Виктор Моключенко - Ретроспект: Эхо
- Вот этими когтистыми лапами я подцепил его рюкзак, вытряхнул содержимое наземь, ища перевязочные материалы, и вскоре нашел бинт, с огромной осторожностью распаковал обертку и, как мог, перевязал. Я не врач, не медсестра, но в ранах толк знаю, и было понятно, что эта поверхностная перевязка лишь отсрочка, кровь продолжала сочиться, а я сидел на корточках подле него, не зная, что предпринять. Неожиданно в кустах показалось шевеление и на освещенную лунным светом проплешину бесшумно выскочило несколько теней. Я собрался дать бой, отстаивая человека до последнего, и пусть это был бы мой последний бой и последнее благое дело. И вдруг, совершенно неожиданно, ощутил прикосновение чуждого разума – мягкое, осторожное и удивленное. Тени приблизились ближе и я увидел, что это не волки, а гигантские собаки, с непропорционально выпуклыми лбами и черной как смоль шерстью. Повинуясь какому-то внутреннему чутью я взял человека на руки, бережно прижал к своей бугристой изуродованной груди, и последовал за ними. Черные тени быстро летели передо мной, лавируя между сонмом аномалий, что шипели гроздьями искр и плевались кислотными брызгами, ни одна из них не могла нанести моей нынешней личине хоть какой маломальский вред, но я избегал туда соваться, дабы не навредить своей хрупкой ноше. Краем глаза заметил стоящую на холме цитадель, состоящую из бетонных глыб с пущенной по верху колючей проволокой, мои глаза без труда рассмотрели даже далекий, стоящий на вышке человеческий силуэт с беспечно зажженной сигаретой. Я ожидал, что мои нежданные проводники поведут меня туда, к людям, где раненому смогут оказать настоящую помощь. Но нет, они миновали укрепление по широкой дуге, и устремились в самую гущу поблескивающих под луной болот. Под ногами сребрилась множеством дрожащих лунных отражений темная вода, и собаки, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, вывели на различаемый в толще бездонной трясины скальный гребень. Вскоре я увидел темный бревенчатый дом, приютившийся на крохотном сухом островке, и выделяющийся на фоне предрассветного серого неба чернильной кляксой. Собаки, шмыгнув, исчезли в скрипнувших дверях, а я остался снаружи, ожидая неизвестно чего. Но двери распахнулись, из них вышагнул человек в поношенном коричневом плаще, невольно вздрогнул, встретившись со мной взглядом, и мне не оставалось ничего иного, как осторожно опустить свою ношу на рассохшееся от времени и непогоды крыльцо, и медленно отступить назад. Человек облегченно вздохнул, поднял раненого и скрипнув дверью скрылся внутри. «Упырю упырево» - подумал я с горечью и направился обратно, не представляя куда идти и что делать дальше. Но дверь снова отворилась, и бородач, махнув рукой, попросил меня немного подождать. Чего еще надо усталому упырю? Я сел на корточки, обхватив длинные ноги несуразными бугристыми руками, и стал терпеливо ждать, вслушиваясь в звуки просыпающегося предрассветного болота. Вскоре потянуло утренней свежестью, пополз клубящийся туман, край неба сначала посерел, затем зарделся багрянцем, и я даже как-то забыл о себе, всматриваясь в эту красоту, и отчего-то вдруг подумалось: неужели для что того бы увидеть и понять настолько прекрасен этот мир, надо непременно стать упырем? Мои столь внезапные мысли прервал Доктор, а это был никто иной как он, одна из живых легенд Зоны, неслышно подошедший сзади и положивший руку на мое узловатое плечо. Вот так мы и встретили этот рассвет – упырь и человек, молча созерцая поднимающееся солнце. Говорить я не мог, из моей пасти вырывались только резкие визги и шипение, и после целого ряда неудачных попыток Доктор позвал меня за собой и повел вглубь болот. «Утопит как Муму» решил я тогда, но дойдя до какого-то лишь ему известного места, рядом с исполинским развесистым дубом, неведомо каким чудом выросшего между чахлой болотной растительности, остановился и попросил меня сесть. Я послушно сел на землю, ожидая, что же будет дальше, и, несмотря на голодные спазмы, на меня напала непонятная дремота. Слипающимися глазами я успел заметить, как вокруг меня начинает вихриться какой то странный туман. Я проснулся от того, что какая-то смелая птаха раздалась громкой трелью прямо над ухом, переворачиваясь на бок и прикрывая глаза от чрезмерно яркого солнца, сказал недовольное – «кыш» и вдруг подскочил как ошпаренный, начав лихорадочно ощупывать лицо. Голова осталась такой же, бугристой и шишковидной, но тут мои пальцы, когти на которых существенно уменьшились, однако оставшись такими же острыми, неожиданно коснулись губ. Вполне обыкновенных губ, за которыми я прощупал не клыки в два ряда, а вполне приемлемые для человека зубы. Заплетающимися ногами я доковылял до прозрачного плеса, руками разогнал густую ряску и глянул в воду. Сначала жутко испугался, я ведь не видел со стороны, что собой представляю и отдал Доктору должное - он был отъявленный смельчак, просидеть столько времени, не вздрагивая от омерзения, рядом с таким кошмарищем как я. Но потом набрался смелости, убеждая сам себя, что на это раз не струшу, и посмотрел снова. На меня смотрели суженные от яркого солнца глаза-щелочки, взирая с жуткой, прозрачно бледной, будто отбеленной лунным сиянием морды. Не смея поверить в такое счастье, я попробовал что-то сказать, но единственное что я смог тогда выдавить было изумленное – «твою ж мать!». Не Бог весть что, но по сравнению с ночным шипением это был значительный прогресс в эволюции от упыря разумного до человека прифигевшего. Голодный желудок быстро напомнил о реалиях бренного бытия, и я начал соображать из чего состоит основной рацион упырей. Первое что пришло на ум это кровь, но при мысли о ней меня начало невыносимо тошнить, и я едва разогнулся со спазма. Решив, что действовать надо тоньше, представил парной клок свинины, но меня согнуло пуще прежнего, и я взмолился о миске наваристого борща со сметаной. Прислушавшись к этим образам, желудок, согласно заурчав начал подвывать, и я начал подумывать, где бы разжиться на съестное. Решив, что успешный межвидовой контакт с Доктором должен включать также прокорм голодающих хотя бы на первое время, весело чалапая по болоту направился в сторону едва заметного домика у горизонта. В высоких сочных камышах что-то то и дело шуршало и вздрагивало, но желудок упрямо решил не менять рацион, и мне только и оставалось, что вздыхать и перепрыгивать громадными прыжками с кочки на кочку. Во время моих кульбитов на меня вылетел из камышей разгневанный, заросший колючей щетиной, кабан, угрожающе выставив клыки и сопя как паровоз. Но, увидев на кого наехал, истошно завопил и начал забавно загребать назад всемя четырьмя ногами. Решив, что в гости без гостинца ходить негоже, я рывком подскочил к кабану, который при моем дружелюбном оскале тут же издох, несколько минут полоскал его в ближайшем водоеме, но увидев, что мытье тут не поможет, взвалил на плечо и поспешил к домику. На сердце, почему то было легко, мне бы вот от всего этого головой о камни в истерике биться, да выть – но нет, будто сто лет ходил упырищем. Я осторожно подошел к домику, и, не желая лишний раз пугать здешнего Айболита, осторожно постучал в окно, подождал несколько минут, затем снова постучал. Посему, решив, что с официальной частью закончено и формально о своем присутствии я его все-таки известил, скинул кабана наземь и поперся в сени. Не совсем привыкнув к упыриной подобе и росту, я тут же приложился головой о стропила, звонко ойкнул, но внутри никого не было. Глаза быстро адаптировались к освещению, и, увидев, что никого нет, встал на цыпочки, насколько это возможно для упыря, и пошел к другой двери. Приоткрыв, увидел узкую комнатушку, освещенную мягким зеленым цветом от заслонившей окна бузины, узкую кровать, и моего вчерашнего знакомца, с туго перебинтованной грудью и животом, спящего глубоким сном. Делать было нечего, но жрать ужасть как хотелось…
- Ой, погоди, Митош, я же сейчас лопну… - стонал от смеха Брама, валяясь на топчане – дай хоть немного передохнуть.
Обстановка, раньше угрюмая и безысходная, теперь искрилась смехом, даже Крипта, преданный и суровый слуга постулата не сдерживал хохота. Ясное дело вскоре дверь тихо скрипнула, и в комнату просунул голову Шуня, увидев Митоша испуганно икнул, но увидев покатывающихся со смеха сталкеров, шустро проскользнул внутрь.
- Сижу и думу думаю, чего мне делать? Есть хочется, нашел краюху хлеба, но даже вкуса не ощутил, глотнул, как пес муху. Кстати о псах, один из них вошел в дом, и как то странно кивнул головой на стол, на котором я вдруг обнаружил записку исписанную мелким, ровным почерком – «Располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Угостить вас, к сожалению, нечем, во всем остальном будьте моим гостем и ничего не бойтесь. Доктор». Хорошенькое же дельце, а угостить нечем... и тут меня посетила светлая идея – так гость же не с пустыми руками пришел! Вышел я во двор и кинул задумчивый взгляд на принесенного мною кабана. Будет у нас чего поесть, устрою я вам, любезный Доктор, шкварки из свежего кабанчика! Одухотворенный этой мыслю начал я искать нож, с сомнением потрогал ржавое, давно не точеное лезвие, плюнул и в два счета разбаловал матерого борова своими когтями. Дело спорилось, смотрю, из под дома, стоящего на высоких столбиках-сваях, ряд любопытных собачьих глаз наблюдает. Выбрал я внушительный шмат посочнее да повкуснее и свистнул псам – «Налетай, Тузики, тут на всех хватит!». Тузики, видимо, были той же мысли, потому дружно принялись за кабанчика, только лязг за ушами стоял. То-то, знайте дядю Митоша! Намурликивая что-то под нос промыл я мясо в ближайшем чистом плесе, разделал на тоненькие кусочки – аж сам загляделся, как ловко все получилось, зашел в дом, обнаружил грубку, раскочегарил ее на быструю руку, благо спички лежали на видном месте, и подул на обожженные пальцы – упырь не упырь, но кусает-таки хорошо. Решил, что негоже разумному упырю светить голой задницей, соорудил что-то вроде фартука, поставил на конфорки сковороду, сальцо как следует прожарил, да так что бы розовая корочка стреляла аппетитно во все стороны горячими брызгами, мясо кинул, лук по запаху нашел, как слышу, в дверь постучали. Ясное дело, Доктор в собственную дверь стучать не станет, а я как то оторопел и думаю что делать? В непрогляд уходить сознательно пока еще не умею, и пока я это соображал – дверь широко распахнулась, стоит сталкер в защитном камуфляже, улыбка до ушей, ну и я улыбнулся, ей Богу рефлекторно! Сталкер посмотрел на меня каким-то удаляющимся взглядом, а потом в обморок рухнул, укрывшись ногами, да так, что даже крыльцо подпрыгнуло. Стою и думаю, что же делать? И снаружи оставлять неудобно и внутрь тащить не пристало, это получается, что я его вроде как на съедение заготовляю. Пока я так думал, чую, запахло чем-то, мать моя – смалец на сковородке вспыхнул! Задул я его, набрав в богатырскую грудь воздуху и пока я так по комнате прыгал-носился, чувствую - смотрит кто-то. Оборачиваюсь - стоит Доктор, вид у него совершенно обалделый, а рядом с ним стоит тот самый знакомец с Экс-один, чей взгляд мне помогал держаться тогда в живодернях, тоже рот разинул, а потом как заржут оба. Долго смеялись, хватаясь за животы и указывая пальцами на рухнувшего в несознанку сталкера. Поели мы дружно, чем Бог послал, да за знакомство и за человеческую дружбу выпили, а тут и этот самый сталкер начал в себя приходить, первак учуявши. Глянул еще раз на меня, подпрыгнул, однако увидев Доктора, осмелел и вскоре тоже к гурту пристал. Покойный Марков, царствие ему небесное, однако, засиживаться не стал, а кивая удивленно головой, ушел на Глушь. Всякое про болотного Доктора говорят, но что бы такое!
