Утро под Катовице. Книга 1 - Николай Александрович Ермаков
— Да ты на себя посмотри! Кого ты обманываешь? Ты же её не любишь! Это просто твоя похоть, помноженная на ещё сохранившиеся чувства к Катаржине. Да и как ты можешь любить Болеславу, если ты с ней совсем не знаком? Ваше совместное рандеву в стрессовой ситуации не в счёт!
Чтобы остудить разгоряченный мозг, я пытался думать о посторонних вещах и это на какое-то время помогало, но стоило только вспомнить её, как внутренний злодей появлялся вновь:
— А если здраво рассудить, то влечение Болеславы к тебе имеет, скорее всего, патологические причины. На фоне стресса от изнасилования у неё развилась гиперсексуальность, которой ты и воспользовался в своё удовольствие. И ещё любовь-морковь выдумал! Ну не может женщина с нормальной психикой, верующая католичка, бросаться на первого попавшегося мужика. Но правда в том, что с этой патологией, ей совершенно безразлична личность трахаля, лишь бы крепок был в нужном месте. А там сейчас много русских солдат, которые очень голодны до баб!
От подобных откровений я буквально был готов биться головой об стену! Теперь я понимал, что значит выражение «сходить с ума от любви». Кстати, оппонент был полностью со мной согласен, что я схожу с ума, но убеждал меня в том, что причиной всему мои похоть и глупость:
— А всё потому, что ты настоящий дурак, Андрюха, обдолбался «Аресом» по самое не хочу, потому и в прошлое загремел! Но в тупизне своей не остановился, а, увидев смазливую мордашку, пошёл резать немчуру направо и налево, а оно тебе надо было? Поляки ведь тоже враги русским и ты это знаешь! Да и вообще, может у них там всё тип-топ было! Ты же не смотрел! А зря! Ишь, благородный выискался! Синяков-то у неё не было!
— Я видел, как она на улице сопротивлялась!
— Ха, известные бабские уловки!
— Он её к кровати привязал!
— Ну это вообще не аргумент!
— У неё же потом стресс был!
— Ага, такой стресс, что она через день едва на тебя не запрыгнула! Кстати, зря ты тогда отказался! Так что при тщательном рассмотрении твоих поступков, очевидно, что ты тупой, самовлюблённый кретин с ярко выраженной шизофренией, развившейся на фоне приема непроверенного лекарства и неумеренного занятия сексом с женщиной лёгкого поведения!
— Она не такая!
— Ну, значит по другим пунктам обвинения возражений нет!
— Сука! Убью!
— Сейчас ты её уже не достанешь, по хорошему надо было не к дяде её вести, а прикопать её там поблизости, не мучился бы сейчас, бедненький!
— Я не её, я тебя убью!
— Тоже неплохой вариант, главное, легко выполнимый! Предлагаю два варианта на выбор: вечером незаметно перегрызть себе вены или удавиться на ремне. Что выбираешь? Ах, забыл, можно ещё разбить окно и, пока конвой не забежал, быстренько осколком вскрыть себе сонную артерию! А иначе никак, я же ведь часть тебя!
Вот ведь гад, уже и на суицид подбивает! Это все от безделья! Придя к этому выводу, я принялся изматывать себя доступными физическими упражнениями. Наиболее эффективным оказалось отжимание на руках вверх ногами — после этого оппонент не появлялся более часа. Кроме того, на пятый день, дождавшись, когда Воробьёв принесет мне завтрак, я попросил его принести что-нибудь почитать — газеты или хотя бы Строевой устав РККА. Он, по своему обыкновению, ничего не сказал, но через час принес заказанное — подшивку «Правды» за сентябрь и устав. Теперь была возможность давить оппонента не только физкультурой, но и умственной нагрузкой — внимательное прочтение передовиц надолго отбивало у шизы желание проявляться, устав оказался не менее эффективным. К тому же, по мере изучения газет и устава, оппонент становился заметно спокойнее и лояльнее. Кто бы мог подумать, что бороться с шизофренией можно прочтением коммунистической газеты и воинского устава! На эту мою мысль шиза отреагировал незамедлительно:
— Это лишь доказывает, что я голос разума, который как раз и пытается бороться с твоей болезненной зависимостью.
— Голос разума, который предлагал мне лезть в петлю!?
— Извини, погорячился, больше не буду. Только ты больше не читай этой дряни!
— А вот хрен тебе! Такой голос разума мне не нужен!
После этого диалога я с ещё большим рвением взялся за изучение статей из газет и устава, стараясь наиболее интересные места заучить наизусть, от физических нагрузок я тоже не отказывался. Оппонент теперь почти не появлялся, но я чувствовал, что стоит только дать ему волю, как этот гад снова проявится во всей красе.
На двенадцатый день моего санаторного отдыха, Воробьёв меня удивил, приказав идти за ним, что я и выполнил без промедления. Наконец-то в моей судьбе что-то прояснится! Далее он отвел меня в соседнюю комнату, по размеру и отделке сходную с моей, но обставленную под кабинет. За столом сидел незнакомый мне майор госбезопасности — худощавый мужчина лет пятидесяти с интеллигентным лицом в очках. Перед ним на столе лежали листы моего допроса и толстая тетрадь. Увидев меня, он указал на стул напротив себя:
— Садитесь, Андрей Иванович, позвольте представиться: майор госбезопасности Соболев Платон Николаевич. У меня есть к Вам есть несколько вопросов.
Эти «несколько вопросов» растянулись на весь день с перерывом на обед. Сначала Соболев интересовался подробностями моей одиссеи, подробно углубляясь в мотивацию. Например: «А зачем было возвращаться для того, чтобы всего один раз выстрелить по преследующему танку?.. Почему не вступили в бой после первого выстрела, а бросились в бегство?.. Как Вам в голову пришла мысль присоединиться к немецкой колонне?.. Почему Вы решили сдаться советской власти?..» — и в том же духе. Слушая мои ответы, он периодически сверялся с протоколом допроса и делал пометки в тетради. После обеда Соколов перешёл к вопросам о моей семье и политических взглядах. Здесь у меня были заранее заготовлены хорошо продуманные ответы, которые, по всей видимости, его полностью удовлетворили.
Под конец беседы дошла очередь и до моих планов:
— Ну вот Вы и в СССР, куда так замечательно прибыли, а есть ли у Вас какие-нибудь планы, предположения, как и где будете жить? Чем заниматься?
— Если это возможно, я бы хотел устроиться работать на Горьковский автомобильный завод, я ведь люблю технику и хорошо в ней разбираюсь. А в следующем году пошёл бы на вечернее в Автотранспортный техникум. Печально, что этот год потерян для учебы.
Далее мы ещё немного поговорили об автомобилях и тракторах, при этом майор показал себя хорошим знатоком техники, после чего наш разговор закончился.
Следующие два дня мною вновь были проведены в одиночестве, которое нарушал только молчаливый