Илья Одинец - Импланты
— Стой-стой! — запротестовал мужчина. — Не видишь, какой я грязный?
— И плохо пахнешь, — девочка отстранилась, но встала на цыпочки, подождала, пока мужчина нагнется, и звонко чмокнула его в небритую щеку. — Вымойся.
Ванной как таковой в подвале не было, ее заменяла самодельная душевая — отгороженное плотной непрозрачной пленкой пространство с «душем», который представлял собой два связанных друг с другом шланга. Один из них вел к трубе отопления, другой к трубе с холодной водой.
Федор взял сменную одежду — просторную рубашку (относительно чистую и не слишком мятую), старые темно-синие брюки и пиджак с заплатами на локтях, положил все рядом с душевой кабинкой и нырнул внутрь. Вымыться после трудового дня — одно из немногих удовольствий, доступных Сомову, но сегодня долго находиться в душе он не мог, ему предстояло сделать слишком многое, прежде чем наслаждаться маленькими радостями жизни.
Мужчина быстро вытерся и оделся.
— Ты куда-то уходишь? — спросила девочка. Она успела снова лечь в кровать и теперь смотрела на одежду отца с подозрением. — И тебе совсем не хочется спать?
— Хочется, — Федор подошел к дочери и присел рядом. — И спать хочется, и есть, но больше всего хочется, чтобы ты выздоровела. Поэтому мне просто необходимо уйти.
— Зачем?
Сомов вздохнул. Он не хотел говорить дочери, что лишился работы, не хотел ее расстраивать и волновать. Девочке и так приходится несладко — сидеть целыми днями в подвале, выходить на улицу лишь на пару часов под присмотром отца, знать, что каждый прожитый день приближает неизбежное…
— Спи, Юленька. Когда вернусь, принесу тебе вкусненькое.
— Вкусненькое? Обещаешь?!
— Обещаю.
— А что?
— Это сюрприз. А теперь спи.
Федор поцеловал дочь и накрыл ее одеялом. Он решил подождать, пока она заснет, а потом уже уходить. Он не любил прощаний, потому что знал — когда вернется, может не застать дочь в живых.
У девочки было больное сердце. Знакомый врач, обследовав ребенка, настаивал на необходимости срочной пересадки донорского органа или искусственного имплантата, но деньги на операцию Федор не скопил бы и за две жизни. Осознание, что он ничего не может сделать для спасения жизни собственного ребенка, отравляло его существование. Он чувствовал огромную вину перед Юленькой за то, что не может позаботиться о ней, как должно, а отведенные девочке годы она вынуждена жить в темном подвале, и из игрушек у нее только сломанная деревянная собачка без лапы и кукла со стершимися чертами лица.
Сомов старался изо всех сил, но заработать пятьсот кредитов на операцию было выше его сил. Дождаться донорского сердца нереально, а искусственный имплантат обойдется еще в семьсот, а то и в тысячу кредитов.
Федор понимал, что девочка рано или поздно угаснет, она и так уже редко встает с постели и практически не смеется. Однако на самом деле смеяться и радоваться было и нечему.
Сомов отдал бы все за возможность помочь дочери, если не продлить ее жизнь, то хотя бы сделать так, чтобы девочке было, где жить, чтобы она не стыдилась своего старенького платья и поношенных сандалий, и чтобы она никогда не слышала в свой адрес «подвальная девочка» и «дочь мусорщика».
Юленька, наконец, заснула. Федор вздохнул, осторожно поцеловал ребенка и вышел на улицу. Глаза щипало. В кармане осталось полкредита. Этого не хватит на завтрак и обещанный сюрприз, но Сомов поклялся сделать все возможное и невозможное, и купить дочери пирожное.
* * *Федор знал, где можно быстро найти работу — в порту. Там, если повезет, можно устроиться грузчиком не на один день, а на неделю или на месяц. При очень большом везении можно получить постоянную работу, но для этого надо знать хотя бы одного бригадира, чтобы тот замолвил за тебя словечко перед начальством.
Город был большим, третьим по величине в стране, и располагался на слиянии двух рек, поэтому порт оказался одним из самых оживленных мест. Капитаны подавляющего большинства кораблей предпочитали не тратиться на портовые краны и погрузчики, потому что за пользование загрязняющей окружающую среду техникой взимался огромный налог — город считался экологической столицей страны и стремился сохранить этот статус. Поэтому владельцы кораблей предпочитали дешевую экологически чистую приходящую рабочую силу, и каждое утро порт наполнялся людьми.
Как сообщалось по телевидению, уровень безработицы в городе не превышал средних показателей по стране, однако Федор подозревал, что цифра сильно занижена. Когда он приходил в порт, казалось, там собиралось все мужское население города. Высокие, низкие, толстые, тонкие, наглые, скромные, горластые и тихие мужчины, юноши, пожилые люди, одетые в простые широкие штаны и холщовые рубашки, бродили между ящиками в поисках работы и бросали завистливые взгляды на суетящихся счастливчиков, занятых разгрузкой судов.
Работа в порту была чище работы дворника, но заметно тяжелее. Приходилось таскать тридцатикилограммовые тюки, сгружать на берег крупный рогатый скот, двигать ящики и контейнеры, и все это в бешеном темпе, чтобы успеть разгрузить или загрузить корабль к его отплытию.
Федор бродил между рядами контейнеров, деревянных и металлических ящиков и прислушивался. Он слышал мычание коров, блеяние овец, крики чаек, гудки пароходов, лязг, скрежет металла, равномерные удары чего-то гулкого и железного и целую какофонию брани, ругани и криков. Наконец, Сомов услышал то, что хотел — тонкий, но звонкий звук колокольчика — где-то рядом требовался человек.
Мужчина прибавил шаг, свернул за очередной контейнер, поднырнул под лодку, которую на плечах тащили два здоровенных амбала, и вышел на небольшую площадь. Если, конечно, относительно большое пространство между контейнерами можно назвать площадью.
В углу «площади» стоял большой деревянный ящик, за которым, словно за столом, сидел толстощекий мужчина в сером рабочем костюме и черном жилете. В левой руке он держал колокольчик, а правой придерживал бумаги на «столе», чтобы случайный порыв ветра не разнес их по всему порту.
— Нужны грузчики! Три человека! — кричал он и тряс колокольчик.
Вокруг мужчины тут же образовалась небольшая толпа, Федор рванул к «столу», но протиснуться к самому ящику не успел.
— Два кредита за пять часов! — крикнул толстощекий. — Работа тяжелая, одноразовая! Нужны помощники!
Сомов чувствовал, как толпа растет. В спину уперся чей-то острый локоть, на ногу наступили, рядом с собственным ухом он чувствовал чье-то смрадное дыхание. Толпа поднимала руки и выкрикивала фамилии.
— Пьяных не беру! — сообщил наниматель. — Больных, худых, низкорослых, раненых, без конечностей, с блохами, вшами и другими паразитами тоже. Лучше уходите сразу, все равно всех буду проверять!
Локоть, упиравшийся в спину Сомова, внезапно исчез, да и желающих получить работу заметно поубавилось. Если заказчик предъявляет подобные требования, нежелательных лиц все равно попросят удалиться.
Федор не подходил ни под одну из вышеназванных категорий, поэтому никуда не ушел, а напротив, пробился-таки к импровизированному столу.
— Сомов! — завопил он, перекрикивая соседей.
Толстощекий подозрительно осмотрел Федора с ног до головы.
— Паспорт в залог есть?
— Да.
— А ну, дыхни.
Сомов дыхнул.
— Согни руку в локте.
Федор послушался. Толстяк пощупал мышцы, поморщился и вздохнул:
— Ладно, записываю.
Сомов радостно улыбнулся, но тут свет померк перед его глазами, и он потерял сознание.
* * *Очнулся Федор оттого, что кто-то плеснул ему на голову воду. Хотя нет, судя по запаху, это было пиво, причем самого низкого качества, какое даже Сомов в силу своей бедности, покупать брезговал.
Первым порывом Федора было вскочить, но в голову словно кол вбили, так сильно она болела. Мужчина медленно поднял руку и пощупал затылок — так и есть — здоровая шишка. Кто-то в толпе, позавидовав тому, что Сомова взяли на работу, ударил его чем-то тяжелым. Устранил конкурента, называется.
Федор мысленно выругался и осторожно сел.
Он находился в баре «Пьяный кот» — одной из трех припортовых забегаловок, славившихся отвратительным пойлом и ежедневными драками. Примерно год назад, до того, как Сомову посчастливилось устроиться дворником, он работал здесь посудомойкой и досконально изучил заведение. Правда, бывать по эту сторону прилавка ему не приходилось.
— Вставай, мужик.
Федор поднял глаза и увидел худую руку, которую ему протягивал невысокий субтильный субъект неопределенного возраста в черном плаще.
— Спасибо.
Сомов воспользовался помощью, потому что самостоятельно встать не смог бы. Голова кружилась, в глазах мельтешили красно-оранжевые круги, все расплывалось, словно он смотрел на мир сквозь чужие очки.
