Гавряев Витальевич - Просто Иван

   Было заметно, с какой гордостью боец доложил о последней находке, особо про то, как он предлагает ей распорядиться. Видя старания инициативного бойца, Ваня, читавший когда-то в далёком будущем Карнеги, решил воспользоваться одним из советов его книги и подстегнуть подчинённого похвалой.

  - Молодец Василь, только весь шёлк не выменивай: оставь немного для наших женщин - пусть и они немного порадуются да смастерят для себя обновки. Да и с бомбой ты всё отлично придумал. Действуй.

  - Тут это, когда мы местность обыскивали, и ганца стало быть тоже. Ну, я, стало быть, его пистолет себе присвоил, а полётную карту, стало быть, вам. От так. Я в неё заглядывал, карта очень даже подробная. ...

   Ещё до того как начало вечереть, Василь вместе с Сёмкой - весьма шустрым худосочным местным подростком у которого только начал пробиваться первый пушок над верхней губой, отправились в ближайшее селение. И когда они почти не шумя 'растворились‟ в густых зарослях вечернего леса, у Ивана защемило сердце: ему казалось, что оба бойца идут на смерть. Перед мысленным взором постоянно мелькали картинки, в которых его люди попадают в засаду, или того хуже, местные из желания выслужиться перед новой властью скручивают его ребят. Надо было послать с ними ещё кого-нибудь. Так мучаемый недобрыми предчувствиями, Непомнящий и просидел всю ночь возле глубоко закопанного слабенького костерка. Поначалу, пока позволял свет уходящего дня, насколько это было возможно, он изучал карту, просматривая, где и какие идут дороги, решая, где лучше устраивать завалы, а где минировать. Покончив с этим, он старался думать на разные темы, но постоянно возвращался к мысли о судьбе людей пошедших в деревню. Несколько раз за ночь, он проваливался в короткое сонное забытьё, выходя из которого ему мерещилось, что где-то, под чьей-то ногой хрустнула гнилушка. Ваня вздрагивал, вслушивался звуки ночного леса, замечал, как неподалёку бдел часовой и, снова начиналось томительное, изматывающее душу ожидание.

   Это невыносимое самоистязание окончилось поближе к утру. И даже в этот радостный миг, было неизвестно, каким образом Семён ориентировался в ночи, однако, он не заблудился и вышел точно на место ночной стоянки. Впрочем, возвращение бойцов принесло с собой ещё и сильное удивление: уходили на менку два человека, а вернулось трое. И как прикажите понимать такую занимательную математику.

  - Дядя Ваня, - запальчиво лепетал подросток присаживаясь у огня: он так обращался несмотря на то, что Иван несколько раз объяснял пареньку что разница в возрасте у них не такая уж и большая, и можно обходиться без всяких там 'дядей‟, - ну с вашего разрешения мы пошли на обмен. А когда подкрались к деревеньке, то притаились и долго выжидали: однако ничего опасного мы не заметили. Только в одной из хат слабый огонёк мерцал. Вот к ней мы и поползли. ...

   Ивану хотелось поскорее всё узнать - без лишних подробностей, однако он знал Сёмку, поэтому не перебивал: дабы тот не сбился с мысли и не начал своё повествование заново.

  - ... Я заглянул в окошко, а тама тётка с дядькой вечерять - как-то поздновато, но вечерять. Ну, мы и решили, что я зайду сперва к ним. Вот как-то так. Сперва, когда я постучал в окошко, они спугались - особо тётка всполошилась, но всё-таки открыли дверь и пустили меня в хату. Ну, я им и начал говорить, что я сирота дескать, иду по миру и побираюсь. А вот недавно нашёл в лесу парашют и хочу его материю сменять на харч. - Рассказчик запнулся, немного помолчал, виновато потупив голову и продолжил. - Ну, на этом они меня стало быть и поймали, на брехне так сказать. Дядька и говорит мне, дескать, тяжело и неподъёмно одному таскать оба таких увесистых сидора. Зови мол своего друга. Ну а наш дядька Василий на сиротку совсем не похож. Вот как-то так.

  - Ну а дальше что? - Поинтересовался Иван недовольный возникшей паузой. - Что дальше то было?

   Здесь уже заговорил тот, кто пришёл вместе с бойцами, ходившими за провизией:

  - Можно я расскажу. Как ваш малец к нам вошёл, я сразу заметил, что у него из голенища сапога немецкий штык нож торчит. Забыл он стало быть его оттуда вынуть. Да и когда я со своей Маруськой ужинал, то приметил, как в окно двое заглядывали - ваш шкет и какой-то мужик. Стало быть не может он быть сиротой. Или как он говорил, побирался в одиночестве. Знать брешет он нам. Вдобавок у пацана, в кармане его тужурки, что-то тяжёлое сильно оттягивало карман. После чего у меня и возникла уверенность что он из партизан.

   Иван, жестом прервал рассказ незнакомца, и задал вертящийся на языке вопрос:

  - Меня сейчас больше всего интересует, не как вы догадались кто мы, а кто вы такой?

   Мужичок встал, привычным движением оправил одежду и представился:

   - Красноармеец Быков, Владимир Анатольевич, - водитель, двести пятая мотострелковая дивизия. До нападения немцев, располагались под Берёзой.

   - Не похожи вы на красноармейца. - Пренебрежительно заметил Иван. - Где форма, где оружие? Почему в гражданской одежде?

   На что, стоявший перед ним человек без тени смущения ответил:

  - Так я был контужен. Это произошло, когда я вёз раненых в госпиталь и нарвался на немецкие танки; вертелся как уж на сковородке, но видимо всё равно слабо вилял. Короче говоря, в мою машину попали, а больше ничего не помню. Моя Маруська нашла меня в километре от моей сгоревшей машины. Видать я в беспамятстве полз, или сперва свои тащили, а посчитав погибшим оставили. Так вот хозяюшка меня подобрала, домой на своём хребту притащила, выходила. ...

   Тело Быкова резко но не очень сильно передёрнуло и он, извиняясь, развёл руками, и улыбнулся.

  - Извините товарищи, с того дня память осталась: сам до сих пор не привыкну к этому. Как-то так оно и получается. В общем Маруся оказалась вдовой и бездетной бабой. Пока я поправлялся, то стал ей по хозяйству пособлять: там выровняю, там прибью, а то в сарае прореху залатаю. Затем выровнял покосившийся плетень, и так постепенно, навёл по куреню порядок - по мужской линии так сказать. А остатки моей формы вдова сразу же сожгла - от греха подальше.

   Здесь Владимир снова замолчал и, посмотрев в глаза Ивану, заговорил голосом, в котором сквозили нотки сочувствия и ещё чего-то очень тёплого, и душевного:

  - Товарищ командир, понимаете, очень истосковалась баба по мужскому плечу: да и хозяйство без должного догляда стало приходить в упадок. Вот и прикипела она ко мне, никак отпускать не хотела. Ну и я, что греха таить, истосковался по такой мирной работе, да и ещё это - на войне страшно до жути, а здесь всё тихо, и спокойно.

   На что Иван, со свойственной ему временами бесшабашностью - последствия того, что Непомнящий подсознательно старался подражать Дзюбе, лихо поправил причёску, усмехнулся и поинтересовался: