Владимир Коваленко - Камбрия - навсегда!
— Эй, погоди, я что-то слыхал про «хранительницу ног»… — встрял один из товарищей рассказчика.
— Так это у северян обычай такой, — пояснил тот, — брачный. Жених ноги на колени невесте водружает. И так сидит на пиру. Бочком. Кто пробовал — говорят, есть при этом неудобно до изумления. Ходят байки, что раньше невеста жениха разувала, но ноги у северян вонючие, и они решили поменять обычай, чтоб гости не разбегались.
— У них не только ноги вонючие, — уточнила девчонка из О'Десси. — Невесте могу только посочувствовать. И вполне понимаю, почему девки с берегов Клайда и Твида вешаются на шеи нашим парням. Наши чище.
— Вот жена Кунеды тоже так решила, — усмехнулся горец, — и все-то шло по ее… Дон согласилась на обмен! У нее войска не было, у Кунеды было, разговор шел пока добрый. «Ну, — говорит северянин, — зови свою старшую, Немайн!»
— А Немайн-то и нет!
— Вот именно, — рассказчик подмигнул подыгравшему ирландцу, — нет. Ушла и, видимо, не зря, что-то мне кажется, с Кунедой они б не спелись. Ну, Кунеда не уныл, велел позвать другую, Аранрод. Ан та прийти не может — от волнения схватки начались, рожает! Приуныл северянин. Спросите, говорит, от кого хоть детишки? Выяснилось: от брата, Гвидиона. Эту парочку, стало быть, тоже под арест. Под домашний, в той же комнате, в которой близнецы уродились.
А легат стал думу думать. И решил, что по-хорошему честь ему восстановить никак уж не удастся, придется по-плохому. Но убивать никого не захотел. Взвесил вину и сказал: «Ежели жить хотите, так опозорить себя вы должны сильнее, чем меня. А поскольку оскорбление вы мне нанесли через запретную страсть, так и наказание будет вам соответствующее…»
И велел тому брату, что жену чужую соблазнил, поступить с тем, что прижил детей от сестры, как с женщиной. Троекратно.
Дон как услышала приговор — стала просить. Без толку. Колдовать начала, но у Кунеды было с собой полторы когорты британских ветеранов Двадцатого легиона — а это лучший легион Империи! Таких не берет ни сон, ни чох, ни птички Рианнон, ни песни Неметоны… Скрутили ее и кляпом заткнули.
«Ты тут больше не королева, — заявил Кунеда, — раз до такой неправды допустила…» Тут сида снова взмолилась — чтоб ей хоть позора не видеть!
— Это с заткнутым-то ртом?
— Ну, мычала, наверное. А может, кляп выплюнуть ухитрилась, сида же. Неважно. Сыновей-то знала. И верно, умереть с честью не захотел ни один. Проделали, что велено, на виду у всего войска, и всех гвинедцев, кто желал смотреть. Три раза. После того никакой власти у них уже не было, так что оставили им по поместью на прожитие и по пять тысяч голов скота…
А мать отвезли к ближайшей границе, сунули котомку с краюхой хлеба, — и с тех пор о великой сиде Дон в Гвинеде не слыхивали.
Королем Гвинеда Кунеда заделался сам, нынешние короли, и настоящий, и лизоблюд нортумбрийский — оба от него происходят.
Гвидион и дальше жил с сестрой, как с женой. Как и поныне. Только позора не выдержал, ушел из Гвинеда. И вообще на бриттов зло затаил. Так что от великой ненависти и за ум взялся. Тут и саксы пожаловали. Стал он им помогать и много пролил нашей крови. Говорят, саксы потому и не двигались полсотни лет после горы Бадон, что в той сече Артур опозоренному сиду глаз стрелой выбил и стрела до мозга дошла. Ждали, пока оклемается. Они же без него никуда: жертвы приносят и богом называют.
Рассказчик умолк. Только ветви трещали в костре. Пока один из ирландцев не хлопнул рукой по колену и не подытожил:
— Понял.
— Чего ты понял? — спросили его.
— А отчего Господь наш отказался выходить с Одноглазым на поединок, хотя тот и вызывал. Зазорно!
Собравшееся у костра воинство грохнуло хохотом. И понемногу рождалось ощущение того, что им саксов не побить — тоже зазорно. Почти как цену Кунединой чести выплатить!
Хотя бы потому, что поутру, опровергая ворчание неверящих знатоков, на правом берегу показались значки гленской армии. Началась обычная встречная суета. Довольно хорошо организованная: сиду с ученицей встречали отец и сестра, а ее армию — заранее разбитый лагерь и магазин. Обычные хлопоты разом перелетели на широкие плечи Ивора, да на хрупкие — Нион Вахан. Пронзительный голос, которым Луковка принялась распоряжаться, был настолько похож на командные покрикивания Немайн, что постоянно приставляемая формулировка: «Голосом Неметоны!» стала пониматься буквально. Распоряжалась бы сама — наломала б дров, пусть и насмотрелась на то, как разбивает лагерь сида. Но рядом неизменно находился Ивор, который выручал в затруднительных ситуациях. «Девочке нужно учиться не разбивать лагерь и даже не командовать — слушать, — объяснила ему Хранительница. — И доверять. Хоть кому-то, кроме меня…»
Для начала вполне годился легат, человек, надежный по должности. Который находил, что его, по сути, команды, поданные рассекающим воздух звоном «голоса богини», что самой сиды, что ее странной подруги, приобретают дополнительный вес. Как и он сам. Многие заметили, что самые сложные вопросы обустройства временного походного быта и богиня-то решала с его слов.
Еще оказалось хорошо, что ирландцы теперь знали, о чем молчать — и когда почитающий старых богов Харальд проходил мимо — про непотребства всякие словечка не звучало. Пусть сейчас он служит Неметоне, но уважать Вотана это ему ничуть не мешает.
Анна сразу, как соскочила с колесницы — большой, шестиколесной, — отправилась в город. При наличии нормальных домов и хорошего укрепления располагать госпиталь под шатрами за жиденьким частоколом додумался бы разве жесточайший формалист, цепляющийся за каждую букву писаного наставления. Мэтр же Амвросий всегда предпочитал живой опыт. Не только свой, да и римские книги он полагал за основу лекарской мудрости — и все-таки школа у него была другая. А потому лучшей ведьме клана — все-таки ведьме! — следовало присмотреть за тем, что он успел натворить, и уговорить исправить немногие возможные упущения.
Здание он занял правильное — городские бани. Сооружение большое, снабженное запасом воды, легко и целиком протапливаемое. Чего искать лучше? Первым встреченным знакомым оказался сын мэтра, Тристан. Разумеется, при отце — братья с собой не взяли. Мальчишка выстругивал дощечки для шин. Перелом — не самый редкий вид боевого увечья.
— Пришла смотреть? Ну-ну. У нас и свои ведьмы есть, — сказал через губу. — Аж три.
— Аннонские язычницы? А Бриана где?
— Уже не язычницы, — сообщил мальчишка. — Все три крестились. Сестра осталась дома. Нельзя город бросать без медика. А если ты аннонок изводить начнешь, так знай — они под защитой Майни!
— Ясно…
Тристан настроен ершисто, так и не все ли равно? Анна огляделась. Отметила — стеклянные окна укреплены деревянными ставнями, некоторые стекла вынуты и заменены деревянными форточками, чтобы удобней было проветривать дом. Из-за перегородки доносятся знакомые запахи травяных сборов, щебет на смеси местного и ирландского. И ни единого латинского словечка, которых она нахваталась у мэтра за годы дружественной конкуренции. Сердце уколола ревность. Уколола и отошла. Лечить людей — и не только людей — славное ремесло, оно всегда ей нравилось. Но впереди ждало новое и интересное, захватывающее и величественное. А знакомое да домашнее — не для нее! Уж не оттого ли, что стала первой, что учиться не у кого было, так набросилась она некогда на заглянувшую сиду? Не из-за прокормления же дочерей, в самом деле! Первая ли, вторая ли, ведьма всегда заработает и на мясо, и на масло, и на хлеб! Настроение стало солнечным.
— Пойду, познакомлюсь с коллегами, — блеснула латинским словечком, как самоцветом в колечке, — с младшими. С чего мне их изводить?
Младшие, судя по запаху, начали перегонку кернода — сложной смеси экстрактов для обезболивания. Отличный состав — вот только длительного хранения не переносит. Масла — которые и отделяются перегонкой — легко испаряются. Но и у нее есть небольшой подарок. Который местные ведьмы не воспроизведут. Да и ей самой придется ждать весны и франкских кораблей, которые привезут молочко альпийских маков. Сида решила пожертвовать частью запасов опиума ради раненых.
Только не забыть предупредить мэтра и его помощниц об опасности средства! Чтоб несколько раз подряд не давали из жалости…
Тристан проводил ведьму завистливым взглядом. Вот ведь повезло — в броне и с копьем будет совершать подвиги и стоять по правую руку Учителя и разговаривать с ней каждый день и каждый час, наверняка про важное и интересное. А ему — деревяшки строгать, да льняное полотно варить, да железный ящик с отцовскими инструментами жарить. И даже поговорить не с кем!
Отец занят. Занят всегда, только иногда говорит, что сделать. Коротко отругает, если сделал что не так. Все. Тристан пытался обратить на себя внимание хотя бы отказом от работы и шалостями, но отец просто поручал его работу другому. Но очень быстро выяснилось, что Тристану не с кем поговорить во всей армии, и даже охочие до историй о «верхней» жизни аннонки слушать его не хотят. Которая помладше, так даже «пустым местом» назвала.
