Андрей Левицкий - Сага Смерти: Мгла

Дымовые шлейфы вспороли воздух. Одна ракета зацепила вершину будки, другие пронеслись низко над крышей, врезались в здание дальше.

Цех содрогнулся, над ним вырос гриб бетонных осколков и дыма.

Почему он пулемет не использует? Решил действовать наверняка, ракетами? Так не вышло же! Я сжался, бросив пистолет, накрыл голову руками, вокруг загрохотали падающие обломки, мелкие камешки забарабанили по спине и затылку. Вертолет тенью мелькнул над нами, на мгновение скрыв солнце, хрустящий рокот прокатился тяжелой волной и схлынул — «Черный крокодил» пролетел дальше. Я вскочил, схватив «файв-севен».

Вместо будки зиял пролом, по другую сторону на ноги поднимался Пригоршня. Он что-то прокричал, но я не расслышал. Сунув пистолет в кобуру, побежал вокруг дыры, и вдруг увидел гранату — напарник потерял, когда убегал от взрыва. На ходу подхватил ее и повесил на жилет. Никита был уже рядом.

— Разворачивается!

Я и сам видел: «вертушка» описывала крутую дугу над карьером. Странно, что мы ещё живы — ведь пилот явно на нас охотится. Маневренность у «крокодилов» отличная, но она снижается, если машина несет тяжелую боевую нагрузку, полные контейнеры с НУРСами, фугасную авиационную бомбу, блоки ПТУР и локационную станцию. Неужели пилот из-за этого не справился? Да нет, не может быть. Тогда почему он не попал? Вроде бы на «крокодилах» система наведения должна выдавать голографическую картинку прямо в шлем. Хотя летчик мог использовать обычный прицел — или сетку не подсветил, или нарушились функции обеспечения наведения на цель…

Или пилот — лох?

Это в высшей степени маловероятно — в пилоты военных вертолетов олухов не берут, — но я не мог понять, почему он сразу не расстрелял нас из четырехствольного пулемета «ГШГ-Ультра» под обтекателем.

Что бы там ни было, ему понадобились несколько секунд, чтобы повернуть. Я в это время успел заглянуть в пролом — спуститься было по-прежнему невозможно — и, когда рокот усилился, побежал вслед за рванувшим прочь напарником.

Когда до края крыши оставалось метров двадцать, Никита оглянулся и вдруг завопил, схватив меня за плечо:

— Стоять!!!

Он дернул так, что я упал, и сам повалился рядом.

— Ты что?! — заорал я, а он в ответ выкрикнул:

— Не дергайся!

Мы оглянулись — вертолет был уже над крышей. Должно быть, пилот не ожидал, что мы вдруг остановимся, и потому вновь не попал. Но во второй раз он воспользовался не ракетами в контейнерах, а «Иглой».

Боевая мощность у неё такая, что ракета пробивает броню тяжелого танка. Если бы мы бежали дальше, она ударила бы в крышу у наших ног, и души двух отчаянных сталкеров воспарили бы к небесам, оставив бренные тела внизу, — а так с раздирающим уши ревом «Игла» пронеслась над нами.

Ракета с кумулятивным зарядом и сверхтвердым сердечником, пробив бетон, взорвалась. Сквозь грохот я не услышал крика напарника, но он вновь схватил меня, поднимая навстречу волне раскаленного воздуха. «Игла» долбанула крышу далеко впереди, метрах в пяти от края. Теперь фонтан осколков оказался не таким мощным, ведь там не было будки, лишь бетонная плоскость, в которую ракета вонзилась, как гвоздь в фанеру.

Цех содрогнулся. Мы влетели в облако пыли и дыма, кашляя, побежали сквозь него. Крыша накренилась, и я упал. Всё зашаталось; плохо понимая, что происходит, я попытался уползти назад, но провалился куда-то. Застучали, осыпаясь, куски бетона — и часть здания обрушилась.

Под нами образовалась наклонная крошащаяся поверхность, за краем ее, гораздо ближе, чем раньше, виднелась труба конвейера. Впереди «крокодил» разворачивался в опасной близости от соседнего цеха.

У нас не было времени, чтобы толком разбежаться и оттолкнуться, поэтому важнее оказался вес, а не сила. Никита сильнее меня, но и куда тяжелее…

Я прыгнул дальше.

И упал грудью на трубу — зубы лязгнули, выставленные вперед локти врезались в доски, из глаз посыпались искры. Мгновение я висел, потом стал соскальзывать, но успел забросить ногу и уселся верхом. Напарник, не долетев до конвейера какой-то метр, с ревом зашел на посадку по крутой глиссаде — хотя я бы назвал его траекторию не посадочной, а аварийной. Я начал съезжать, улегся, обхватив трубу руками и ногами, скосил глаза, ожидая, что увижу мертвое тело, распластанное на асфальте далеко внизу…

Но там была паутина.

Не знаю, из чего состоит эта странная аномалия. Волокна воздушной паутины прочны — порвав верхние слои, Никита застрял. Забился, проваливаясь локтями и коленями, попытался встать, не смог и пополз. Вокруг качались слезы мрака, скользили по волокнам, будто десятки маленьких черных паучков, со всех сторон приближаясь к огромной жирной мухе.

— Осторожно! — заорал я.

Вряд ли он расслышал: вертолет как раз пронесся над нами.

Пилот не мог предвидеть, что мы прыгнем, рассчитывал накрыть третьим залпом на крыше — и не смог. «Крокодил» исчез за соседним цехом. Никита сумел встать и шел по паутине, как по хлипкому подвесному мостику, раскачиваясь, хватаясь за волокна, то и дело проваливаясь, лавируя между скользящими артефактами. Он задрал голову, увидел меня и тут же рванулся в сторону, когда одна из слез чуть не коснулась его. Впереди висела большая сфера вроде той, что мы видели в башне, она медленно ползла к напарнику.

Я махнул ему, немного съехал и покрепче вцепился в доски. До верхнего конца конвейера недалеко, а до цеха, из которого он выходит, — метров двадцать. Главное, там некуда спрятаться, даже если смогу съехать на заднице — упрусь в стену без окон. А вертолет сейчас разворачивается, чтобы вновь атаковать нас, и на этот раз пилот, если он не полный имбецил, поступит умнее: зависнет в стороне, нормально прицелится…

Глубоко вздохнув, я вскочил и рванулся вверх по наклонной плоскости.

Ребристые подошвы армейских ботинок почти не скользили по доскам, но квадратная труба шла под крутым углом, долго бежать невозможно. Сила земного тяготения вцепилась в меня и потянула вниз, с каждым мгновением все настойчивее. Еще шаг, еше… Рокот нарастал. Еще — хоть немного, хоть пару метров… Ну, давай же! Я уже высоко, ветер свистит в ушах, вертолет налетает сбоку, но до конца конвейера осталось совсем немного…

Скорострельный пулемет на носовой турели загрохотал, и в трубу ударили пули.

Зазвенело стекло, затрещало дерево. Труба содрогнулась, я упал и перевалился через край, взмахнув руками. Стенку возле плеча размолотило в труху. Оконная рама разлетелась щепками, пыльное стекло взорвалось. Повиснув, я отвернулся, чтобы осколки не попали в глаза. Очередь ушла вверх, и вертолет рокочущей тенью пронесся над головой.