Александр Зорич - Группа эскорта
— Это мой друг, Шпиндель.
И ствол его «калаша» рисует неприятную траекторию. Теперь вольный торговец держит на прицеле уже не Клеща, а меня.
— Вконец обуел? — вежливо осведомляюсь я.
— Ты просто не врубаешься. Двести ты…
Клацающий звук раздается еще раз. За спиной Шпинделя.
— Я бы на твоем месте не торопясь поразмыслил, брат. Добивать раненых — нехорошо.
О! Хромой Пророк доковылял до нас. Молодец, мужик. Так держать.
Вольный торговец от злости аж лицом чернеет.
— Гребаные совки! Он-то — старое дерьмо, еще при Брежневе родился. Но ты, Тим, ты же молодой! Ты же нормальный должен быть, вменяемый?!
Что ему, дураку, сказать? Что он сам невменяемый? Так не поверит.
— Пожалуйста, брат сталкер, опусти автомат. Очень тебя прошу.
Шпиндель нехотя подчиняется.
— Если тебе человеческих объяснений мало, то я по-твоему объясню, по-деловому, — втолковывает Пророк вольному торговцу. — Кому-то Клещ делал зло, а кому-то — добро. И если ты его на «Скадовске» прикончишь, ты даже представить себе не можешь, сколько народу явится мстить, — продолжает втолковывать Пророк. — Допустим, тебе повезет, и ты останешься жив. Но дело тебе тут точно не оставят!
Вот теперь на узком лице у Шпинделя написано понимание. Вот теперь у него всё в голове выстроилось, и циферки сошлись. «Калаш» отправляется обратно на плечо.
— Понятненько. Мог бы с самого начала по-человечески объяснить.
Словами не передать, какое сочувствие стоит в глазах Пророка.
— Теперь, когда инцидент исчерпан, пустите-ка меня к пациенту.
Пророк возится с Клещом долго. Стаскивает с него «экзу», выслушивает легкие, считает пульс, ворочает его израненную тушу.
Смотреть на это совсем не хочется — брезгливый я. Отворачиваюсь.
А где, кстати, Арабелла?
Ее и след простыл.
— Здорово же ему досталось, — бормочет доктор. — Не могу понять, чем грудь ему так раскурочили… Картечь?
Шпиндель суется поближе к нему:
— Братья сталкеры! Есть деловое предложение. У Тима имеется «медуза»… ведь имеется, не так ли?
— Ты дело говори, — ворчит Пророк.
— А вот и дело: он мне отдаст свою «медузу» и остатки денег. А я ему — «кровь камня». Есть у меня «кровь камня» кое-где. Она ведь тоже заживляющая вещичка, хоть и не столь эффективная, как «ломоть мяса». Реальненько.
Пророк хитро улыбается:
— Что, брат сталкер, отдашь за друга последний хабар?
— А варианты? — вздохнул я.
Тогда доктор поворачивается к Шпинделю и говорит ему с довольной сытостью в голосе:
— Стыдно тебе, Шпиндель, должно быть — такую обдираловку устроил.
— Почему сразу «обираловку»?..
— Потому что. Я этим вещам цену знаю. Тим, тебе пол-бутылки не жалко?
— Фигня.
— Тогда вот что, Шпиндель. Отдаем тебе остатки водки. Дай нам сахарку, сколько выйдет, за эту водку, — мы будем дежурить при теле, чаи гонять.
Шпиндель принимает бутыль, придирчиво оглядывает и выдает свой вердикт:
— Треть бутылки.
Под нашими очень добрыми взглядами он отправляется за сахаром.
Пророк устало потирает лоб.
— Никто за Клеща мстить не придет. Он пережил свое время. Сложный был человек. А что опасный, так это правда на все сто. Но крови зря он никогда не лил… Сахарный сироп ему нужен. Я с ним лекарство свое смешаю, и как только он очнется хоть на секунду, сразу эликсир этот сахарный — р-раз! Тогда все быстро-быстро заживет. Уж я-то знаю! Видел таких — сотни! Но если бы я Шпинделю сказал, что сироп для спасения Клеща нужен, он бы…
— Да ясно мне, не маленький.
Пока мы транспортировали жалобно стонущего Клеща, Пророк объяснял мне, какое это чудо Зоны — старый его знакомый из клана темных сталкеров.
Темные сталкеры — особая порода. Люди и в то же время не совсем люди. Темные сталкеры проходят довольно болезненную процедуру «отчуждения».
Из каждых десяти «отчуждаемых» один-два не выдерживают и умирают. Потом они живут в Зоне постоянно. Для них выход из Зоны — почти верная смерть. Зато Зона их подпитывает своей энергетикой. Здесь они сильнее и быстрее обычного человека.
Только сталкерская элита, высший разряд, ценится в Зоне вровень с темными. Они загодя узнают о приближении Выброса. Они чувствуют на расстоянии любое порождение Зоны и… таких же, как они сами, темных. Ко всему прочему, у них фантастически быстро заживают раны, регенерируют поврежденные мышцы, кости…
А Клещ был не только темным, он был еще одним из самых опытных темных. Мало того, у него имелся особый секрет. Он родился здесь, в Зоне. Фактически вместе с Зоной. Мать, жившая на хуторе к западу от Припяти, носила его во чреве, когда на Четвертом энергоблоке случился взрыв 1986 года — тот самый, с которого началась сама Зона.
Через неделю Клещ появился на свет и почти всю жизнь провел в Зоне. Так вот, пережив аварию на ЧАЭС, внутри мамы, он приобрел необычное свойство: когда Зона отпускала его за Периметр, обычная земля не убивала его тело. Он мог свободно жить и там, и там. Сколько угодно. Без ограничений. Вот такой уникум.
— Ты-то откуда знаешь его секрет?
Пророка неожиданно сильно смутил мой вопрос. Не отвечал он долго. Но потом все-таки сказал:
— Мы соперничали с ним из-за женщины. Это была единственная женщина моей жизни… она-то мне и рассказала…
— А потом?
— Потом меня убили из-за артефакта «компас»… ну, почти убили. А пока я выздоравливал, Марина стала женщиной Клеща.
Мы как раз дотащили темного сталкера до моей каюты. Уложили на второй матрас, рядом с Малышевым, устроили там же «Кабана» и снарягу. Сели отдышаться.
— Лазарет, итить его двести, — с иронией промолвил я.
— Вот сейчас бы водки, — печально сказал Пророк.
Молчу. Второй раз я столько за один штык беленькой не отдам.
— У меня потом была семья. У меня… была еще семья… потом. У меня… тут, в Зоне… завелась собака. Хорошая собака… растила щенят…
Пророк заплакал.
Отвернулся от меня, но уходить не стал. Посидел молча, дождался, пока слезы перестанут литься. Почти успокоился. Затем вынул нож и начертил на ржавой стене силуэт сидящей собаки. Ловко у него вышло, ребята: вот хвост, вот стоящие торчком уши, вот лапы… Потом он принялся вычерчивать кутят.
Но тут пришел Шпиндель и принес нам шесть кубиков рафинада.
— Больше нет, извините.
Пророк мрачно посмотрел на него.
— Разве что вот еще парочка, — вольный торговец вынул из кармана добавку и торопливо смылся.
Пророк попросил у меня воды, налил в кружку воды и развел в жидкости сахар, всыпал в сироп свое лекарство из пластикового пакетика, что хранился в его нагрудном кармане.
Клещ лежал тихо, не подавал признаков жизни. А в остальном он выглядел как труп, вполне согласный со своей участью. Доктор постоял-постоял над ним с кружкой и принялся чесать в затылке.
— Что-то я не пойму, как в него всё это влить…
— Может, я запрокину ему?..
Пророк досадливо отмахнулся:
— Боюсь, захлебнется он тогда.
Проповедник любви опять почесал в затылке. Потом переносицу. Потом подбородок. Потом за ухом. Потом правое колено.
— Слушай-ка, у тебя ведь была «зуда». Ну, точно. С ней, может быть, получится.
— «Зуда»? У меня? У меня — «медуза», а не «зуда».
— Да не жалей ты ее. Она годами работает, притом частота использования не имеет значения. Не знаю, зачем тебе эта дрянь, но я же ее всего-то на пару минут прошу.
— Да какая «зуда», Пророк? Я не въезжаю!
Смотрит на меня, как баран на новые ворота.
— Да ты, надо полагать, совсем новичок в Зоне…
Чему-то, надо полагать, меня опять недоучили проклятые орденские инструктора.
— А что, сразу не видно было?
— Не знаю… Для меня все сталкеры равны. Если ты не понимаешь, объясню попросту: дай мне на пару минут ту медальку… у тебя завалялась такая маленькая медалька…
Медаль Михайлова — «зуда»? В упор не понимаю, ребята. Хоть об стенку башкой бейте.
Я вынимаю медальку и даю Пророку.
— Только… Пророк… хе-хе… ты про нее никому… это… хе-хе… такая штука… хе-хе…
— Полмиллиона, Тим, хо-хо, я всё знаю… хо-хо-хо… мне чужих бабок не надо… ахха-ха-ха-хо-хо… буду молчать…
Он сжимает металлический овал в кулаке и делает пальцами странные движения — будто разминает что-то. И чем дальше он это что-то разминает, тем больше мне хочется смеяться. Да не просто хочется, я то и дело нервно похохатываю.
— Кру-хахх-ха-хха-кху-и-и-и! — всхлипывает Пророк.
И тут нас обоих накрывает ураганным приступом хохота.
Пророк падает на пол, из носа и ушей у него идет кровь. У меня красные круги плывут перед глазами. Ржет до икоты сержант — не приходя в сознание…
— Сейчас… хахха-ха-ха-ха-ахха-ахха-хха… разолью… ху-хху-ху-ху!
Вдруг и у Клеща на месте плотно сжатых губ образуется щель. Смеется. Смеется!
