Сергей Джевага - Серый Орден
Голова опять закружилась, лица воинов и здания смазались. Я поморщился, шатко направился к краю площадки. Но не сделал и пары шагов, как нагнал холодный полный презрения голос легата:
- Стой, воин! Ты не доделал дело.
Нумерий сложил руки на груди, деревянно улыбнулся и указал на потомка северян.
- Ш-ш-то? – устало поинтересовался я.
- Добей.
В первый момент показалось, что легат издевается. Но затем я наткнулся на ледяной взгляд изумрудных глаз, вздрогнул. Нет, говорит серьезно… более чем. Но зачем? Смысл убивать и так поверженного противника?..
- Заш-ш-ем?..
- Ты должен беспрекословно выполнять приказы командира, - сухо ответил Нумерий. – Мне нужна твоя верность, воин, способность идти до конца, даже если считаешь повеления жестокими или несправедливыми. Или ты с нами, или убираешься к демонам! И вас это тоже касается… теперь каждый поединок – насмерть!..
Взгляд легата облетел разом притихшую толпу солдат, в зрачках полыхнул фанатичный огонь. Люди… неробкие, далеко не невинные устрашено подались назад, стали переглядываться. Лагерь огласил глухой ропот. Но к моему изумлению ушли лишь трое или четверо. Остальные колебались, мотали головами и жарко спорили друг с другом – жадность пересилила и страх смерти. А еще надежда… авось повезет, авось умение не подведет.
Короткая вспышка изумления сменилась тяжелым гневом. Я глянул на истекающего кровью, но пришедшего в себя и не на шутку испуганного Эрика… «Всего лишь смерть другого человека за возможность узнать великие тайны, - мелькнула яркая мысль. - Всего-навсего, не больше… и ты убивал не раз, Эскер, совесть давно спит. Перережь горло и иди дальше, втирайся в доверие…»
Выдержав короткую паузу, я посмотрел легату прямо в глаза и раздельно сказал:
- Иди к демонам.
Ноги сами собой понесли к воротам. На пути торопливо расступались, смотрели вслед с неодобрением, некоторые – с насмешкой. Но люди молчали… и слава Творцу, поубивал бы нахрен. Лишь у самих створок меня нагнал Магнус, схватил за плечо.
- Лохматый! Ты не можешь…
- И ты иди в задницу, Шут.
- Ты не понимаешь, старый друг! – торопливо произнес центурион. – Нам, правда, нужны солдаты… верные, сильные. Мы идем не в простой поход и не против обычного врага. А я знаю тебя, дрался рядом… и доверяю.
- Если бы доверял, рассказал, что тут происходит, - прохрипел я.
На лице Магнуса отразилась внутренняя борьба, сомнения. Глаза забегали в орбитах, и мне снова показалось, что от парня веет морозцем. Ори с сожалением развел руками, отступил.
- Я не могу… Тайна.
- Понятно, - отрезал я. Обогнул телегу с раненными и мертвыми, решительно вышел на дорогу.
- Я могу рассказать, только если ты пройдешь экзамен, - крикнул вслед Магнус. – Приходи завтра, справься с собой. Отборочные поединки будут длиться еще пару дней, я потяну время. Порой надо делать то, что неприятно… когда выбора нет.
- У меня есть выбор, - шепнул я, не оглядываясь. – Есть.
Глава десятая
Путь до столицы занял достаточно много времени. Половину я преодолел почти бегом. Мчался, задыхаясь от бешенства и ненависти, плевался и рычал как берсерк. В солнечном сплетении периодически возникало жжение, Гасители Дара казались кусками векового льда. Но когда впереди показались первые квадратики полей, внезапно накатила вяжущая усталость, боль прорвалась к разуму. Я споткнулся на ходу и, недолго думая, рванул в ближайшую низину. Отыскал ручей, сунул разгоряченную голову в холодный поток. А затем с полчаса катался по траве как припадочный, завывал и бился о горячую землю.
Зубы росли быстро, заклятие во много раз повысило регенеративные способности организма. Но вот погасить неприятные эффекты не удалось, и я полностью прочувствовал процесс. Сначала то, как плоть распухает и воспаляется, затем – движение осколков в деснах, страшный зуд и боль. Лицо горело огнем, челюсть трещала по швам. Мокрый хруст – и волна жжения, относительно терпимый промежуток, снова хруст…
Вторую половину пути я плелся на подкашивающихся ногах, то и дело боролся с тошнотой и головокружением. Обезболивающие и укрепляющие заклинания почему-то не подействовали, а создавать новые я опасался – вступил в зону контроля следящих артефактов. Кроме того, состояние духа уравновешивало боль физическую. Бессилие и ощущение поражения били дубинами, сжигали изнутри.
Я знал, что поступил глупо. Следовало перерезать глотку потомку северян, сражаться дальше по новым правилам. Прогулка по лагерю вернула подозрения, дала повод для размышлений. Что за ящики в казармах? Почему охранялись Безликим? И отчего, Тьма побери, я не почувствовал присутствия карателя?.. Да и сам вид тайных легионеров… помнится даже те воины, что еще не участвовали в поединках, обливались потом. А местные будто и не замечали зноя, хотя расхаживали в гораздо более толстых латах. Но снова тот же вопрос – почему в воинах не чувствовалось магии? Почему???
Осознание ошибки буравило разум. Я то и дело порывался пойти обратно, завершить начатое. Но душа протестовала… Убивать, защищая жизнь – пожалуйста, в сражении – проще простого. Однако не коленопреклоненного человека, с которым только что общался и не считаешь такового врагом. И самое главное – я чувствовал, что получу от убийства удовольствие, потешу Мстителя. Какая-то часть меня элементарно попыталась сохранить хоть кроху того, что зовется человечностью.
Противоречия… как же я ненавидел противоречия! И как хорошо было до возвращения памяти. У безродного бродяги нет сомнений, нет угрызений совести. Дают – бери, бьют – беги… или бей в морду. А сейчас все слишком перепуталось, чтобы отыскать верное решение. И я горел, сражался сам с собой…
Пригород с его ветхими лачугами, редкими трактирами и нищим населением давно остался позади. Я вошел в Монрад, некоторое время бродил по бедняцкому району. У набережной чуть не врезался в компанию рыцарей, что прогуливались в поиске дешевых развлечений. Господа проводили нехорошими взглядами, но связываться не стали – из окон ближайшего дома терпимости уже выглядывали продажные девицы. Дважды я сталкивался с группами служителей. Монахи смотрели с подозрением, осеняли солнечными знамениями. Видно же – чужак и дикарь, может и Алару не молится. Но тяжесть духовной власти в провинциях компенсировалась мягкостью нравов в столице. Меня не трогали. Пока…
Толпы работников, воинов и бедняков спешили по своим делам. Крикливые торговцы предлагали рыбу, мясо, ткани и сотни никому не нужных мелочей. Меня постоянно задевали плечами, норовили сбить с ног. Какая-то неряшливая домохозяйка опрокинула ведро помоев из окна второго этажа. Отпрыгнуть-то я отпрыгнул, но вот брызгами задело… До зубовного скрежета захотелось шмальнуть в ответ огненным сгустком. Сдержавшись, я торопливо пошел прочь. И вскоре сам не заметил, как оказался вдалеке от гула толпы, на одной из тихих улочек купеческого района.
Дома тут тесно жались друг к дружке, серые и одинаковые как мыши. Стены взлетали на три этажа, сходились где-то вверху. Солнце лишь изредка проникало сквозь узкие щели в плотно сдвинутых крышах, ощупывало лучами мостовую и сырые канавы. Впрочем, обилие цветастых вывесок несколько сглаживало впечатление. «Фарфор Юлия», «Лучшее оружие от Харальда», «Ткани и платья», трактир «На берегу Монры»… глаза буквально разбегались.
Пара прохожих-вельмож, несколько ремесленников – вот и все, кто встретился на пути. Я постарался обогнуть по широкой дуге, устремился вперед. На ближайшем перекрестке случайно заметил табличку «Торговая улица», через секунду увидел другую с надписью «Горшечная». В памяти смутным эхом прошелестели слова барона ван Гордера, взгляд отыскал скромную вывеску с изображением ножниц и потертой надписью «Портной»…
«Очередная глупость, Эскер, - мысленно проворчал я. – Шел бы лучше домой, отоспался и зализал раны…»
«Да, глупость, - возник в голове другой голос. – Но просто убедишься и успокоишься…»
Сомнения еще бередили разум, но ноги понесли к крыльцу, а ладонь потянулась к изящной ручке. Переливчато зазвенел колокольчик, в ноздри ударил слитный запах пыли и ткани, терпких травок коими обычно отгоняют вездесущую моль. И еще чего-то удивительно знакомого, из прошлой жизни, что наполнена светом и юношескими радостями…
Смущенно помявшись на пороге, я всмотрелся в скучный полумрак небольшого торгового зала. Пусто и тихо, вокруг множество грубоватых манекенов с самыми модными и красивыми одеяниями, у стены длинная перекладина с множеством вешалок. С другой стороны несколько отшлифованных до блеска медных пластин в человеческий рост – так в Скифре делают зеркала. На изящном столике догорала свеча, коптила и раздраженно подмигивала под дуновением сквозняка.
