Анатолий Бурак - Команда
Я присвистнула. Если много часов для него «недолгий путь», что же тогда в их мире называется «трудностями»?
— Кстати, а вас здесь ничего не держит?
Он улыбнулся.
— Вообще-то, сегодня мне предложили место при дворе. Но, в связи с изменившимися обстоятельствами, думаю освободить вакансию.
— Так просто? — Удивилась я, и не удержалась, чтобы не уколоть. — А как же верность слову? Вассальская клятва, наконец?
— Присяги я не давал. — Лицо его внезапно помрачнело. — Да и не просили. И вообще, любая политика лишь искусство чередующихся интриг, и ничего более. — Ал-Ор пожал плечами. — Придворные подсиживают друг друга, чтобы оказаться поближе к трону. Властитель — чтобы стравливать их друг с другом. Дабы, занятые постоянной конкуренцией, они не были способны организовать заговор против господина. Так что, предполагаю, что меня пригласили как очередного болванчика, своего рода тёмную лошадку. Ведь в подобных кознях мой наниматель, уверен, не имеет себе равных.
Чтобы было проще удерживаться на вершине, такие руководители — даже лучшие из их братии — окружают себя людьми, верность которых продиктована отнюдь не идеалами. А лишь шкурными интересами и соображениями карьерного роста.
Каждый борется против всех за благосклонность правителя. Ибо он — власть. Тот же, в свою очередь, дабы они не объединились, разжигает среди приближённых взаимную ненависть. Кстати. — Ал-Ор невесело усмехнулся. — Подобная тактика имеет немало преимуществ. Если надо кого-то устранить, это делается по наветам одних, при полном молчании других и руками третьих. Так что, скорей всего, непобедимый гладиатор был приглашён ко двору именно в качестве этих самых, уже по локоть запачканных в крови, рук.
А знать, у которой априори атрофировано элементарное чувство солидарности, и пальцем шевельнёт для спасения отдельных представителей. В одиночку никто из них ничего не может предпринять, даже для собственной безопасности.
— Невысокого же вы мнения о своём работодателе. — С нотками осуждения прокомментировала я.
— «Се ля ви». — Печально вздохнул Ал-Ор. — Законы управления прайдом так же незыблемы во Вселенной, как и постулаты природы. А искусство балансирования на острие пирамиды требует отсутствия некоторых душевных качеств. Или, по крайней мере, их частичного подавления.
— А как же лучшие умы человечества? — Я не верила своим ушам и подобная, пессимистическая точка зрения требовала немедленного опровержения. — Ладно, здесь. А как же те, кого выбирают лишь на короткий срок? Я говорю о президентах. Уж им-то незачем «интриговать и стравливать»!
— Ой ли, девочка! — Пренебрежительно скривился господин Орлов. И, хотя сам выглядел не намного старше, почему-то позволил себе снисходительное обращение. — Тот же Рузвельт, без сомнения сделавший очень много для Америки и человечества в целом, не гнушался пользоваться «общепринятыми методами».
— Докажите! — В запале воскликнула я.
— Пожалуйста. — Фыркнул наглец. — Восьмого сентября тысяча девятьсот тридцать пятого года в палате представителей штата Луизиана был застрелен Хью Лонг. Он за короткий срок успел сделать головокружительную карьеру — от простого фермера до губернатора, затем сенатора и возможного кандидата в президенты США. Кстати, немного позже, но ещё в «вашем времени» он послужил прообразом главных героев целого ряда американских романов — «Вся королевская рать» Уоррена, «Номер первый» Дос Пассоса, «Лев на улицах» ЛЭНГЛИ, и «У нас это невозможно» Льюиса.
Популистская политика обеспечила Лонгу огромную поддержку. Его речи, транслируемые по радио, собирали до двадцати пяти миллионов слушателей. По всей Америке создавалась сеть клубов «разделения богатств», это был один из лозунгов Лонга. Политик собирался запретить доходы свыше одного миллиона долларов в год. Как писали газеты того времени, «в процессе избирательной кампании встречаясь с конкурентом в самом шикарном клубе, „Сэнд пойнт“, Лонгу ничего не стоило публично помочиться под ноги ошеломленному сопернику со словами: „Вы — стена, которая не устоит под моим натиском“».
Готовясь к президентским выборам тридцать шестого года, Рузвельт поручил одному из своих помощников тайно провести исследование возможностей Лонга.
Получалось, что тот способен собрать до шести миллионов голосов. И, если даже не попадет в Белый дом, то вполне может помешать в этом Рузвельту.
По рекомендации Рузвельта федеральные власти как могли, мешали Лонгу. Запрещали проводить в его штате экономические и политические реформы. Одновременно велась газетная травля.
Незадолго до смерти, пятого августа тридцать пятого года Хью Лонг выступил в сенате США и огласил стенограмму тайного собрания его противников, которые стремились во что бы то ни стало не допустить переизбрания Лонга на пост губернатора в следующем году. Кто-то даже сказал: «Я не сомневаюсь, что Рузвельт простит любого, кто убьет Лонга.
Что вскоре и произошло.
— Правда, убийце не пришлось ждать прощения. — Вставила я, вспомнив этот случай. — Он успел сделать лишь один выстрел, и был буквально изрешечён охраной. Позже в трупе насчитал шестьдесят пулевых отверстий. — А, так вы всё знаете? — Обличающе нахмурился господин Орлов. — А прикидывались невинной овечкой. — Да нет. — Я отрицательно покачала головой. — Как бодигард, дабы не допустить промаха в работе, я просто обязана быть в курсе громких провалов коллег. — А кто и за что убил клиента, это уже вопрос второстепенный.
— Да хватит вам. — Не выдержал Александр. — Как дети малые, ей Богу. — Ехать — не ехать. Оставаться — убегать. По мне, так, чем быстрее унесём отсюда ноги, тем лучше. И совершенно незачем подводить под это дело „моральную базу“. Что нам до местных диковинок? Лично мне Родина дороже всей этой экзотической мути. И ни за что не променяю смог наших городов, режущий глаз неон вывесок и возможность ходить по кабакам на тутошний патриархальный уклад. И уж подавно мне не нравится их обычай чуть что — рубить руки бедным представителям воровской гильдии. Да и сама идея рабства, если честно, нисколько не прельщает. В общем, как вам угодно, ребята, а я хочу домой.
Я засмеялась столь бурному проявлению чувств. Ал-Ор, тем временем, закончил возиться с лошадьми. И, хлопнув одну по крупу, отпустил на волю.
Тут же, подобно краснокожим, не признававших сёдел, запрыгнул не спину благородного животного и, поняв гнедого на дыбы, принялся гарцевать вокруг.
— Для „гостя из будущего“ вы неплохо держитесь в… — Чуть было не сказав „в седле“ я засмеялась.
— Угу! — Весело подтвердил он. — И без седла тоже.
Изо всех сил пытаясь унять дрожь я пустилась галопом. Хотелось кричать, выть от ужаса. Ибо вероятности ничего не говорили о судьбе спутников. Мне же, в любом случае, светили неприятности, отчётливо полыхавшие красным. И, хотя знала, что останусь жива, всё же, предпочла бы любое другое развитие событий. Однако перспектива остаться совсем не внушала оптимизма. И, кусая губы, я скакала позади Ал-Ора, уверенно мчавшегося вперёд.
Глава 27
Алексей. Член команды
Удары копыт о твёрдую землю отражались во всём теле какой-то булькающей, тряской болью. Казалось, внутренности, покинув надлежащее место, свободно болтаются, подвешенные на готовых лопнуть сосудах. После драки, в которую, как теперь понимаю, ввязываться не имело никакого смысла, хорошо бы сходить в баньку. Понежившись на полке, облиться холодной водой и устроиться где нибудь в тихом месте с бутылочкой пивка.
Как же, размечтался. Неугомонный Ал-Ор, сломя голову пёрся навстречу судьбе. Пыли, конечно, было поменьше, чем в ковбойских фильмах. Но всё же она имелась. Чертыхаясь, попытался приладить воротник кафтана вместо респиратора. Что, конечно же, ни к чему ни привело. Разве что отстал, при этом, чуть не свалившись с седла.
К счастью, смог удержаться и, плюнув на бесплодные усилия, попытался нагнать бравых кавалеристов. Куда там. Парочка неслась, будто заведённая. Лошади у них особенные, что ли? Или скелет у каждого сделан на заказ? Из какого нибудь эластичного китового уса?
Решив, что ни за что не стану просить снисхождения, саданул пятками по крупу своего мучителя, и тот поскакал немного быстрее. Организм тотчас протестующе отозвался острым и пронзительным негодованием. Недвусмысленно давая понять, что не вынесет подобного обращения.
Но тянуть время не имело смысла. Каждая минута промедления грозила свиданием с милыми парнями, облаченными в хламиды Ордена, и отставать, давая измученному телу поблажку, чревато ба-альшими неприятностями. Ибо отправленное в нокаут главное духовное лицо, как понимаю, не испытывает нежных чувств. Не говоря уже о благодарности за то, что, наконец, нашёлся человек, взявший на себя смелость, объяснить зазнавшемуся снобу кто есть кто.
