Сьюзен Коллинз - Голодные игры
– Ты в порядке? – спрашивает Пит.
Неопределенно пожимаю плечами и обхватываю себя руками, словно мне холодно. Я не могу показать все, что чувствую. Кто поставит на трибута, оплакивающего своих соперников? Рута – другое дело. Она была моей союзницей. И такой маленькой. Никто не поймет моего горя из-за убийства Цепа. Убийства! Слово ошеломляет меня. Хорошо хоть я не произнесла его вслух. Это не добавило бы мне шансов на арене.
– Просто… если не победим мы… я хотела, чтобы победителем был Цеп, – говорю я.
– Да, понимаю. Но с другой стороны, это значит, что мы на шаг ближе к Дистрикту-12. – Пит сует мне в руки тарелку. – Поешь, пока не остыло.
Я беру в рот баранину, чтобы показать, что действительно уже успокоилась, еда кажется безвкусной как вата, и я с трудом ее проглатываю.
– Еще это значит, что Катон начнет охотиться на нас, – говорю я.
– И он добыл то, что ему необходимо, – добавляет Пит.
– Он наверняка ранен.
– Почему ты так уверена?
– Цеп не дал бы убить себя без боя. Он такой сильный. То есть был сильный. И там была его территория.
– Хорошо. Чем сильнее он ранен, тем лучше. Интересно, как поживает Лиса?
– Ну, с ней, думаю, все отлично, – ворчу я, до сих пор злясь, что спрятаться в Роге изобилия придумала она, а не я. – Пожалуй, легче справиться с Катоном, чем с ней.
– Может, они справятся друг с другом, а мы поедем домой. И дежурить надо внимательнее. Я пару раз задремал.
– Я тоже, – признаюсь я. – Но сегодня нельзя.
Мы молча едим, потом Пит вызывается дежурить первым. Я заползаю в мешок рядом с ним и натягиваю на лицо капюшон, чтобы укрыться от камер. Мне очень нужно немного уединения, чтобы справиться со своими чувствами. Я молча прощаюсь с Цепом и благодарю его за то, что он оставил меня в живых. Обещаю, что буду о нем помнить и постараюсь помочь его семье и семье Руты, если стану победителем. Потом засыпаю, сытая и согретая теплом Пита.
Первое, что я чувствую, когда меня будит Пит, это запах козьего сыра. Я продираю глаза и вижу перед собой половинку булочки, намазанную густой кремовой массой, поверх которой уложены ломтики яблока.
– Не сердись, – говорит Пит. – Очень есть хотелось. Вот твоя половина.
– Отлично, – говорю я и откусываю большой кусок. Сыр жирный и ароматный, похож на тот, что делает Прим, яблоки сладкие и сочные. – М-м.
– В пекарне мы делаем пироги с козьим сыром и яблоками, – говорит Пит.
– Дорогущие, наверное.
– Слишком дорогие для нас самих. Едим, только если они зачерствеют. Хотя мы вообще редко едим что-то свежее.
Ха! А я-то думала, что у торговцев сладкая жизнь. Голодать-то Питу, конечно, не приходилось, что верно, то верно. И все-таки есть что-то удручающее в том, чтобы всегда жевать черствый хлеб, старые сухие буханки, которые никто не захотел купить. При всей нашей нищете у нас есть одно преимущество: так как я добываю еду каждый день, она большей частью такая свежая, что того гляди убежит.
В какой-то момент во время моего дежурства дождь прекращается. Не постепенно, а сразу. Слышно только, как с веток падают капли и шумит переполненный ручей. На небе показывается красивая круглая луна, и снаружи все видно даже без очков. Не знаю, правда, настоящая это луна или просто изображение на экране. Незадолго до моего отъезда луна была полной. Мы с Гейлом видели ее восход, когда охотились до поздней ночи.
Сколько меня не было дома? На арене я около двух недель, перед этим неделя подготовки в Капитолии. Да, луна уже могла завершить свой цикл. Почему-то мне очень хочется, чтобы это была моя луна, та самая, которую я вижу над лесами в Дистрикте- 12. Пусть будет здесь хоть что-то настоящее, за что можно зацепиться в этом перевернутом мире арены, где во всем приходится сомневаться. Нас четверо.
В первый раз я позволяю себе всерьез задуматься о возможной победе. О славе. О богатстве. О собственном доме в Деревне победителей. Мама и Прим станут жить со мной. Нам не будет грозить голод. Можно сказать, мы станем свободнее. Но что… потом? Чем я буду заниматься? До сих пор все мои дни уходили на добычу пропитания. Что я без этого? Чего я стою? Мне становится не по себе от этих мыслей. На ум снова приходит Хеймитч. Во что превратилась его жизнь? Он совсем один, у него нет жены и детей, когда не спит, почти всегда пьяный. Врагу такого не пожелаешь.
– Ты не будешь одна, – шепчу я себе.
У меня есть мама и Прим. Во всяком случае, пока. Не хочется думать, что меня ждет потом… когда Прим вырастет, а мамы не станет. Я знаю, что никогда не выйду замуж, не рискну завести ребенка. Победа в Играх не защитит моих детей. Их имена будут в Жатве вместе с именами других. Я не позволю этому случиться.
Наконец приходит рассвет, солнечные лучи проникают в щели и освещают лицо Пита. Каким станет он, если мы возвратимся домой? Этот загадочный, добродушный малый, способный врать так ловко, что убедил весь Панем в своей огромной любви ко мне. Иногда даже я ему верю. Надеюсь, мы хотя бы будем друзьями. Мы спасли друг друга на арене, и этого уже не отнять. А еще он навсегда останется для меня мальчиком, подарившим мне хлеб. Мы будем хорошими друзьями. Но чем-то еще… Я чувствую, как через многие мили серые глаза Гейла смотрят на меня, когда я смотрю на Пита.
Мне становится неловко, я подхожу к Питу и трогаю его за плечо. Он разлепляет сонные глаза и, едва сфокусировав взгляд, притягивает меня к себе для поцелуя.
– Некогда тратить время впустую, надо идти на охоту, – говорю я, наконец оторвавшись от Пита.
– Я бы не назвал это пустой тратой, – говорит он, потягиваясь. – Значит, охотиться будем на пустой желудок, раз такая спешка?
– Ни в коем случае, – говорю я. – Наедимся как следует. Для охоты нужны силы.
– Это по мне, – говорит Пит, однако удивляется, когда я разделяю пополам всю оставшуюся баранину и протягиваю ему полную тарелку. – Так много?
– Сегодня мы добудем еду, – говорю я, и мы оба усердно работаем челюстями. Даже остывшее, это блюдо – самое лучшее из того, что я ела. Я бросаю вилку и вытираю остатки подливки пальцем.
– Что подумает Эффи Бряк о наших манерах?!
– Эй, Эффи, смотри! – кричит Пит. Он бросает вилку через плечо и вылизывает тарелку языком, громко причмокивая. Потом посылает воздушный поцелуй. – Мы скучаем по тебе, Эффи!
Я зажимаю ему рот ладонью, но сама не сдерживаю смеха.
– Перестань! Вдруг Катон как раз проходит мимо нашей пещеры.
Пит убирает мою руку и притягивает меня к себе.
– Что мне какой-то Катон? Ты меня защитишь.
– Ну хватит, – в изнеможении говорю я, выпутываясь из его объятий, при этом Пит успевает поцеловать меня еще раз.
Как только мы выходим из пещеры, сразу становимся серьезными. Последние дни, проведенные в пещере, кажутся передышкой, своего рода каникулами. Нас защищали скалы и дождь, и Катон преследовал Цепа. Теперь, несмотря на ясный теплый день, мы возвращены к суровой реальности Игр. Я даю Питу нож, так как своего оружия у него не сохранилось, и он засовывает его за пояс. В колчане чересчур свободно болтаются семь стрел – три из двенадцати я потратила, чтобы устроить взрыв, еще две на пиру. Оставшиеся надо беречь как зеницу ока.
– Он теперь вышел охотиться на нас, – говорит Пит. – Катон не станет ждать, когда добыча придет сама.
– Если он ранен… – собираюсь возразить я, но Пит меня прерывает:
– Не имеет значения. Если он способен идти, то придет.
Мы набираем воды из ручья; от дождя он вышел из берегов на несколько футов. Проверяю силки, поставленные еще до пира – они пусты. При такой погоде неудивительно. Да и вообще я почти не видела зверей поблизости.
– Нам лучше вернуться туда, где я охотилась раньше, – говорю я.
– Решать тебе. Говори, что я должен делать.
– Смотри в оба. Ступай по камням, пока можно, зачем оставлять лишние следы? И тебе придется слушать за нас обоих.
Теперь уже ясно, что мое левое ухо оглохло навсегда.
Я бы с удовольствием двигалась по воде, чтобы следов не было вообще, однако не уверена, что Пит со своей ногой сможет идти против течения. Лекарство уничтожило инфекцию, но он еще не окреп. Мой лоб тоже болит, хотя спустя три дня рана уже не кровоточит. На голове у меня повязка на случай, если от движения снова пойдет кровь. Мы проходим мимо того места, где я под травой и грязью нашла Пита. Дождь и вода, вышедшая из берегов, скрыли все следы его пребывания там. Значит, при необходимости мы сможем вернуться в пещеру. Иначе я бы побоялась из-за Катона.
Постепенно валуны сменяются камнями, камни – галькой, и наконец, к моему облегчению, мы ступаем на настил из сосновых иголок. Мы в лесу. Теперь я осознаю, что у нас проблема. Когда идешь по камням, да еще с больной ногой, волей-неволей приходится шуметь. Беда в том, что даже в лесу Пит создает слишком много шума. Хотя «шум» – это мягко сказано. Идет, будто сваи заколачивает. Я поворачиваюсь и смотрю.
