Александр Маркьянов - Адепты стужи
С Легендой все намного проще, появилась возможность сократить одного члена экипажа. Терминал Легенды сам примет доклад от спутников, распределит между носителями цели и выдаст данные для стрельбы. Вычислительная система самолета, взятая от Лебедя, сама рассчитает задачу поражения целей, распределит имеющиеся боеприпасы и введет данные в управляющие системы бомб и ракет. Это раньше на бумаге да на интуиции рассчитывали точку сброса, теперь те же бетонные болванки, имитирующие свободнопадающие бомбы, бросают больше для привычки, чтобы напомнить себе — в самолете главный все-таки пилот, а не бортовой компьютер…
Самолеты плывут в ночном небе, мерно гудят моторы, матово светят приборные доски с дисплеями. Матово поблескивает в лунном свете завеса облаков под ними, иногда сквозь облака рвутся к Луне островерхие горные хребты. Полет на стратегическом бомбардировщике сложно с чем-то сравнить, разве что с поездкой на паровозе… Тупая, тяжелая, готовая смести все что под ней сила, богатырская мощь чувствуется в самом самолете.
Дисплей перед командиром корабля за микронную долю секунды меняется — теперь перед ним объемная карта с зеленой точкой — самим самолетом и пульсирующими красными точками целей.
— Есть расчет, правак принимай управление. Штурман — контроль!
— Управление принял!
— К стрельбе готовы, отказов техники нет. Мы на огневом рубеже!
— Принял, открываю люки!
С отчетливым металлическим стуком открываются крышки бомболюков…
— Огонь!
Одна за другой планирующие авиабомбы и крылатые ракеты срываются с держателей в темную бездну, раскрываются управляющими плоскостями. До цели им лететь чуть больше минуты…
Сто двадцать тонн бомб и ракет обрушились на Афганистан той ночью. Тридцать тонн — на разгромленный объект Зеро, откуда только успели взлететь североамериканцы. Тридцать тонн — на уже обстрелянный утром аэродром Баграм. Оставшиеся шестьдесят тонн нагрузки долетели до еще одной британской базы в окрестностях Кабула. Не стало и ее…
Ночь на 11 августа 1996 года
Туркестан, пограничная зона…
— Господин майор, они идут за нами.
Багаутдинов, только что снявший жгуты и нормально себя перевязавший, выругался. Вот так всегда бывает — людям делаешь добро, а в итоге получается…
Дерьмо в итоге получается…
— Почему не стреляют?
— Мы идем на пределе. Огни тоже. Курсового пулемета на этих вертолетах нет. Начнут разворачиваться боком — потеряют нас и все.
Бараны…
— Сэр, смотрите!
Что-то, похожее на рукотворную молнию мелькнуло по левому борту машины — да так, что многотонный вертолет качнуло в потоках воздуха. Когда подполковник Ругид выбрался в кабину — через иллюминаторы обзора почти не было…
— Что за чертовщина… Это что, русские?
— Возможно, сэр.
— Мы по какую сторону границы?
— Приемник GPS не работает, сэр. Русские видимо глушат все сигналы, нет ни связи, нечего.
— А как же ты будешь садиться?
— А черт его знает, сэр… Я не знаю как мы вообще летим…
Обнадеживающий ответ…
Перекрестные лучи прожекторов, бьющие откуда то сверху безжалостно высвечивают кабину Боинга. Не помогают даже светофильтры на шлемах, автоматически затемняющиеся в ярком свете.
— Отворачиваем! Разворот.
Машина закладывает вираж — такой, что в десантном отсеке все летит к левому борту. И — точно такие же лучи — с тыла.
Окружили…
— Сэр, кажется это М35. Их не меньше звена!
Вот теперь понятно. Сначала их нашел истребитель — это он прошел вплотную. Как ни странно — вертолету шанс ускользнуть от истребителя есть, если истребитель не хочет их сбивать — просто вертолет может зависнуть на месте, а истребитель нет. Но русский летчик поступил умнее — он не стал раскрывать себя — а вызвал звено винтокрылов. Уродливые, пузатые — но при этом скоростные и защищенные «Крокодилы», североамериканское обозначение Hind, Сокол. В штурмовых авиаполках заменены на М40 — а вот погранслужба и фронтовая авиация их активно пользует. Скорее всего, это вертолеты погранслужбы — на армейских нет таких мощных прожекторов, и взлетели они с одной из приграничных площадок подскока, отрезая им путь к границе.
Частоту они конечно же знают — и сразу выходят на связь
— Пилоту неопознанного летательного аппарата! Вы пересекли границу Русской империи, находитесь в запрещенной для полетов зоне! Приказываю следовать за нами! В противном случае будете сбиты!
Возможно, один из русских пилотов решил не ждать, пока североамериканцы примут решение — провернулся блок стволов — и очередь трассирующими распорола воздух у самого носа Боинга — словно пульсирующий красным лазерный луч, режущий даже корабельную броню…
Их посадили на аэродроме, где базировались самолеты и вертолеты, приписанные к командованию специальных операций. Несколько коротких бетонных взлеток. Грузные ряды транспортников и тяжелых вертолетов, едва угадываемых во тьме окутавшей землю ночи. Ангары, еще ряды — на сей раз вертолетов огневой поддержки, грозных М40. Высвеченная безжалостными прожекторами бетонная полоса.
— Пилоту неопознанного летательного аппарата! Приказываю приземляться!
А куда деваться? Да и топлива — не так уж и много уже…
Серый бетон полосы. Стальная стена бронетранспортеров, развернувших скорострельные пушки на садящийся североамериканский вертолет — транспортник…
— Сэр… Там бронетранспортеры. И солдаты — за броней не меньше двух рот!
Джонсон успел выглянуть в люк, приложил к глазам тепловизор — и отшатнулся…
— Все равно не уйти. Без команды не стрелять. Приготовить гранаты и РПГ.[50] По сигналу — сосредотачиваем огонь на БТР. Затем — взлет. Меня не ждите. Хоть кто-то — но спасется.
— Так точно, сэр…
Все понимали, что шансов у них мало. Почти нет. Вертолет вооружен М134 Миниган[51] — страшное оружие против слабозащищенных целей — но не против бронетранспортера, наверняка еще с дополнительными экранами. Ну ухитрятся они один БТР каким-то чудом поджечь, второй… Там их у русских — десяток, не меньше. А вот бронетранспортеры у русских вооружены либо пулеметом КПВТ, либо тридцатимиллиметровой пушкой, либо еще похуже — спаренной тридцатимиллиметровкой от вертолета. Любая из них американский вертолет насквозь пробьет, сосредоточенным огнем они сметут их с полосы за секунды. Наверняка у русских и стрелки с переносными зенитно-ракетными комплексами есть…
Один за другим два вертолета садятся на отмеченный лучами прожекторов пятачок, замирают в перекрестье десятков, сотен прицелов…
— Глушить двигатели! Командиру выйти на переговоры! — громыхнул над полем усиленный мегафоном голос.
Гурвич перевел.
— Я пошел…
Подполковник оставил в вертолете автомат, спрятал за бронежилет, за пояс на спине еще один Кольт. Рассовал по карманам разгрузки гранаты, которые ему собрали…
— Открывай…
Ползет вниз аппарель, ослепительно яркий свет врывается в десантный отсек, слепит глаза. И он идет навстречу этому свету, идет, не сгибаясь. За его спиной его люди — те что оставались в живых — готовятся к последнему бою…
Выйдя из вертолета, подполковник останавливается, смело смотря в сторону стальной стены, окружившей вертолеты. Он ждет…
Навстречу выходят двое. Один — по видимому переводчик, даже вид у него какой то… штабной… Второй — кряжистый, наголо бритый, немолодой здоровяк… по его виду можно предположить, что он быка на плечи взвалит и с ним пойдет… и не сильно при этом вспотеет. В правой ручище берет… черный… в свете прожекторов поблескивает эмблема… череп с костями.
Понятно…
— Вы нарушили русскую границу, вас задержали в воздушном пространстве Русской империи. Вам есть что сказать по этому поводу?
Подполковник Ругид молчит.
— Представьтесь. Имя, должность, воинское звание…
Прихотливая штука жизнь… Всего лишь вчера он спрашивал то же самое у пленных русских. А теперь он сам в плену, и то же самое спрашивают у него русские. Устав в этом случае предписывает отвечать — он в конце концов если и задержан — то задержан в цивилизованной стране солдатами регулярной армии. Они имеют право это спросить, чтобы знать, кого они пленили — а он должен ответить на этот вопрос. Но отвечать он не будет. Потому что он не хуже тех русских пацанов. Вот так вот…
Мелодичный сигнал вызова прерывает затянувшееся молчание, солдат, которого подполковник принял за переводчика и который на самом деле переводил, достает из кармана небольшую рацию.
— Третий на приеме…
Говорят долго, солдат только слушает. Затем коротко бросает: "вас понял!" отключает рацию…
— Господин полковник…
