Максим Макаренков - Ангелы крови
Невидимая злая сила высасывала энергию из окружающего пространства.
Юлиус побледнел и быстрее заводил стержнем по поверхности хрусталя. Гудение машины вышло за пределы слышимости, но Кинби продолжал воспринимать его как невыносимо низкую вибрацию, от которой содрогались внутренности и ныли зубы.
– Вы понимаете, что обрекаете своего друга на безумие и смерть? – спросил жрец.
Кинби пожал плечами, равнодушно глядя на Юлиуса:
– Надеюсь, вы ошибаетесь.
Из капсулы раздался короткий крик, в котором смешались боль, отчаянье и яростное торжество.
В тот же момент оборвалось гудение, перестали мигать лампы.
С шипением откинулась крышка капсулы.
Дэмьен с наслаждением покрутил кистями рук, глядя на бледные запястья.
Браслеты остались в капсуле – оплавленные, почерневшие.
На секунду Кинби показалось, что тени вокруг Гитариста несколько гуще, чем должны быть, словно он идет через комнату, полную дыма, и каждое его движение заставляет тени клубиться и менять очертания.
Жрец так и остался стоять возле своей машины, обессиленный, опустошенный.
Уже шагнув на порог, Дэмьен обернулся и сказал:
– Советую вам покинуть город, почтенный. И молчать о том, что произошло сегодня. Иначе я убью вас.
Это было произнесено абсолютно спокойно.
Даже равнодушно.
* * *До рассвета оставалась пара часов.
Дэмьен и Кинби стояли возле храма-мастерской. Дэмьен ждал. Он то и дело неловко встряхивал кистями рук, растирал запястья, чужие, слишком легкие, без привычного груза браслетов.
– Что будем делать теперь? – задал он давно вертевшийся на языке вопрос. Не рассчитывая на долгую счастливую жизнь, он хотел использовать оставшееся время с максимальной пользой. Не для себя, так хоть для друга и его мертвой женщины.
Кинби протянул ему клочок бумаги:
– Это адрес моей секретарши Юринэ. Я поручил ей собрать сведения обо всех южанах, прибывших в Город за последние четыре дня. Во въездных документах есть фотографии. Мне они нужны к полудню. Я приеду к этому времени к ней на квартиру. Помоги девочке и охраняй ее.
– Хорошо. А ты?
– А мне надо сделать еще кое-что.
Дэмьен кивнул и зашагал вниз по переулку.
– И вот еще что, – сказал Кинби вдогонку.
– Да?
– Постарайся не напугать ее.
Кинби смотрел вслед уходящему другу и думал, что он действительно не понимает, что выпустил в мир.
Но ему было все равно.
Дэмьен поможет ему проникнуть в Дом Тысячи Порогов и, если потребуется, погибнет там.
Следовательно, поможет уничтожить тех, кто виноват в смерти Марты.
Только это имело значение.
Небо еще не начало сереть, но Кинби уже чувствовал приближение рассвета.
Еще один день без сна, еще одна ампула омерзительного зелья, позволяющего бодрствовать, снова мир через поляризованное стекло шлема, и убийственный солнечный свет, лижущий плотную кожу черного комбинезона.
Кинби поднял сумку, в которую уложил, покидая свое жилище, костюм и оружие, и пересек улицу.
Предстояло пройти пару кварталов до дома, где он оборудовал одно из своих убежищ.
Еще до поступления на службу в полицию, он начал готовить такие вот «лёжки» – покупал по фальшивым документам квартиры, арендовал ячейки вещевых складов и неприметные гаражи в спальных районах.
Вместо этого он пошел к дому Марты.
Это было глупо, опасно, этого нельзя было делать ни при каких обстоятельствах.
Закинув сумку с вещами за плечи на манер рюкзака, Кинби подтянулся и оказался на крыше гаража, стоявшего в глубине двора. Отсюда хорошо просматривался нужный дом.
У подъезда все еще стояла, лениво мигая маячком, патрульная машина, но того оживленного движения, что должно сопровождать активную фазу осмотра места преступления, уже не наблюдалось.
Стремительно промчавшись по стене, сгусток теней исчез в окне второго этажа. Не заскрипела рама, не звякнуло стекло…
Кинби осторожно закрыл окно лестничной площадки и боком, ступая на самый край ступеней, зашагал по лестнице.
Невыносимо пахло кровью. Он узнал запах Марты и скрипнул зубами. Чем ближе к площадке, на которой она умерла, тем сильнее становился запах.
Закружилась голова, перед глазами поплыли желтые пятна.
Лестничная площадка между четвертым и пятым этажами.
Запах оглушал, звоном отдаваясь в ушах, заставляя стискивать зубы. Темное пятно на кафельных плитках.
Опустившись на одно колено, вампир прикоснулся кончиками пальцев до пятна. Резко отдернул руку, с силой потер лицо.
Прошептал:
– Хоть что-нибудь. Ну, хоть что-нибудь.
Внутри было пусто и холодно. Он рассуждал с холодной логикой автомата.
Марту нельзя было трогать. Ее убили. Значит, те, кто это сделал, должны прекратить свое существование.
Но этого было мало. Этого не хватало, чтобы сохранилась личность, старательно, по мельчайшим крупицам, собираемая им на протяжении столетий. Уже не скрываясь, чуя, что в квартире никого, взлетел, перескакивая несколько ступеней, на площадку пятого этажа.
Снова резкий запах крови, уже чужой. Просто жидкости, вытекшей вместе с жизнью из здоровых сильных тел. Холодный медицинский запах химических реактивов, которыми обрабатывали пятна эксперты.
Брызги крови на стенах. Всего несколько пятен. Кинби нагнулся, присмотрелся внимательнее. Провел пальцами по стене, обернулся. Постояв несколько секунд, переместился и встал так, как стоял, нанося удары, Тишиг.
Посмотрев налево и направо, чуть изменил позу, выбросил вперед руку, нанося удар невидимым клинком.
Если бы его видел южанин, то наверняка удивился точности, с которой детектив воспроизвел его действия.
Но Тишиг его не видел и потому никаких корректив в свои действия не внес.
Ключи от своей квартиры Марта дала два года назад. Со словами: – Держи, пока я не передумала, и не вздумай вваливаться без предупреждения. – Кинула через весь кабинет, не успев Кинби открыть дверь.
Кинби не заходил ни разу.
Считал, что ему не место в этой части жизни лейтенанта Марты Марино, смешной кареглазой Марты, засыпавшей, крепко обхватив его руку, прижавшись к нему всем телом, Марты, смешно хмурившейся, когда приходилось обдумывать сложную задачу, хитрой и бесстрашной, взбалмошной и доброй Марты.
Бесшумно открыв дверь, Кинби оказался в тесной прихожей.
Направо узенький коридор в кухню, прямо – дверь в единственную комнату.
Что он рассчитывал здесь найти?
Ничего.
Только сейчас он понял, что должен был побывать здесь, чтобы в последний раз почувствовать Марту. Понять, от какой части ее жизни отказался два года назад.
Кинби не зажигал свет, это ему было не нужно.
Осторожно шагнул в комнату.
Узкая кровать вдоль стены. В изголовье тумбочка. Будильник, стакан с водой.
И браслет.
Бессильно сев, почти упав, на кровать, Кинби взял браслет и прижал его ко лбу.
Это украшение он подарил Марте несколько лет назад. Вещь из его далекого прошлого – массивная золотая спираль, украшенная тончайшим цветочным орнаментом.
Марта фыркнула и сказала, что никогда не будет его носить. Она вообще не носила никаких украшений, считая, что они стесняют ее движения, ужасно мешают печатать и цепляются за карманы в самый неподходящий момент.
Даже часов у нее не было.
Кинби так и не решился спросить, что случилось с браслетом.
Теперь он сидел на кровати и машинально вертел золотую спираль в руке.
Он не смог защитить Марту, хотя знал, что после той ночи, когда она застрелила убийцу Шесински, ей будет грозить опасность.
Кодекс чести южных орденов-корпораций требовал восстановления репутации и устранения тех, кто послужил причиной смерти их «изделий», как они называли своих убийц.
Еще он вспоминал слова мистера Джонсона, сказанные им незадолго до смерти:
– Дому Тысячи Порогов не отказывают.
Туда вели все дороги. Что ж, он хотел сделать это иначе, но теперь разрабатывать сложные планы и беспокоиться о безопасности окружающих стало бессмысленно.
Кинби окинул комнату растерянным взглядом.
На мгновение его охватило чувство жуткой беспомощности.
Что, неужели Марта никогда не войдет сюда? Она обязательно, обязательно должна войти. Вот, прямо сейчас. И с порога сморщить нос:
– Я же просила не заваливаться без предупреждения.
А потом улыбнуться, подойти и крепко обнять. И он снова ощутит чудесное тепло живого человека, доверяющего ему, любящего его…
Кинби разжал руку.
Он и не заметил, что все это время судорожно сжимал кулак.
На потертый ковер упала исковерканная золотая спираль.
* * *Дэмьен шел по пустынным улицам спящего города, чувствуя, как постепенно пробуждаются те силы, что заставляли его кричать и безумно хохотать тогда, много лет назад.
Сопровождавший все эти годы шепот становился громче, из густых предрассветных теней, накопившихся за ночь в переулках, выступали смутные фигуры, провожали поворотами безглазых голов и отступали обратно в темноту.
