Маджуро - Данияр Саматович Сугралинов
На вопрос, что будет, когда война закончится и с армией придется что-то делать, Хастиг ответа не нашел. Пробубнил только, что, может, после войны и распускать никого не понадобится, если большинство на поле боя поляжет, на что получил резонный вопрос императора: что же он за полководец такой, коли армию беречь не собирается? После чего стушевался и стал слушать больше, чем говорить.
Его, кстати, долго переубеждать в том, что император более не тот заплывший жиром сладострастный бездельник, не пришлось — хватило сообщения, что все фаворитки императора более не фаворитки, а три свежих юных «цветка с Юга», подаренных рейком Ли Венсиро, отправлены восвояси. Без еще одной демонстрации можно было обойтись, но Луке труда не стоило: он одним касанием починил беспокоившую Хастига поясницу, из-за которой ему порой и разогнуться было проблемой.
Для Гектора важнейшим вопросом, требующим немедленного решения, был вопрос нарастающего голода в столице и ее окрестностях. Стоимость продуктов взлетела до небес, мастеровые распускали работников, из-за чего росла безработица, что в свою очередь вело к увеличению преступности. Все больше честных ремесленников попадало под опеку бандитских группировок, и их власть принималась горожанами намного охотнее, нежели правительственная.
Городскую стражу не интересовало ничего, кроме набивания собственных карманов, и в этом отношении бандиты были хотя бы честнее, никогда не отбирая последнее. Впрочем, горько заметил Гектор, можно с уверенностью сказать, что стражники давно и с потрохами куплены криминальными боссами.
— Так голод или преступность тебя беспокоят больше, Колот? — поинтересовался у него Маджуро.
— Голод, ваше величество, первопричина. Даже если в одночасье ликвидировать всю преступность, это ничего не изменит. На месте одних появится другие, и насилие, грабежи и воровство продолжатся. Банды пока хотя бы блюдут видимость порядка, давая защиту тем торговцам и ремесленникам, которые им платит.
— Цены, глядишь, были бы и ниже, не обложи ты данью столичный рынок, — хмыкнул Хастиг. — А что до бесчинствующих городских стражников, то это вотчина Соммерса, а тот подчиняется только Науту…
Ленца беспокоила развивающаяся нищета — она вынуждала горожан питаться чем придется, вплоть до отбросов, из-за чего буйно расцвели инфекционные болезни.
— Так и до эпидемии недалеко, повелитель, — резюмировал он. — В короткое время мы можем потерять большую часть населения, и тогда Рецинию не понадобится даже армия, чтобы захватить трон.
Конечно, было много и других проблем. Набеги мутантов на северные земли, брожения среди семей рейков и аристократов, разграбленные и заброшенные императорские рудники, втихаря разрабатываемые кем попало, обнищание интеллектуальной элиты Империи из-за утери интереса правительства к науке и, как следствие, сокращения финансирования.
Ужасный шторм разбил вдребезги все рыбацкие лодки по всему побережью с севера до юга Империи, и это стало еще одной проблемой, внесшей свою лепту в дефицит продуктов. Ближайшие леса, откуда с незапамятных времен добывалась древесина, находились в более чем двух тысячах километров к западу, и поставки были невозможны — река, по которой сплавлялись леса, внезапно обмелела. Причиной тому стали самовольно вырытые каналы для орошения сельскохозяйственных угодий южных баронов…
Но эти проблемы отступали на второй план. Пока не наладится жизнь в Столице, глупо думать о решении других вопросов. Как сочно выразился Гектор, это все равно что отделывать мрамором выгребную яму на дальнем конце земельного участка, в то время когда в собственном доме провалились пол и крыша.
— Что с твоими запасами продовольствия, Хастиг? — поинтересовался Маджуро у бывшего заговорщика-генерала, думая, что все присутствующие, по сути, заговорщики, но ни один не преследовал корыстных целей, стараясь его убить.
— Армии на пару лет хватит, — проворчал генерал. — Не отдам.
— Придется, — покачал головой император. — Не все, но чтобы снять напряжение, пока не решим вопросы с голодом иначе. Я все же не пойму, как можно голодать, живя у моря? Туда руку засунь, обязательно вытащишь что-нибудь съедобное — рыба, крабы, креветки, моллюски, водоросли…
— Без лодок? — скептически ухмыльнулся Гектор. — Повелитель, в юности я пытался прокормиться в море, это не так просто. А главное, там край мира…
— Край мира? — заинтересовался Лука.
В детстве он слышал рассказы матери о том, что Империя находится на острове, окруженном водой. Вода — это слезы, пролитые Пресвятой матерью, а сам остров не что иное, как панцирь Черепахи-Защитницы, не давшей Двурогому уволочь людей и животных в бездну. Вода не проливается в пустоту, так как находится внутри колоссальной невидимой чаши, созданной Творцом, но давно забросившим свое творение. И все же теперь он подумал, что это сказки. Ведь Терант говорил, что где-то там есть Большая земля.
— Думаю, не мне вам объяснять, что далеко от берега не отплыть — мир заканчивается в нескольких милях от берега, и воды океана не низвергаются в бездну лишь только благодаря невидимым стенкам чаши.
— Если они невидимы, как вы определили, что это именно чаша? — спросил Лука.
— Я там был, — подтвердил Хастиг. — Там невидимая и непроницаемая пелена. Она тверда и неразрушима. Корабли разбиваются о нее, птицы, врезаясь, замертво падают в воду, и даже рыбам доступа за пределы нет. Мои люди ныряли, но пелена опускается намного глубже, чем человек способен нырнуть. Чаша это или что-то другое, мне моим умом не понять, это пусть университетские дармоеды разбираются, но то, что по всей окружности вокруг Империи край мира — это несомненно и доказано.
О том, что ему известно о существующем большом мире, Лука говорить не стал. Как сюда попадают такие, как кхар Терант, предстоит разобраться.
Они засиделись до рассвета, но с первыми лучами солнца, горящие энтузиазмом, рванули исполнять каждый свою часть разработанного плана.
Сам же Лука остался на террасе, чтобы, используя наследие странника, придумать что-то еще, и придумал, как справиться с инфекционными заболеваниями (решив незамедлительно сообщить Ленцу все, что удалось выкопать из наследия о грибах-пенициллах и их воздействии на инфекции).
А потом проснулась Кейриния.
К этому моменту энергии Колеса скопилось достаточно, чтобы блокировать выработку феромонов, но она все равно затащила императора в постель. Его мужское естество отреагировало на манящие изгибы и выпуклости, как нужно.
Из многих десятков жизней Эска’Онегута в сознании намертво отпечаталась аксиома о том, что отказывать женщине в сексе все равно, что смертельно ее обидеть. Поэтому пришлось, не обижая отказом, возлечь с ней рядом и впервые в жизни Луки отдаться упоительной стихии, которую кто-то называет занятием любовью. Любви к Кейринии он не чувствовал, но искусные губы заставили его в это поверить. Тем обиднее было
