Вячеслав Шалыгин - Провокатор
— Вообще-то, лейтенант в чем-то прав. Твой капитан больше фантазирует, чем доказывает. Что-нибудь внятное, неопровержимое, словно атомная хронометрия, у него есть?
— Так точно, товарищ генерал. — Дед строго взглянул на капитана: «Выкручивайся, фантазер, да смотри у меня!»
— Разрешите доложить. — Рабинович вновь обратился к содержимому заветной папки. — Как вы и просили с хронометражом. Первый факт: Грина не было в расположении штаба и вообще в командном бункере с девяти пятидесяти до десяти пятидесяти шести. То есть в момент проведения операции группой Воронцова. Есть показания свидетелей и записи камер внутреннего наблюдения. Вот распечатка: в аналитический зал Грин вошел за четыре минуты до часа «Ч», а вышел из штабного отсека за час десять. Шестьдесят шесть минут отсутствия. Где? На записях с камер слежения он фигурирует в коридоре у штаба, а затем появляется сразу в коридоре у зала. Однозначно, в бункере его не было. То есть, простите за очередную «фантазию», он был на явке, спасал подставленную было для убедительности хозяйку.
— Это в день «Д», — вмешался Учитель. — А раньше? Если Грин шпион, именно он должен был фигурировать еще в трех эпизодах, связанных с нашей группой. Это как минимум. Если у него найдется алиби хотя бы на один из эпизодов, ваша версия разваливается к черту, коллега.
— У него нет алиби ни по одному эпизоду, — невозмутимо ответил Рабинович. — Факт номер два: встреча провокатора с хозяевами за две недели до дня «Д» на Кузнецком, первая проваленная явка нашей разведки, одновременно произошла утечка списков. Грина полдня не было на рабочем месте. С его слов, он был на медобследовании. Проверка показала, что он действительно был в медотсеке, но только до одиннадцати. На службу прибыл в четырнадцать десять. Факт номер три: за четыре дня до дня «Д» вечером в Бутово сгорела вторая явка. На видеозаписи, полученной от вашей группы, вновь фигурирует провокатор. Грин в это время якобы был дома. Свидетелей нет.
— Но откуда у него взялись данные по явкам и списки?! — нервно теребя воротник, спросила Вика. — Он не имел доступа к такой информации. Он же ученый, кроме «Пилигрима», его ничто не интересовало!
— Это мы выясним, не сомневайтесь. Теперь факт номер четыре: когда группа Воронцова попала в засаду под мостом через Сходню, Грин якобы вышел проверить что-то насчет спутников, охрана не сумела пояснить, что конкретно. Но факт зафиксирован, Грин выходил наверх, и его нигде не могли найти. Отсутствовал он ровно час, с полудня до тринадцати ноль-ноль. Вы попали в засаду около половины первого, так, лейтенант?
— Так, но… где база, а где Тушино! — Учитель недоверчиво покачал головой. — Не успеть даже по МКАД с мигалкой! При всем желании не успеть. Не в коконе же он домчался?
— Интересная мысль, лейтенант Учитель. — Рабинович усмехнулся. — Спасибо за подсказку.
— Там машины были! — запротестовал Учитель. — Обыкновенные, человеческие.
— Где? Под мостом? Вы, насколько я помню из рапорта, видели провокатора пешим, в компании серпиенсов.
— Ну, да, так и было. — Учитель понял, что проигрывает, и слегка засуетился. — Но перед этим мы проследили, как он вышел из своего дома и поехал к куполу на «Лексусе»!
— А в дом он как попал?
— Мы не видели. — Учитель замялся. — Там, наверное, и был.
— Или прилетел в коконе, высадился на крыше и спустился вниз? Чем не вариант? Что молчите, Учитель?
— Шли бы вы с вашими фантазиями! — не выдержал Учитель.
— Не расслышал, извините? — Рабинович победно взглянул на охотника.
— Вариант, говорю, — буркнул, багровея от злости, Учитель. — Вы правы. Вопросов больше не имею.
— Вот и чудненько… коллега, — капитан перевел торжествующий взгляд на генерала.
Алексеев сидел, по-прежнему глядя в стол, только теперь он выглядел не просто угрюмым, а был мрачнее тучи.
Видимо, несмотря на обилие сомнительных вводных, в целом версия Рабиновича показалась генералу убедительной. И это означало, что вина Грина практически доказана. Конечно, все это еще будет рассматриваться трибуналом, будут проводиться допросы, доследования и прочие процедуры, но исход, по мнению Алексеева, был ясен уже сейчас. Обвинительный приговор и наказание по законам военного времени.
Чего, собственно, этот сумасшедший ученый и добивался.
— И последний факт, если разрешите, товарищ генерал, — Рабинович положил на стол еще один листок.
— У? — Алексеев поднял взгляд на капитана, но включился не сразу. — А-а, докладывай.
— Это перевод сообщения, посланного Грином приору стражи сразу после того, как группа Воронцова вышла на охоту. — Капитан вынул из кармана коммуникатор. — А это оригинальная запись.
Он включил воспроизведение. Сообщение было коротким, из трех отрывистых фраз, но все поняли, о чем речь и без перевода или расширенных пояснений. Провокатор предупреждал хозяйку об опасности. Голос Грина, хоть и полушепот, узнали также все, кроме Деда, который с ним лично так и не встретился.
— Сержант Афанасьева, узнаете голос?
— Я… — Вика замялась, — да, наверное, но… Грин не знает языка серпиенсов!
— Вы уверены? — Во взгляде Рабиновича угадывалась насмешка. — То, что он шептал вам нежности по-русски, ничего не значит. Со своей хозяйкой он, как вы слышите, шепчется на языке серпиенсов. Кстати, вполне приличное произношение.
— Он… не знает языка! — заупрямилась Вика. — Вы…
Она осеклась, чтобы не разрыдаться.
— В виртуальном пространстве чужаков можно обучиться их языку буквально за неделю. Мне даже известны случаи, когда люди осваивали язык серпиенсов за сутки. Как думаете, сколько времени могло потребоваться на это Грину, ценному ученому и гению, как вы утверждаете? Один выходной?
— Он… не мог… предать! — прошептала Вика едва слышно из-за сдавившего горло спазма.
Рабинович в ответ на ее фразу только пожал плечами. Учитель снова взял Вику за руку и сжал, но на этот раз не крепко, просто чтобы поддержать в трудную минуту. Алексеев оторвал взгляд от столешницы и посмотрел сочувственно, но коротко. Взглянул и снова опустил глаза. Разглядывать расстроенную женщину — ни удовольствия, ни пользы, только самому расстраиваться. Военные тоже бывают сентиментальными.
— К сожалению, вы слишком долго отсутствовали, сержант, — с ноткой участия сказал Дед. — Люди меняются.
Вика, не спрашивая разрешения, тяжело поднялась и направилась к выходу.
— Разрешите идти? — вскочив, спросил Учитель как бы и за себя, и за Вику.
— Идите. — Генерал кивнул. — И присмотрите за ней, лейтенант. Это не приказ, личная просьба. В том смысле, что… поддержите.
— Понимаю. — Учитель кивнул и покосился на Рабиновича. — Поддержу. А присмотреть, как я понимаю, найдется кому и без меня.
— Идите! — Генерал поморщился.
Когда за охотниками закрылась дверь, полковник Рублев едва слышно вздохнул и одобрительно посмотрел на капитана: «Таки не подвел, молодец». Рабинович, в свою очередь, указал взглядом на Алексеева и вопросительно поднял одну бровь: «Генерала убедили?» Дед кивнул: «Похоже на то». Капитан кивнул в ответ: «Хорошо».
Теперь, по мнению младшего особиста, ничто не мешало довести дело до финала. Старший особист был настроен менее оптимистично. Дело Грина только начиналось, и до развязки в нем было ох как далеко. Месяца два, а то и больше, даром что война и трибунал не склонен затягивать с приговорами. А что произойдет за этот срок, как повернется ситуация, Дед загадывать не решался.
Ведь проблема заключалась не в том, что Алексеев или «народные адвокаты» станут мешать ходу процесса. Нет, ничего такого не будет, Дед был уверен. Проблема заключалась в самом Грине. Слишком уж спокойно отнесся он к аресту и выдвинутым обвинениям. Чересчур спокойно. И это озадачивало Деда больше всего. Давно известно, что неоправданное затишье бывает перед бурей, а слишком сильный отлив предвещает цунами. Что сулит странное олимпийское спокойствие Грина, понять было трудно, но Дед не сомневался, что ничего хорошего. И возможно, настолько «ничего хорошего», что унести бы вовремя ноги!
10. Москва, октябрь 2014 г
Странные люди, нелогичные правила и законы, а еще — загадочные скрытые возможности. Примерно так сформулировала для себя Арианна Дей вывод из полуторамесячных наблюдений за жителями Москвы и вообще центральной зоны Евразии. «Букет» получался крайне противоречивый, будто бы вместе с гвоздиками в вазу поставили ветку полыни, а потом еще и засунули пару огромных листьев хрена, того самого растения, на которое так любят ссылаться местные острословы. Арианна уже неплохо владела местным языком, но пока так и не поняла, почему упоминание этого растения считается почти неприличным. Почему не упоминание морковки, огурца или баклажана? Впрочем, сейчас Арианна размышляла не об этом. Ей никак не удавалось разгадать зашифрованный в «букете» ребус, и это ее крайне тревожило. Особенно тревожили эти зеленые лопухи с двойным смыслом — скрытые возможности людей.
