Оливер Боуден - Assassins Creed. Откровения
Спустившись на второй ярус, он попал в просторный зал с закругленной крышей. Стены украшали выцветшие фрески. Эцио шел по галереям, глядя на людей, сновавших внизу, в нескольких метрах от него. Слышимость здесь была очень хорошей, и он легко подслушал, о чем говорили двое.
Их он узнал сразу же: грузного Мануила Палеолога и сухощавого Шах-Кулу. Вблизи замерли несколько караульных. Эцио заметил широкий туннель, уходивший куда-то на запад. Возможно, это был кратчайший путь к воротам, возле которых он недавно встретился с Дилярой.
– Сколько времени понадобится моим солдатам, чтобы научиться стрелять из новых ружей? – спросил Мануил.
– Самое большее – несколько недель, – ответил хмурый туркмен.
Мануил задумался.
– Константинопольские янычары уже догадались, что я их предал. Но есть ли у них средства для возмездия?
– Сомневаюсь. Война между султаном и Селимом требует их неусыпного внимания.
Мануил засмеялся, но смех быстро сменился кашлем и рыганием. Казалось, его вот-вот вытошнит.
– Откуда такая вонь? Никак воздушные колодцы опять забились?
– Прошу прощения, Мануил. Наверное, ветер переменился. Часть оттоманских узников, которых мы захватили неделю назад, оказались слишком… недолговечными. После этого… несчастного случая… нам пришлось свалить их тела в одном месте.
Слова телохранителя вызвали у Мануила усмешку пополам с тревогой.
– Шах-Кулу, постарайся умерить свой гнев. Я знаю, что султан унижал твоих соплеменников. Однако незачем плевать на людей, которые ниже нас.
– Унижал моих соплеменников! – закричал Шах-Кулу. – Султан пытался нас раздавить, словно мы – расплодившиеся тараканы! Потому я принял сторону Исмаила Первого и взял имя Шах-Кулу – «раб шаха». Под этим именем я одержу победу над сельджуками и отомщу им за туркменский народ и за тех из нас, кто верен сефевидам и законам шиизма.
– Конечно-конечно, – торопливо согласился Мануил. – А пока распорядись, чтобы убрали последствия этого «несчастного случая».
Палеолог удалился, зажимая нос надушенным платком.
Шах-Кулу угрюмо глядел ему вслед, затем щелкнул пальцами. Трое оставшихся солдат вытянулись и замерли.
– Вы трое, соберите трупы и выбросите их в навозную кучу возле западных ворот.
Один из троих – сержант – озабоченно почесал в затылке.
– Шах-Кулу, у меня нет ключа от западных ворот, – запинаясь признался он.
Гнев, копившийся внутри Шах-Кулу, нашел цель.
– Так найди ключ, идиот! – рявкнул «раб шаха» и стремительно удалился.
– У кого ключ?.. Я вас спрашиваю? – раздраженно спросил сержант.
Ему не понравилось, что его в присутствии подчиненных назвали идиотом, а их ухмылки не понравились ему еще больше.
– По-моему, ключ у Николоса, – сказал один из караульных. – Но у него сегодня выходной.
– Тогда его надо искать на базаре третьего яруса, – сказал второй.
– Морду себе наедает, – проворчал первый. – Ο Χριστός µου![72] Я бы с радостью проткнул этого Шах-Кулу копьем насквозь!
– Тише ты! – шикнул на него сержант. – Такие вещи не говорят вслух, σαφής?[73]
Эцио едва расслышал последние слова солдатской перебранки. Он торопился на третий ярус, к базару.
60
Базар имел лишь одно главное отличие ото всех остальных рынков: он располагался под землей. Здесь также торговали мясом, овощами, пряностями, одеждой, обувью и всем, что требуется людям. Здесь же располагались небольшие питейные заведения. Возле одного из них, на открытом пространстве разразилась пьяная драка. Скорее всего, эти двое повздорили из-за белокожей шлюхи – немолодой костлявой женщины. Та, изящно рассевшись за ближайшим столиком, явно наслаждалась зрелищем.
Дерущихся окружили многочисленные зрители, выкрикивающие слова поддержки. Эцио подошел ближе.
– Угости его посмачнее!
– Врежь ему!
– Убей ублюдка!
– Это все, что ты можешь?
– Крови! Крови!
– Покалечь его!
Большинство зрителей были столь же пьяны, как и драчуны. Среди них Эцио увидел толстого красномордого солдата с всклокоченной грязной бородой. Размахивая кожаной флягой с вином, он, как и остальные, подбадривал дерущихся. На поясе солдата болталась незастегнутая сумка, из которой торчала бородка большого железного ключа. Оглянувшись, Эцио заметил двоих солдат и сержанта. Они озирались по сторонам, разыскивая Николоса.
Не теряя времени, Эцио подобрался к солдату сзади и вытащил ключ.
– Николос, ты где? Ты нам срочно нужен! – кричали солдаты.
«Долго же ты будешь оправдываться, дружище Николос», – подумал Эцио, возвращаясь на второй ярус. Зажимая нос, он свернул в туннель, который должен был привести его к западным воротам.
61
– А ты не торопишься, – недовольно прошептала Диляра, когда Эцио открыл западные ворота и впустил ее внутрь.
– Всегда пожалуйста, – мрачно пробормотал Эцио.
Он не удивился, когда она, зажав нос, с усилием подавила рвотные позывы.
– Аман Аллахым! Что это?
Эцио отошел и кивком указал на груду мертвых тел, сваленных в широкой нише, почти у самых ворот.
– Не все стали пленниками византийцев.
Диляра бросилась было к покойникам, но тут же остановилась.
– Бедняги! – прошептала она. – Да упокоит их Аллах.
Она стояла, понурив плечи, и кусала губы. На какое-то время горе сняло с нее маску свирепости.
– Я знаю, кто это сделал. Туркменский отступник Шах-Кулу.
Эцио кивнул.
– Я его убью!
Она побежала по туннелю.
– Постой! – крикнул Эцио, но было слишком поздно.
Диляра исчезла.
Эцио бросился следом. Диляру он разыскал в укромном уголке, выходившем на площадь. Последние шаги он делал с крайней осторожностью. Девушка стояла к нему спиной, поглощенная тем, что происходило на площади.
– А ты не очень-то умеешь действовать сообща, – сказал он, останавливаясь за спиной Диляры.
Она даже не обернулась.
– Я сюда пришла спасать своих людей. Тех, кого еще можно спасти, – холодно бросила она. – На дружбу у меня нет времени.
– Я к тебе в друзья не набиваюсь, – сказал Эцио. – И без помощи твоей тоже обойдусь. Но было бы полезно знать, где держат твоих людей. Я могу тебе помочь их найти.
С площади донесся пронзительный крик. Лицо девушки вновь сделалось каменным.
– Вот они, – сказала она, указав на площадь.
Там, на каменном полу, сидели плененные турки. Их руки были связаны. К одному подошли византийские солдаты и начали пинать ногами. Пленный упал. Поблизости высилось нечто вроде виселицы. На ней раскачивался еще один пленный турок, подвешенный за руки, которые варварским образом были заломлены. Рядом стоял Шах-Кулу. Невзирая на маску палача, Эцио его сразу узнал. Шах-Кулу наносил пленному удар за ударом, явно наслаждаясь криками своей жертвы.
– Это Янос, – прошептала Диляра, наконец повернувшись к Эцио. – Мы должны ему помочь!
Эцио присмотрелся к Шах-Кулу, поглощенному истязанием.
– У меня есть пистолет, но здесь он бесполезен. Доспехи этого негодяя слишком толстые. Пули в них застрянут… Мне нужно подобраться к нему поближе.
– Времени мало. Это не допрос. Шах-Кулу будет измываться над Яносом, пока не забьет до смерти. А потом возьмется за другого. За третьего…
Каждый удар и каждый крик заставляли ее вздрагивать.
Караульным, похоже, нравилось «развлечение» их главаря. Они хохотали и бросали язвительные замечания.
– Я придумал, как нам поступить, – сказал Эцио, снимая с пояса дымовую бомбу. – Когда я брошу бомбу, выходи на площадь. Туда, где сосредоточены твои люди. Пока держится дымовая завеса, начинай резать у них веревки.
Она кивнула и тут же спросила:
– А Шах-Кулу?
– Оставь его мне.
– Только обязательно прикончи эту крысу.
Эцио выдернул чеку бомбы, подождал, когда появится струйка дыма, после чего метнул бомбу в сторону виселицы. Византийцы считали, что расправились со всеми противниками, и никак не ожидали нападения. Атака Эцио застигла их врасплох.
В возникшей сумятице Эцио и Диляра сбежали вниз по склону, выбравшись на площадь. Там они разделились: Диляра отправилась направо, он – налево. Первого караульного, бросившегося на него, Эцио застрелил. Второму своротил челюсть, ударив тяжелым левым наручем. Не мешкая, Эцио выдвинул скрытый клинок и бросился к Шах-Кулу. Тот уже выхватил тяжелую кривую саблю и стоял с расставленными ногами, не зная, с какой стороны ждать нападения. Выждав момент, Эцио прыгнул на него и вонзил лезвие клинка ему в грудь, выбрав открытый участок между низом маски и доспехами. Из раны хлынула темная кровь, но Эцио не торопился вытаскивать лезвие.
Шах-Кулу упал. Эцио упал вместе с ним, потом склонился над раненым. Сопротивление Шах-Кулу слабело. У него закрылись глаза.
– Люди, которые превращают убийство в развлечение, не заслуживают жалости, – сказал Эцио, наклонившись к уху Шах-Кулу.
