Душекрад - Александр Зимовец
Несколько чародейных стрел ударило в черный панцирь, кажется, не причинив существу ни малейшего вреда. А оно, тем временем, разинуло пасть, внутри которой можно было разглядеть клубящееся пламя.
— Все врассыпную! К стенам! — заорал Герман, и едва успел отпрыгнуть сам, как в то место, где он только что стоял, ударила струю жидкого пламени. Его окатила волна жара, словно из паровозной топки. В нос ударил отвратительный химический запах.
Рядом с Германом прижалось к стене хрупкое тело баронессы. Она с отвращением вытерла с лица выступивший пот.
— Так, сейчас, кажется, придется испачкать прогулочный костюм, — проговорила она, поджав губы. — Вы не представляете, сколько денег я на него потратила…
После этого она махнула рукой и исчезла, а секунду спустя щитомордень издал утробный вой, от которого едва не лопались барабанные перепонки, засучил суставчатыми ногами, поднял голову вверх, выбросив струю пламени. Еще мгновение, и баронесса вновь появилась рядом с Германом, но теперь вся она, с головы до ног была покрыта черной липкой кровью, отчего он едва не принял ее за демона и не ударил шпагой.
— Мерзость… — процедила она. — Тьфу… тьфу… худшее место, где я была в своей жизни.
Щитомордень, между тем, повалился на землю, а ноги его лишь слегка подергивались в последних конвульсиях. Кончики его жвал были теперь всего в паре шагов от Германа, а туша протянулась почти до самого портала.
Герман не стал медлить. Между ним и порталом была теперь только чернеющая туша мертвого щитомордня, и этим нужно было воспользоваться. Он бросился вперед и стал карабкаться по огромной, все еще обжигающе горячей морде вверх, опираясь на выросты в жвалах.
Пробежав по черной шершавой спине, Герман съехал вниз, в самую гущу тварей, кишевшей у самой стойки из черного стекла, и здесь уже оставалось только вытянуть руку вперед и… нет, только не это!
Дворянская шпага ни за что не желала снова появляться, повинуясь движению пальцев. Твари, сперва опешившие при его появлении и бросившиеся в рассыпную, собрались и атаковали, отбиваться же от них он мог только ногами. Клацанье зубов, торжествующий вой нечисти, Герман был уверен, что это последнее, что он услышит в своей жизни, как вдруг одну тварь отбросил назад удар голубой молнии. Таня, вся перепачканная черной кровью, со слипшимися от нее волосами, бежала следом за ним по спине демона.
Еще один удар молнии. Стеклянная колонна слегка оплавилась, но выдержала. Еще один удар, и снова ничего, только дымящийся след на черном стекле. Герман сделал глубокий вдох, закрыл глаза, выкрикнул что-то невнятное, пытаясь собрать внутри себя последние силы. Что заставляет его бороться? Может быть, лучше сдаться и дать Пудовскому построить тот новый мир, которого он жаждет? У Пудовского есть цель, а есть ли она у Германа? Он ведь так и не решил еще. Или решил?
И как только Герман сам ответил себе на этот вопрос, его пальцы со свистом исторгли из себя луч дворянской шпаги, вдвойне яркий в окутавшей все вокруг тьме.
Герман снова вскрикнул. Это было чудовищно больно. Непривычное к магии тело буквально вопило о том, что долго уже не выдержит, а с руки словно сдирали кожу. Но шпага появилась, и Герман взмахнул ею, врубаясь в черную оплавленную колонну.
Секунду ничего не происходило, а затем по колонне с резким противным звуком побежала змеящаяся трещина все выше, выше. Затем черное стекло лопнуло, брызнуло вокруг осколками, вся конструкция накренилась, а пурпурный свет внутри нее замерцал и побледнел.
В тот же миг откуда-то справа, со стороны управления, послышался низкий протяжный вой, в котором слились воедино ярость и отчаяние.
Глаза Германа заливал пот. С трудом разлепив их, он увидел сквозь кровавую пелену, как черный покров над головой источается, и как с неба внутрь него падают сразу три самолетных экипажа. Со стороны улицы послышалось многоголосое «ура!», загремели пушечные выстрелы, а еще мгновение спустя бывшее управление завода превратилось в огненный вихрь. В дело вступила высшая магия, и вскоре все было кончено.
Эпилог, в котором делается предложение, от которого нельзя отказаться
Утро выдалось ясным, и яркие солнечные зайчики заполнили собой богато отделанную приемную с мягкими диванами и хрустальными бокалами на ореховом столике. Герман, очень любивший и солнце, и богатые интерьеры, при других обстоятельствах чувствовал бы здесь себя восхитительно, но сейчас ему не давала покоя мысль о том, что будет дальше.
Целый день он провел под домашним арестом, охраняемый двумя жандармскими офицерами из тех, что штурмовали завод Пудовского. Затем, получив команду, они посадили его в пролетку, отконвоировали на вокзал и повезли в Петербург в отдельном вагоне. Все это ужасно напомнило ему недавний арест, хотя на сей раз обращались с ним куда лучше: не только наручники не надели, но даже и Узорешитель не отобрали. Однако чувствовалось: эти ребята в любой момент могут надеть на него не только наручники, но и петлю. Только прикажи.
На Николаевском вокзале в Петербурге его встретила Таня, а с ней — Рождествин со своим обычным безразличным ко всему видом, и вместе они направились прямиком в здание штаб-квартиры Корпуса на Невском, поднялись на верхний этаж, подождали минут двадцать в роскошной приемной, а теперь зашли внутрь. Герман знал, что сейчас будет решаться его судьба. Собственно, она, вероятно, уже решена.
В кабинете их встретили два человека, и обоих Герман сразу узнал по многочисленным портретам. За массивным столом дорогого иномирового белого дерева сидел мужчина лет пятидесяти с окладистой клиновидной бородкой в лазоревом жандармском мундире с золотыми эполетами и рубиновой звездой святого Андрея. Это был шеф Корпуса жандармов князь Оболенский.
Чуть поодаль, возле окна, прислонившись к подоконнику, стоял еще один генерал, но черно-зеленом артиллерийском мундире. Был он примерно ровесником Оболенского, но гладко выбритое лицо и поэтично вьющиеся волосы заставляли его казаться моложе. При виде вошедшей Тани он тепло ей улыбнулся и кивнул. Герман понял, что перед ним его светлость, генерал от артиллерии Ермолов.
— Приветствую вас, — произнес сухо Оболенский. — И вас, Татьяна Владимировна, и вас, Герман Сергеевич, и вас, Кирилл Эдуардович. Полагаю, вы вполне осознаете, что разговор нам с вами предстоит очень непростой.
Герман на это ничего не ответил, только кивнул. Что уж тут отвечать? То, что всесильный шеф Корпуса жандармов вообще решил побеседовать с ним лично, стало для Германа огромной неожиданностью. Он-то полагал, что из Залесского отправится прямиком в тюрьму, если не куда-нибудь похуже. Он ничего не знал о судьбе выживших рабочих завода. Не ликвидировали ли их всех?
— Произошли события, которые вызвали большой резонанс, — проговорил Оболенский. — Точнее сказать, вызвали бы, если бы мы не приняли определенные меры. Теперь я хотел бы, чтобы вы все трое понимали: этих событий никогда не было.
— В таком случае, ваше высокопревосходительство, позвольте узнать, что же именно было, — произнес Рождествин, кашлянув.
— Извольте, было вот что. Вы раскрыли убийство Вяземского. Его убил купец Пудовский из-за конфликта по поводу аренды земельного участка. Исполнителем выступил Фридрих Альтбаум, вампир и нигилист. При задержании заказчик и исполнитель оказали сопротивление и были убиты. Всё.
— Но довольно много свидетелей…
— Насчет свидетелей я прошу вас не беспокоиться. К операции были привлечены только крайне надежные люди. Собственно, только поэтому мы и не смогли сразу пробить защиту портала. Наши силы были очень ограничены.
— Но почему вы… — начал Герман. Он хотел сказать, «Почему вы меня покрываете?», но не смог выговорить, а подходящего эвфемизма тоже сходу не подобрал.
— Появление Узорешителя — это был эксперимент, — проговорил вдруг молчавший до этого Ермолов. — Эксперимент, который долго готовился, но по ряду причин пошел очень сильно не по плану.
— Готовился кем? — спросил негромко Герман.
— Готовился… должностными лицами, — чувствовалось, что Ермолову тяжело о таком говорить вслух. — Должностными лицами Корпуса жандармов и… некоторых других государственных ведомств.
— Готовился с санкции Его Величества? — спросил
