Оборона дурацкого замка. Том 3 - Макар Ютин
Окружающие уже давно заметили странное поведение своего соратника, однако тактично молчали. Сам же попаданец то начинал бормотать себе под нос, то горько хмыкал, то сжимал кулаки и скрипел зубами так, что треск стоял на всю округу. При этом исправно обходил ловушки, которые потихоньку начал чуять. Точнее, исходящий из них пряный запах огня, гари и связанной с этим Ци. Впрочем, он не обратил никакого внимания на свою новую особенность.
Стас был занят борьбой со своими страстями. Первый раз за все время пребывания в Форте невозможность делать то, что хочется именно сейчас, по-настоящему его угнетала. Необходимость сдерживаться перед Ксином и сокомандниками, скрывать только что пережитые эмоции, запихивать их поглубже отрицательно сказалась на его здоровье и адекватности.
Благо, все странности мальчишки списали на влияние ауры Придворного и подавленность от комы его друга — Юншэна. Тем более, что и до этого денек выходил довольно напряженным. В общем, прикрытия хватало. Стас не подтверждал и не опровергал выводы сокомандников. Он просто слишком устал бороться со своими внутренними демонами и больше всего сейчас хотел, чтобы ненавидимый им куратор побыстрее ушел. Хоть с Акургалем, хоть без.
Попаданец никак не отреагировал на прощальные слова куратора (больше похожие на угрозу), не сказал Ту Самую Фразу, после которой Ксин подогнал ему компонент чудо-оружия в позапрошлой временной линии, не присоединился к радостному обсуждению победы. Лишь выдавил из себя короткий поклон "Чжэню лао сянь-шену", когда тот покинул их, вместе с тушей демона и Акургалем. А затем, вплоть до самой казармы упорно молчал, несмотря на все осторожные (Вань) или назойливые (Камей и Кань) попытки разговорить его. Благо, парня быстро оставили в покое, так как взрослые и сами были не прочь отдохнуть.
Стас же небрежно опустил тело фармацевта на его кушетку, поправил его парой тычков, перевернул на спину, после чего со злостью прыгнул на свою собственную шконку. Словно обиженный ребенок, который слишком сильно хлопает дверью или громко топает по половицам в попытках хоть как-то донести до родителей собственное неудовольствие.
Вот только сам попаданец, несмотря на молодое тело, ребенком не являлся ни в каком виде, кроме чисто внешнего. Поэтому кровать под напором его дурной силы попросту переломилась, после чего с грохотом рухнула на пол веером обломков вместе с самим виновником происшествия.
— Да что с тобой происходит, парень? — Недоуменно спросил его Камей, — Что, так припекла атака того упыря? Ха! Все же пацан есть пацан…
— Отвали, — Грубо прервал его Стас, мазнул по напряженному бандиту равнодушным, отчаянно неприятным для остальных взглядом и принялся рыться в трухлявых обломках. Он хотел вытащить оттуда хотя бы подушку и драное одеяло, раз уж все равно менять место дислокации.
— Слушай, я все понимаю. Этот сраный дух в куче тряпок показывал полную хрень. А у тебя жизнь могла быть и подерьмовей моей. Но наш куратор оказался еще более пугающим сукиным сыном и прогнал эту угребище! Так что смотри на жизнь веселей и прекрати это ребячество, Саргон. Ты прекрасно справился с ним. И не виноват ни в чем, что ты там себе мог выдумать.
А еще ты нужен нам этой волной. Давай лучше вместе подумаем, как достать тебе оружие. Дело в этом, верно? Думаешь, они пошлют тебя туда без нормальной замены? Не боись, если что — мы прикроем. А то и подберем тебе пару вещиц. У меня как раз есть на примете… — Он положил руку ему на плечо и это стало последней каплей.
Стас еще кое-как смог сдержаться, чтобы не сломать ему ничего и даже не ударить. Однако он отбил в сторону ладонь товарища, оскалился и прокричал прямо в лицо бывшему бандиту:
— Я сказал тебе отвалить. И мне не нужна ваша жалость, и помощь ваша тоже не нужна, арбай-ву (придурок, тупица, недоделок)! Я могу справиться и один! — После чего развернулся и пошел искать себе новую койку. Камей не ответил ему ничего. Лишь проводил парня долгим взглядом неодобрительно покачал головой, однако не стал раскачивать лодку и пытаться наказать его или призвать к ответу. Наверняка уже сталкивался с такими" юношескими истериками". Поэтому он молча отошел в сторону, а остальные снова принялись за свои дела, которые забросили, привлеченные криком.
Стас раздраженно ударил ногой по деревянному обломку и лег на первую же попавшуюся койку спиной к остальным товарищам. Он не хотел признаваться в этом самому себе, однако ему все же было стыдно за этот срыв перед Камеем. Впрочем, звенящая в теле обида быстро свела остальные эмоции на нет, поэтому Стас снова погрузился в пучину мстительности, язвительности и жалости к самому себе.
"Кому вообще нужны эти нищеброды с криминальными наклонностями? Я смогу пройти волну в одиночку, если не буду каждый раз подтирать им задницы", — Думал он, — "Особенно, если сегодня сосредоточиться на медитации и все же отделить лунную Ци от отраженной солнечной. Тогда мне вообще не будут нужны никакие ртутные металлы, ленты и прочие подачки местных бонз. Пусть подавятся!"
— Но сначала проверю свою систему, — Вслух подумал он, — Панель Игрока.
По крайней мере, Стас не стал тратить время на лицемерное просматривание сообщений. Вместо этого он сразу проскроллил до интересующей его части — способности: "Time is Alter".
"В прошлый раз мне оставалось около тысячи до нового уровня, а доступных возвращений оставалось ровно два. Окей, значит…"
Система мигнула и… Стас похолодел а затрясся, как от озноба. Цифра перед его глазами отличалась от той, которую он предполагал изначально. Новая реальность продолжала ломать его через колено. Но если предательство оставило его задыхаться от злости, обиды, шока и прочего, то теперь горящая мерным диодным светом цифра "1" заставляла его внутренности покрываться льдом от страха скорой смерти.
Несмотря на все свои перерождения, а, может, благодаря им, он меньше боялся смерти в опасных для человека ситуациях. Не перестал бояться вовсе нет, как, впрочем, и боли, и одиночества, и многих других вещей. Но осознание того, что до растворения в вечности у него осталась всего одна жалкая попытка, заставила Саргона почувствовать хтонический ужас. Самый древний страх, которое когда-либо испытывало человечество, сидя в безмолвной пещере и вглядываясь в окружающую их
