Владимир Горбачев - Темные пространства

— Вас узнал мой начальник. Вы, наверное, думали, что прикончили его, но старик оказался живучим. Не повезло вам, Руперт.

— Меня узнали? Ах вот в чем дело! — Он понимающе покачал головой. Он уже не казался удивленным. Но не выглядел и испуганным. Как ни странно, он был рассержен, даже зол.

— Скажите, а если бы ваши товарищи сообщили вам, что узнали среди нападавших Наполеона? Гитлера? Папу Климента? Или этого дурацкого певца, которого все время показывают по ТВ? Вы бы тоже поверили и помчались их задерживать? Вы что, забыли, с кем имеете дело? Разумеется, у меня нет этого — ну, как оно называется? — в общем, никто, кроме Паолы, не может подтвердить, что последние сутки я не выходил из дома; но если потребуется, все мои соседи немедленно вспомнят, что видели меня каждый час. Даже ночью. Александр, вы же знаете: обычные мерки вашего ремесла здесь неприменимы. Ну скажите хотя бы, с какой стати, если я такой злодей, с какой стати мне понадобилось вас сейчас спасать?

— Спасать? Когда это вы меня спасали?

— Нет, вы полюбуйтесь на него! Я спешу, предупреждаю, строю проход в пространстве, чтобы он мог скрыться, — а он этого даже не заметил! Вы что, не видите, что мы в другом мире?

Я огляделся. Это солнце, небо… Да, он был прав.

— Между прочим, я впервые строил темное пространство в таких условиях. И ведь получилось, здорово получилось, правда? — Он не удержался, чтобы не похвастаться.

— А что это за мир? Тот самый, в котором мы были?

— Нет, что вы! Это полная его противоположность. Это исключительно мрачное, безрадостное место. Человек, попавший сюда, лишен всякой поддержки, всякого утешения. Здесь нет ни домовых, ни леших, ни духов-покровителей. Здесь все грубо, зримо, материально. И тяжело вдобавок — сила тяжести здесь больше. Один из учеников нашего общего знакомого побывал здесь. Он думает, что сам отыскал дверь. Пусть думает. На самом деле это я ее приоткрыл — понимаете?

— Нет, не очень.

— Ничего, я потом вам все объясню, обещаю. А пока вы не посмотрите, что с моим флайером? Не хотелось бы оставлять его здесь. Да, я и забыл — вы ведь собирались меня арестовать. У вас еще есть такое желание?

Я молча спрятал бластер и направился к его флайеру.

— Да, Александр, я забыл спросить: как вы думаете, почему они напали именно сейчас? Может, у них была причина спешить?

— Думаю, что была. — Я некоторое время помедлил, не зная, стоит ли продолжать. Что заставляет меня вновь доверять ему? — Дело в том, что одна из наших групп обнаружила их базу. Они пытались уничтожить всех, кто обладал этими сведениями.

— Да, секретность, присущая вашему учреждению, сослужила вам плохую службу. Обычную информацию в наше время уничтожить невозможно: она хранится везде, повсюду. А ваша была строго засекречена, и оставалась возможность стереть ее, уничтожив заодно ее носителей. Поэтому он так хотел убить вас. Скажите: неужели теперь, после всего случившегося, вы все же попытаетесь их схватить?

— Да. Разумеется, мы это сделаем.

— Как мне вас отговорить? У меня очень плохие предчувствия.

— Спасибо за заботу, но лучше не пытайтесь.

— Понимаю… Что ж… в таком случае… А знаете что? Тут может получиться очень даже неплохая… — внезапно он замолчал.

— Что может получиться?

— Да нет, это я так… размышляю над разными возможностями. Не обращайте внимания.

Я пожал плечами (не хочешь говорить — ну и не надо), залез в кабину и включил диагностер. Живучая все же машина флайер! Спустя несколько минут двигатель заработал. Я помог Руперту сесть в кресло. Перед тем как захлопнуть дверцу, я не удержался и заметил:

— Я думал, вы попросите, чтобы я поделился с вами этой информацией о базе. Вы ведь, кажется, хотели знать, где находится ваш бывший товарищ. Или теперь боитесь?

— Нет, не боюсь. — Он покачал головой. — Просто я уже знаю, где это.

Глава 19

ЛОВУШКА

Это был старый урановый рудник, давно заброшенный. В прошлом веке здесь добывали еще и вольфрам, затем его запасы иссякли. Уран еще оставался, но с началом массового применения водородного топлива утратил свое значение. Рудник закрыли, рабочие разъехались, документы сложили в разные архивы, а некоторые просто выбросили. Мы долго не могли отыскать даже плана рудника и рудничного поселка. Жители окрестных сел обходили рудник стороной, боясь облучиться. Об этом месте вообще ходила дурная слава. Рассказывали, что по ночам отвалы горят зловещим зеленым пламенем, что по поселку бегают огромные крысы-мутанты, что человек, попавший в те места, теряет ориентировку, утрачивает волю и никогда уже не может вернуться обратно. И еще старожилы рассказывали, что там можно встретить призраки замученных — ведь рудник строили в незапамятные времена, работали там заключенные, а может, каторжные, без всякой защиты, и людей не успевали хоронить. Да нет, какие каторжные — немцы строили, пленные, их сюда целыми эшелонами гнали, мой отец маленький был, сам видел, и все они в тех шахтах остались. Ну, не знаю, немцы или поляки ссыльные, только давеча выхожу я к болоту, а он стоит: весь в струпьях, глаза красным горят, по телу черви ползают… Да как же ты за километр червей-то углядел? Ближе ведь не подходил, верно? Не бреши, не срами перед чужим человеком, верно говорю: видел, как тебя. И Николай видел.

Я расспрашивал и Николая, и Василия — всех, кто мог что-то рассказать. Последние дни я только и делал, что выслушивал подобные рассказы — внимательно, не перебивая, наоборот, переспрашивая подробности, нанося на карту места, где видели призраков. Я нисколько не сомневался в их существовании. Пожалуй, новых обитателей рудника и в самом деле можно было считать призраками. Они не боялись радиации — ведь их великий Учитель, могучий князь силы, уверил их, что может справиться с ее вредными последствиями; более того, он верил, что небольшие дозы облучения стимулируют проявление у его учеников новых феноменальных способностей.

Не знаю, радиация тут была виновата, или почва здесь была такая, но по мере приближения к руднику тайга становилась все гуще, все непроходимее. Ельник стоял стеной, мелкий осинник рос как трава, между стволами руку не просунешь, не то что пройти, — а ведь нам требовалось не просто пройти, а проскользнуть, просочиться неслышно, словно утренний туман. Незамеченными выбраться к опушке и залечь там: нашей группе, Хендерсотгу, Новаку и еще двоим, прибывшим только вчера, их имен я не запомнил. Там, на опушке, нам предстояло провести остаток дня, наблюдая, уточняя дальнейшие действия. Мы ведь не знали о противнике почти ничего — распорядок дня, привычки, выставляют ли на ночь часовых. Мы не знали даже, сколько их, в каком именно здании они живут. Наблюдать, копить информацию, готовить силы, чтобы с наступлением темноты подобраться как можно ближе, обстрелять их жилье гранатами с паралитическим газом — и схватить. Таков был план.

Позади осторожно вздохнули. Это Санчес, преодолев небольшое болотце, присоединился ко мне. Затем подошли Войтек с Крумпом. Группа была в сборе. Можно…

Что это? Я резко повернулся. Действительно ли среди деревьев мелькнуло что-то или мне почудилось? Я застыл, обратившись в слух и впившись глазами в чащу. Нет, ничего. Возможно, это какое-то зверье — заяц или лиса. Я махнул рукой, и мы двинулись дальше.

Да, именно таким был наш (а во многом, соглашусь, мой) план: медленное окружение, разведка и последующий бросок. Был и другой: без всякой разведки, полагаясь лишь на данные, полученные со спутника, неожиданно атаковать рудник на флайерах. Был и еще один, самый радикальный: не пытаться захватить группу, а уничтожить ее. Беспощадная бомбардировка, уничтожение всего рудника. Смешать все с землей. От этого отказались сразу: это означало полную капитуляцию, признание нашего бессилия, нашего страха перед противником. Нет, мы не должны становиться палачами, до последней возможности следует оставаться слугами закона. И в то же время мы не могли выжидать, долго накапливать информацию. Ведь мы не знали, что у них на уме. Что, если завтра, окрыленные успехом, они нападут на какой-нибудь город? Или на станцию синтеза? Ждать было нельзя, ни минуты. Мы сознавали существовавший риск: предостережение Вергеруса могло сбыться, из охотников мы могли превратиться в дичь, но не делая ничего, мы сами обрекали себя на эту роль. Поэтому после обсуждения был принят мой план.

Впереди за березами открылся прогал. Для рудника вроде рано… Я достал карту. Ага, вот оно что: мы отклонились влево, перед нами болото. Надо его обогнуть, а там уже рукой подать до края леса. Я встал, сворачивая карту, и в этот момент увидел волка.

Я не разбираюсь в зверях так, как Янина, и не мог бы определить возраст, но можно было не сомневаться, что передо мной матерый, сильный хищник. Нас разделяло метров 20, не больше. Волк стоял, слегка наклонив голову, и смотрел на нас; просто стоял и смотрел, и это само по себе было странно. Я поднял руку, предупреждая остальных. Впрочем, я и не думал, что кому-то придет в голову схватиться за бластер в непосредственной близости от рудника. Зверь сделал странное движение головой — словно кивнул — и не торопясь скрылся в чаще. Я перевел дух и подумал, что человек, создающий вокруг себя поле в сотни тысяч гаусс и предстающий перед людьми то гигантским богомолом, то драконом, вполне способен обернуться и обыкновенным волком. А.еще я вспомнил погребальный костер и неподвижные фигуры вокруг него. Чего только не лезет в голову: до тех мест больше двух тысяч километров, здесь совсем другие звери.