Драфт. Часть первая: build (СИ) - Морецкая Анна

В общем, в тот раз, как только погоревать вместе с девушками, Аля ничего сделать и не смогла. А вот котов, тех самых птичьих убивцев, она в дальнейшем пользовала регулярно. Поскольку кроме силы и ловкости, как и положено им в расцвете кошачьих лет, они имели еще и такие свойства характера, как наглость и упертость, и практически постоянно участвовали в боях за территории.

Звали котов Тиша и Вася.

Первый, как рассказали Альберте, приблудился сам, лет за восемь до означенных событий, еще подростком. Он был полосат, страшно худ и ужасно голоден, но уже тогда проявил те самые — завидные наглость и упертость. Чем, собственно, и покорил повара, что заправлял на кухне особняка в обычное — не гостевое, время.

Второй же кот был породист и в оригинальной версии звался, конечно же, не Васей, а Вальдемаром Азалеем Брутом Третьим, как и вычитала в его паспорте Аля. Морду он имел плоскую, ушки маленькие и совершенно непрочесываемую нежно-персикового оттенка шерсть, которую ему просто сбривали почти под ноль, когда котище сильно закашлативался. Все эти чисто внешние атрибуты четко соответствовали его породе, но вот флегматизм и некоторая заторможенность, долженствующие проявляться в его характере, отсутствовали полностью, похоже, только увеличив тем самым долю все тех же наглости и упертости. Когда-то, на заре его кошачьей юности, он был подарен хозяйской матушке — госпоже Зинаиде Михайловне. Но сия уважаемая во всех отношениях дама, будучи тогда уже в очень преклонном возрасте, не вынесла возле себя этого проявляющего не по породе активность кота, и отослала его в деревню. В особняке он появился примерно в том же возрасте, и в то же время, что и Тихон.

Что самое интересное — в драках между собой коты замечены небыли, да и вонючих пометок в доме не оставляли, что послужило поводом для повара Андрюши проявить чисто мужскую солидарность и отвоевать для них сохранность причиндалов. Но именно поэтому с другими котами Вася с Тишей бились смертным боем и, соответственно, в услугах Али нуждались почти круглый год.

Впрочем, хулиганы были биты не только собратьями. Периодически они выхватывали, заслуженно надо сказать, от еще одного условного пациента Али — какаду Арчибальда. Почему условного пациента? Да потому, что вот ему-то как раз ни разу помощь ветеринара и не понадобилась.

Альберте, вот, вообще казалось иногда, что попугай создание вполне разумное. И если затаиться где-нибудь в кустах, то можно будет услышать не только его обычное: «— Дайте Аррчи орррехов!» и «— Дурррни! Дурррни!», в сторону котов, забредших на его личную территорию, каковой он считал зимний сад особняка. Такое отношение девушки к попугаю сложилось не случайно. После его обследования, которое он перенес с достоинством аристократа, она выявила, что возраст какаду превосходит не только ее собственный, но даже по совокупности вместе с кошачьим.

Но вот глупые «дурррни» в зимний сад периодически заглядывали, за что и были биты не раз. Только Але за пару первых лет, что она прожила в Пшехе, пришлось зашивать голову Тише и лапу Васе, раскроенные крепким и острым клювом Арчибальда. А сколько раз они выхватывали от попугая до нее… и не пересчитать!

А сойдясь с девчонками поближе, Аля стала и в особняке бывать не только по случаю вызова, но и просто так, что называется — пробегая мимо. Тем более что Андрюшка был любителем баловать вкусненьким не только котов, но и симпатичных девушек. И несмотря на то, что свой глаз он явно положил на Оксану, но и Алёнку, и Альберту, он на своей кухне привечать не переставал.

Так и полетели первые годы жизни Али в Пшехе — в полном удовлетворении собой, своей работой и окружающими ее людьми. Палисадник перед домом был засажен розами, привезенными от мамы, казенный аэромоб вскоре и почти полностью стал игнорироваться в пользу тоже казенной, но гораздо более милой лошадки Зарушки, а одиночество симпатичной девушки скрашивалось… нет, не влюбленным в нее парнем, а лохматой и рыжей алабайечкой по кличке Багуль! Да, тоже считай — роза, а на деле — лучшая подружка. И поговорить с ней можно, и прогуляться, да и вкусного чего сготовить, однозначно — на пару!

Впрочем, ухажеров у Альберты тоже хватало. Но вот только не складывалось как-то не с кем…

А спустя года три, как девушка поселилась в Пшехе, в поместье нагрянул и хозяин этих мест — Алексей Разумовский.

На этом месте Альберта Яновна сделала паузу, а Кэти даже пришлось эмоционально отстраниться, настолько трепетные и нежные чувства всколыхнулись в женщине при этих воспоминаниях. А потому рассказ о последующих после приезда Алексея событиях девушка прослушала, как внимательный, но обычный собеседник, просто воспринимая перечисляемые факты. История та, в общем-то, складывалась, что называется, в лучших традициях романтического жанра. Дело не обошлось без красивой высокомерной соперницы, мнящей себя женщиной жизни «главного героя», неприятием высшего общества милой, но слишком простой для столичной жизни девушки, соответствующих сложившимся обстоятельствам коварных интриг и победы настоящей любви над всем этим.

Собственно, и дальнейший рассказ о двадцати счастливых годах, совместно прожитых с хозяином Пшехи, озвучивался женщиной с такой затаенной нежностью в голосе, что и его Кэтрин не стала «пропускать» сквозь дар, не желая нарушать личное пространство собеседницы. Впрочем, перечисленных событий, случившихся за эти годы, было достаточно, чтоб и без приложения способностей стало понятно, что это были лучшие годы в жизни Альберты. Чувства, искренние и обоюдные, рождение детей, а потом и общее дело, связавшее пару.

К чувствам Кэти близко «не приближалась», а вот про детей и дело слушала внимательно, понимая, что именно эти темы в результате и приведут всю историю к ее ужасному окончанию. Почему девушка это смогла почувствовать, раз не применяла свой дар? Да потому, что именно в моменты упоминания об этом в голосе собеседницы и стали проскакивать… нет, пока не горькие, но уже тоскливые нотки.

Сын Николай родился спустя всего два года после знакомства его родителей, что даже в те годы считалось неимоверно скорым событием и говорило о тех самых безмерно нежных и трепетных чувствах, связывающих пару, и теперь отчасти переживаемые рассказчицей. А всего через пять лет родилась и дочь Аделина.

Ну, а Алексей, на тот момент возглавлявший одну из фракций в Совете Городов, занимался разработкой, а потом и продвижением закона «О легализации населения, проживающего на частных территориях».

Что это за закон такой? Все, что знала о нем Кэтрин из университетского курса новейшей истории, это то, что он был принят в несколько этапов, из которых последний — завершающий, послужил причиной почти для полного роспуска того состава Совета, что принимал его, и случилось это событие… где-то лет сто назад. Точнее сейчас девушка вспомнить дату не смогла, поскольку в учебной программе этот вопрос освещался довольно сжато, можно даже сказать, практически информационно. И, что было замечено студентами многих выпусков и даже обсуждалось как-то на форуме в сети, никогда не попадался в виде вопроса ни на зачетах, ни на экзаменах. А потому и вся тема, понятно, не изучалась никем более пристально.

Так что теперь, когда этот вопрос был затронут Альбертой, для Кэти он прозвучал, как вновь.

Все земли, что остались не разрушенными и не затопленными в период катастроф, как оказывалось на практике, давно кому-нибудь да принадлежали. Сотня — другая семей, что поделили между собой пригодные для жизни территории, распоряжались ими как хотели: делили между своими детьми, отдавали в приданое по брачным контрактам, продавали и покупали, дарили и завещали, но главное — практически ничто и никогда за определенный круг не уходило. Так что люди, хоть и живущие здесь испокон веков и не ушедшие в города даже во времена самых страшных катаклизмов, оказались обитающими на чужой земле.

Благо на той чужой земле приходилось кому-то работать, а робототехника пока не была столь универсальна, чтобы без помощи человека определять зрелость фруктов, выхаживать заболевших поросят и при этом еще и не ломаться каждый раз, когда ее накроет непогодой. А со временем, когда — то, что было выращено в натуральной среде, стало приносить немалый доход, обогащая собственников земель, то, соответственно, и конфликт между ними и людьми, продолжающими жить вне куполов, сошел на нет. Люди стали более безбоязненно селиться вблизи особняков и наниматься для работы в садах, полях и фермах. Но вот их правовой статус оставался таким же, каким и был — БОМЖ. Так, как во все времена и называли людей, не имеющих своего жилья, закрепленного за ними правом собственности или хотя бы правом на проживание.