Павел Шабарин - Последний инженер
Ольгерд сел на пол прямо там, где стоял, и свесил ноги вниз, Артур последовал его примеру и тоже сел подальше от края, прислонившись спиной к стене.
— А можно построить еще один хаб? — спросил Ольгерд.
— Не в наше время, не с нашим уровнем технологий. На такое были способны только древние… и то не все.
— А этими роботами можно управлять?
— Да, конечно. — Артур развел руками. — Не в полной степени, конечно, но можно. Иначе зачем они создавались? Машины могут выполнять практически любые функции, от добычи руды до поддержания работоспособности станции.
— Им можно приказать… убить кого-то? — Вопросы Ольгерда становились все более узконаправленными, но при этом на его лице проступало явное беспокойство.
— По идее, нет, такая возможность должна быть заблокирована. Один из главных законов робототехники гласит, что робот не может навредить человеку, но…
— Что — но? — Ольгерд, похоже, уловил неуверенность в голосе Артура.
— Только в основной программе, то есть шаблоне поведения, они рабочие. Кто-то из древних написал для них новую программу. Кто бы это ни был, он не успел или не решился ее установить. Это военная программа.
— То есть… потенциально… под нами целая армия?
— Потенциально, — подтвердил Артур, но затем поправился: — Но мы этого делать не будем. Если превратить их в воинов, то они уже никогда не станут вновь рабочими.
Ольгерд нахмурился.
— Как так? — не понял он. — Если можно установить одну программу, то почему нельзя опять поставить на ее место прежнюю?
— Чтобы они стали воинами и могли убивать, необходимо вытравить из них законы робототехники. Военная программа отличается от стандартной во всем. Даже если мы как-то сумеем сохранить копию, она просто так не установится. Там будет совершенно иная операционная система. Как бы это сказать… они станут говорить на разных языках.
— Я не понимаю.
— Короче говоря, это невозможно. Не с нашим уровнем знаний.
Какое-то время они сидели молча. Артур боролся со своим страхом открытых пространств, и, надо заметить, довольно успешно, а Ольгерд, похоже, обдумывал его слова.
— Мой отец не должен получить этих роботов, — наконец нарушил тишину собеседник, — этого не должно произойти ни при каких обстоятельствах. Если у него появятся роботы, способные заменить человека, то он просто вышвырнет своих рабочих на улицу. Ему будет наплевать на то, что сотни семей останутся без хлеба. А если… если роботы смогут убивать, то он использует их, чтобы уничтожить своих врагов. А врагов у него много. Он считает своими врагами как правителей, так и все население соседних городов… Если ты не хочешь, чтобы он устроил бойню, — даже не заикайся об этом.
— Иезекииль Шоу способен на такое? — не поверил услышанному Артур. — Да не может быть, он, конечно, жестокий человек, но не настолько же!
— Ты ничего не знаешь, — тяжело вздохнул Ольгерд, — ты не рос, глядя на его злодеяния. Если бы не моя мать, да примут ее духи, я бы был таким же, как он, может быть, даже хуже. Иезекииль Шоу, он… он не человек. Он настоящий монстр, настоящее чудовище. Когда рассказывают байки о выродках… я вижу не звериные морды… я вижу его лицо.
— Этим роботам все равно необходимо быть в Феврале.
— Потому что он тебе приказал?
— Потому что это единственное, что сдержит настоящих выродков. Это слишком сложно. Но я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы твой отец не получил контроля над роботами. А еще я сделаю все возможное, чтобы не пролилась кровь. Ни людей, ни выродков.
— Звучит, как будто у тебя есть план.
— И поверь мне, — Артур улыбнулся, — это отличный план.
— Допустим. Но как ты собираешься доставить всех этих роботов в Февраль?
— Я не собираюсь этого делать.
Ольгерд посмотрел на него с немым вопросом в глазах.
— Это они меня туда доставят, — произнес Артур.
…Из чего они сделаны?
Кузнечик спал. Мышка наклонилась пониже и настолько осторожно, насколько позволяла ее врожденная наглость, прикоснулась к его клыкам. Их холодная поверхность блестела серебром, будто они были сделаны из металла, но Мышка никак не могла понять, как это клыки могут быть металлическими. Они растут сами по себе, а металл, она знала это точно, сам по себе не растет.
Кто же он такой, этот Кузнечик? Что за странное существо?
Увидев его в первый раз, когда он чуть не порвал Мышку в клочья, она подумала, что это какой-то дикий хищник, страшное существо с поверхности, видениями о которых Мы предостерегали ее от побега из каньона. Впрочем, она очень быстро разуверилась в этом. Кузнечик не был хищником, хоть порой и вел себя как таковой. На ее памяти он еще никого не убил, даже когда нужно было это сделать. Ну разве что, когда ходил на охоту. Хотя нет, он называл это «патрулем». В свои патрули он отправлялся не ради добычи, а если уж ловил что-то, то не для собственного пропитания, не ради добычи как таковой, а чтобы поделиться с остальными. Кузнечик ходил в свои патрули не из-за инстинкта охотника, а чтобы защитить своих друзей. Так же, как он защитил ее тогда в переулке.
Мышкина же охота обычно оканчивалась поимкой какой-нибудь ящерки. Девочке нравилось, как они танцевали над огнем.
Гайка и тетя Сара учили Мышку, как себя должен вести человек, пытались сделать из нее то, чем она не являлась. Все то, что, как ей объясняли, должно быть присуще человеку — доброта, честность, великодушие и так далее, — все это было присуще Кузнечику. Но это не было присуще той твари, которая в переулке рвала на Мышке одежду. Странно. Почему тогда та тварь — человек, а Кузнечик — чудовище. Где лежит эта невидимая грань между одним понятием и другим?
Мышка еще раз осмотрела Питера. Его необычная вытянутая голова была в какой-то степени привлекательной — клыки говорили о статусе воина, а большой красный язык казался Мышке попросту очень красивым. У Кузнечика не было ни лица, ни морды в привычном понимании этого слова — только плоская металлическая пластина. Мышка вдруг вспомнила, что некоторые воины из ее народа наносили на свою шерсть светящуюся жидкость, чтобы выглядеть страшнее. Может быть, эту пластину тоже стоило так разукрасить? Спустившись глазами ниже, она обратила внимание на то, как под серой кожей проступают узловатые мышцы, переплетенные неровной паутинкой вен. Ее взгляд спустился еще ниже, к изогнутым в обратную сторону ногам, но замер где-то посередине.
Мышка нервно сглотнула слюну.
Действительно… Мальчик…
Странные эмоции захлестнули ее. Она просто не знала теперь, куда девать свой взгляд. По ее телу волнами катился жар. Обычно она испытывала отвращение к подобным мыслям и загоняла их в дальние уголки сознания, но сейчас они казались ей такими естественными, такими правильными. Не веря в то, что она это делает, Мышка протянула руку и прикоснулась к Кузнечику.
Он явно почувствовал ее прикосновение и встрепенулся во сне. Мышка тут же отдернула руку, но было уже поздно — он проснулся.
Похоже, Кузнечик так и не понял, что произошло. Просто проснулся и увидел Мышку, сидящую рядом с ним. Какое-то время он непонимающе смотрел на нее, а затем приподнялся, оперся на руки и сел рядом.
Мышка вдохнула, собралась с силами, чтобы что-то сказать, но осеклась и издала звук, больше всего походивший на жалобный стон или вой. Она не знала, что говорить, знала лишь, что ей одновременно очень страшно и очень здорово рядом с Питером.
Еще какое-то время они сидели почти неподвижно. Мышка прятала свой взгляд, пусть и знала, что с его странным зрением он все равно видит ее глаза и, конечно, знает, что она вот-вот расплачется. Эмоции захлестывали ее — настоящие, полные жизни, правильные эмоции, свойственные как людям, так и животным. Это было то чувство, в котором человек и нечеловек едины. Оно оказалось совершенно противоположно тому спокойствию, которое Мышка испытывала, соединяясь разумом с Мы.
Движение Кузнечика было очень медленным и осторожным, но от этого не менее внезапным. Погрузившись в мир своих мыслей и чувств, она чуть было не упустила момент, когда он протянул свою руку к ее лицу. Мышка зажмурилась, готовясь ощутить холод его когтей, но вместо этого почувствовала тепло его ладони.
Первые мгновения его прикосновения были ей приятны, но затем ни с того ни с сего где-то в глубине своего сознания она услышала змеиное шипение, и тепло руки Питера вдруг обернулось для нее холодом змеиной чешуи.
Она взвизгнула, полоснула когтями по руке Кузнечика и, резко отскочив от него, в два прыжка забралась на второй этаж амбара. Там девочка поглубже зарылась в подушки и наконец-то зарыдала. Прошло, наверное, несколько минут, и этого времени ей хватило, чтобы немного успокоиться. Питер, похоже, никак не отреагировал на ее поведение. Выглянув сверху, она увидела его все так же сидящим на месте.
