Виктор Тюрин - Странник
Картинка, всплывшая в памяти, еще не успела сформироваться полностью, как ответ был получен: – Работа вампира. Откуда это у тебя, человек?'.
Я был готов к подобному ответу, но, тем не менее, надеялся на лучший исход. Почему мне так не везет в жизни? Почему? Не успел я начать плакаться в жилетку самому себе, как… 'Смотри, человек'.
Я даже не понял, что хотел этим сказать данаец, как… мир вокруг меня вспыхнул огнем ярчайших красок. Черный полог беспамятства, скрывавший эти воспоминания столько лет, неожиданно оказался дверью в волшебный мир. Моя серая, убогая квартира на 'дне' расцвела разноцветными всполохами как раскрывшийся волшебный цветок. Биоэнергетика живых тел, в сочетании с психосферами их сознаний представляла собой непрерывную радугу переливающихся красок, которая с каждой секундой преображаясь, создавала все более совершенную гамму неповторимых оттенков. Все это великолепие играло и искрилось на фоне мягких пушистых ослепительно – белых волн света. Единственную дисгармонию, во всеобщую картину, вносили многочисленные энергоканалы – щупальца, причудливо переплетающиеся в пространстве. Впившись в живую плоть, они жадно пожирали жизненную энергию четырех существ. Будучи порождением перворожденной, чистой энергией, именно они являлись грозным оружием энергетического вампира и одновременно органами его чувств, при этом непосредственно участвуя в физиологическом процессе пищеварения. Как ни странно, но на лицах существ, которых ели живьем, вместо гримас смерти были гротескные улыбки клоунов, сопровождаемые нелепыми кивками головой и смешным размахиванием рук и ног – это энергия, покидая тела, сжигала внутреннюю структуру молекулярного строения тела, рвя мышцы и сухожилия.
Это мое?! Я не мог сразу поверить, что это мое, потому что это не могло принадлежать человеку. Если это, конечно, не кошмарный сон. К тому же, как ни странно, но мне не было ни плохо, не противно от этих противоестественных для нормального человека воспоминаний. Снова, мельком, пробежал по ним – и почти сразу докопался до истины. Здесь не было привычного вида смерти, в обычном, человеческом понимании, а была некая яркая и неестественная, а потому отвлеченная картина – фарс, которая только подразумевала смерть.
Попытка понять, что мне теперь с этим делать, была прервана неожиданным комментарием данайца: – Ты ел их медленно, наслаждаясь их смертью, как лакомым блюдом, растягивая ее на долгие минуты, хотя для этого тебе хватило бы нескольких мгновений'.
Это был не вопрос, а констатация факта. И только теперь после его слов – мыслей мне стало тошно и противно. 'Ты их ел'. Как так может быть? Я лихорадочно стал вспоминать, когда это произошло. Полтора года в концерне…. Восемь месяцев на 'дне'…. Получается…. 'Данаец, ты, когда осознал себя? Три дня назад или… раньше?'.
'Мои познания в этой области матричного проецирования разума неглубоки. Насколько могу судить по некоторым данным, наложение подобной матрицы на разум – носитель может длиться от нескольких месяцев до нескольких лет, – он выдержал паузу, давая мне время впитать сказанное, затем продолжил. – Матрица наложенного разума, как предполагают наши ученые, должна работать как усилитель процессов головного мозга – носителя, дополняя его новыми возможностями, но это в идеальном варианте, когда сознания двух существ, являются дополнениями друг к другу. В девяносто девяти случаях из ста разум – матрица просто не входит в контакт с носителем, но это не самый худший вариант. В некоторых случаях разумы конфликтуют и тогда разуму – носителю грозит безумие'.
Нехорошая мысль превратилась в плохое откровение. Я сумел воспользоваться оружием вампира при неполном воссоединении разумов. Тогда… он должен соответствовать моему естеству. Кто я тогда такой? Неужели во мне сидит монстр, напоминающий данайца? От этих мыслей отдавало едкой горечью. Лежа на земле, я чувствовал себя так, словно был распят на кресте, в ожидании приговора, а звезды – глаза строгих судей, таинственных вершителей судеб, смотрели на меня, сверху вниз, осуждающе и строго.
Другой разговор с командиром, также полный неожиданностей, состоялся рано утром, перед самым выходом. Был он намного короче и конкретней, чем разговор с данайцем, хотя имел те же корни. Я и мои способности. Во время короткого допроса, учиненного мне Жано, стало понятно, что командир решил выяснить, как моя способность могла изменить меня как человека. К тому же нетрудно было догадаться, что над вопросами потрудился Макс, наш дипломированный психолог. Но обиды, ни на того, ни на другого у меня не было. Это их право. Сам бы десять раз подумал, а стоит ли связываться с таким непонятным типом. Сначала одно из него вылезло, а затем полезет другое, более страшное. Знали бы они еще, как правы в подобных мыслях.
Командир, насколько я мог судить, остался удовлетворенным моими ответами и перешел к следующей части нашей беседы: – Вообще-то, я хотел поговорить с тобой, Дэвид, не о тебе лично, а о нас. Ты должен понимать, что твоя способность известна слишком многим. В настоящий момент есть два источника утечки информации. Эл и Веракрус. Король Зоны, в меньшей степени, так как был без сознания. Но при даче показаний его, моих, Макса, может выявиться куча противоречий. Закрыть этот вопрос просто. Нет человека – нет проблемы. Был бы кто-нибудь попроще, мы бы так и сделали, но Веракрус не главарь мелкой банды. В его голове масса информации. Его связи, сеть наркодилеров, предатели, завязанные на него. Да мало ли чего. Поэтому часть проблемы связанную с ним, я беру на себя. Подчищу и отредактирую отчет, постараюсь утрясти скользкие вопросы. Правда, больше надеюсь на то, что все эти генералы получат короля Зоны живьем, о нас просто не вспомнят. А вот с Элом намного хуже. Самое слабое звено. Не было такого в нашей практике, чтобы перед комиссией стоял рядовой участник рейда. Стоит командир. Если появляются сомнения – дает показания заместитель. Но этот случай необычный и здесь все может быть. Тогда он нас всех просто сдаст. Не по злому умыслу, по дури своей. Конечно, он и в баре может ляпнуть, с него станется, но парни считают его порядочной дубиной и треплом, так что тут проблем не будет. Исходя из всего этого, предлагаю следующий вариант. Твоя гибель. Художественное оформление беру на себя. Свидетелем станет Макс. Взрывника удалим на время. Конечно, будет официальное расследование, но бумага все стерпит. И разговоры будут, куда же без них. Пьяные россказни Эла воспринимаются только на раз, об этом я тебе уже говорил. Ты тем временем вынырнешь в другом месте. При твоей специальности и светлой голове, я уже не говорю о способности, ты нормально устроишься в жизни. Денег если надо, подкинем. Кстати, таким образом, ты уйдешь от своих таинственных преследователей, кто бы они ни были. Подумай, как следует. Не самый плохой вариант. Но долго думать я не стал: – Командир, а тебе, какая выгода от этого?
– Это моя жизнь. Если мы проколемся, меня могут убрать из 'псов'. В этом случае мне будет проще застрелиться, чем жить дальше. Комментировать не буду. Понимай, как хочешь.
– Другой вариант есть?
– Есть. Убить тебя по-настоящему.
От жесткого выражения лица командира внутри стал расти холодный ком, но уже в следующий миг его губы прорезала жесткая улыбка: – Шутка.
Даже после этого слова, холод внутри меня не спешил растворяться. И не только из-за слов командира. Натянув чужую маску, я кану в неизвестность. Брошу Шер. Родителей. Им моя смерть, как ножом по сердцу полоснет. Как мне жить дальше с этим? Я задумался: – А если 'умереть' не сейчас, а в следующем рейде? Намекнуть Шер, что со временем…. Что-нибудь придумаю. Заодно определюсь с деньгами. Сниму, разбросаю по другим счетам. Короче, мне нужно время!'.
– Командир, а если я 'погибну' не в этом рейде, а в следующем. Мне позарез нужно время. Хотя бы пару недель. Потом уходим в рейд – и дело будет закрыто!
– Можно и так. Если начнут копать, так и поступим.
С этими словами он встал, потянувшись с хрустом, сказал громко: – Все, парни. Насиделись. С направлением я определился. Всем проверить снаряжение и оружие, подтянуть все, что болтается. Заполнить фляги водой. На все даю двадцать минут. Потом выходим.
ГЛАВА 23
Если не везет, то не везет до конца. На карте командира это место было помечено как голые развалины, а как оказалось, половина домов бывшего поселка стоят практически целые, если не считать выбитых окон и дверей. И что самое плохое – это место было обжито какой-то бандой.
Дорогу перегораживал полосатый шлагбаум, весь покрытый пятнами облупившейся краски, а на высоком деревянном заборе, потемневшем от времени, клубилась, в несколько рядов, колючая проволока. Рядом со шлагбаумом, с правой стороны, на высоте двух – двух с половиной метров, находилась сторожевая будка с маленькой площадкой. В ней сейчас находилось двое часовых. Один сидел у пулемета, второй, с биноклем на шее, не столько следил за окрестностями, сколько развлекал приятеля разговорами. К земле от будки шла довольно широкая лесенка. Ни мониторов слежения, ни датчиков охранной сигнализации, как мы не смотрели внимательно, не заметили. Похоже, здесь полагались только на острый глаз часового.
