такое глубокая конспирация без поддержки. И все-таки я признавал, что чувство некоторой защищенности помогало, и мне недоставало его.
Я протянул руку, поколебался и докончил жест. Балдезар сжал ее в неуклюжем клятвенном Замке. Отныне он был мой.
