ЧВК «Вольные стрелки». СВО в Африке - Николай Петрович Марчук
– Поражает? – тихо, почти шепотом спросил стоявший позади меня Адольф.
– Не то слово, – честно ответил я, едва сдерживая порыв, чтобы тут же не свернуть щуплую шею хозяину особняка, – завораживает!
– В точку! – явно довольный такой реакцией, хлопнул меня по плечу Ван дер Гельц. – Многим это украшение стены не нравится, но что поделать, такая у нас семейная традиция, а я чту эти традиции.
Тут я вспомнил историю этой страны, которую мне как-то поведал Векеса. Честно говоря, я в тот рассказ особо не поверил, уж слишком чудовищным и кровожадным было повествование, а вот сейчас, глядя на инсталляцию, состоящую из тысяч отрубленных рук, понял, что седовласый ветеран из моего отряда не врал.
Конго располагается в самом центре Африки. Именно поэтому европейские колонизаторы сумели сюда добраться только к концу девятнадцатого века. Но когда им это удалось, для жителей Конго начался ад. Конго стало бельгийской колонией, точнее – личной собственностью бельгийского короля Леопольда II. Чтобы удобнее грабить страну, Леопольд наводнил Конго бандами карателей, которые действовали под начальством европейских офицеров и за малейшую провинность уничтожали людей целыми деревнями. Эта частная военная структура называлась «Общественные силы».
Большинству местного населения приходилось работать на плантациях гевеи. Бельгийские власти нашли исключительно эффективный способ повышения производительности труда – благодаря ему производство каучука в Конго за десять лет выросло в сорок раз.
Способ был прост, как надпись на воротах немецкого концлагеря. Каждому, кто не выполнял норму по сбору каучука, отрубали руку. Точнее, за невыполнение норм полагался расстрел. Бельгийское правительство считало каждый патрон, поэтому требовало, чтобы каратели из Force Publique предоставляли отрубленную руку казненного в подтверждение того, что патрон был использован по назначению, а не продан местным охотникам. Кроме того, каратели получали за каждую экзекуцию вознаграждение.
Головорезы оказались хитрее – они просто начали отрубать людям руки. В конце концов, дело закончилось тем, что отрубленные руки стали использоваться в Конго в качестве валюты. Их собирали каратели из Force Publique, их собирали мирные деревни…
Если у одной деревни нормы по сбору каучука оказывались слишком высокими, она нападала на другую деревню, чтобы заплатить бельгийскому королю страшный выкуп. Пик добычи каучука в Конго пришелся на 1901–1903 годы. Именно тогда руки начали измерять корзинами. Не выполнил норму по сбору каучука? С тебя – две корзины рук.
– Это все ваших рук дело? – спросил я.
– Нет, что вы, – отмахнулся Адольф, – говорю же: семейная традиция. Моих трофеев здесь едва ли десятая часть, остальное все предки постарались, но зато есть уже и трофеи сына… – Ван дер Гельц ткнул пальцем куда-то в верхний правый угол.
– А почему совсем нет трупного запаха?
Я задавал вопросы не потому, что мне было интересно, а чтобы протянуть время и дать себе успокоиться. Еще немного, и я сорвусь…
– Запаха нет, потому что кисти сперва долгое время вымачивают в специальном растворе, потом высушивают на солнце. Это все местные шаманы, у них тут целая наука, в которую я не лезу, – отмахнулся Адольф.
– Это… это, – я пытался подобрать слова, чтобы высказаться покультурней, но ничего кроме матов в голову не шло, – это похоже на картину, на произведение искусства, – наконец ляпнул я какую-то хрень.
– Точно! Прямо в самое яблочко! – дер Гельц так обрадовался моим словам, что аж захлопал в ладоши. – Как же хорошо, что я вас встретил, мистер Чехофф, думаю, у нас с вами будет много общих дел и светлое финансовое будущее.
Ага, придушить бы тебя сейчас, а потом вот тем мачете, что лежит под стеклом, отрубить бы твои шаловливые ручки да прицепить их в центр этой стены, чтобы, так сказать, завершить картину последним мазком…
– У вас сейчас на лице появилось такое задумчиво-мечтательное выражение, – заметил изменение моей мимики дер Гельц. – О чем думаете, если не секрет?
– Думаю, что когда у меня будет свое поместье, то я тоже хочу себе такую комнату с трофеями, оружием и панно из рук на стене, – соврал я.
– Будет! Обязательно все будет, – уверенно заявил дер Гельц. – Но я вас хотел поразить не этим, а кое-чем другим, – ухватив меня за рукав куртки, хозяин дома потащил в дальний угол комнаты, где была еще одна дверь. – Пойдемте, а то наш итальянский друг не столь крепок нервами, как вы, Петр.
Действительно, Пабло Рикочо выглядел хреново: морда бледная с явным зеленоватым оттенком, а глаза так и рыщут по сторонам, лишь бы на стену, украшенную отрубленными руками, не смотреть.
Что такое?! Не нравится, пан итальянец, суровая правда жизни? Так это вы еще свежевывернутых человеческих внутренностей не нюхали, когда они осклизлым «осьминогом» вываливаются на землю из распоротого осколком брюха и в нос бьет убойный аромат из дерьма, крови, слизи, кишок… и страха!
Хозяин дома подвел нас к двери, которая выглядела весьма основательно, железно и бронебойно. Выглядела так, как должна была выглядеть дверь сейфа.
Адольф Ван дер Гельц попросил нас отвернуться, мы с Рикочо тут же сделали «Кругом!» и впялились глазами в стенку напротив, где висели диковинные маски африканских шаманов, одна другой страшнее. За спиной раздался сухой щелчок, потом мелодичное электронное попискивание, и ван дер Гельц разрешил нам повернуться.
– Мама мия! – восторженно воскликнул Рикочо.
– Ежкин кот, – перейдя на русский, прохрипел я, в горле разом пересохло от увиденного.
Видели когда-нибудь пещеру Аладдина? Ту самую, где Али-Баба и его сорок верных нукеров держали награбленное добро. Хотя бы на картинках. Если видели, то вы представите, что за волшебная картина сейчас предстала перед моими глазами.
Дверь внушительной толщины, которую отпер ван дер Гельц, вела в комнату-сейф, которая была заполнена деньгами, золотом, драгоценными камнями, снова деньгами, опять золотом и еще раз драгоценными камнями…
Это не просто захватывало дух, это завораживало. Если кто-то вам скажет, что золото или деньги не могут вскружить голову, то значит, этот чудак просто никогда не видел много денег. Никогда! Я вот до сегодняшнего момента тоже считал, что совершенно крепок душой и меня уж точно не смутить деньгами. Я как-то в прежней жизни переводил со счета на счет сто миллионов рублей. Причем вполне мог эти деньги вывести в наличку и сбежать с
