Николай Полунин - Цербер
— Что же он такое вытворяет?
— Точно не скажу, шеф, но «граммчики» — это он, можете не сомневаться.
— С чего ты взял, что он — третий? — спросил Павел, разглядывая Гошу, как редкую птицу, на которую Гоша, кстати, смахивал. Запросто уселся за их стол и даже сам себе налил кофе. По случайности попал в бокал Павла, и, когда попробовал, брови на его худом и унылом лице поползли вверх.
— Ах, ну да, — сказал Павел, — ОНА. Чем же знаменит наш новый друг?
— Егор Кузьмич. — Михаил присел с Гошей рядом, тогда как Елена Евгеньевна, наоборот, отодвинулась в самый угол софы. — Можете не беспокоиться, вы среди друзей. Угощайтесь, чем Бог послал, не обессудьте за скудный стол, у меня, сами видите, небольшой… ремонт.
— Он же переезд, — вставил Павел. — Или потоп с пожаром. Минька, в магазин мальчугана пошли, уж открыто. Такую ораву закусками не прокормишь.
— Пожалуйста, — хмуро заявил тезка-Мишка, надувшись за «мальчугана», — я могу. Только вы лучше этого попросите… Кузьмича. Он вам запросто.
— Что надо? — начал Гоша и сам себя перебил: — Нет, сперва…
— Ай! — вырвалось у Елены Евгеньевны. Ей, сидевшей сбоку, удалось поймать самый момент возникновения «граммчиков» из ничего.
Остальные просто увидели, как Гоша развел ладони, а под ними стоял пластиковый порционный стаканчик.
— За знакомство, — сказал Гоша.
— Ну, я попал! — Тезка-Мишка длинно, с поворотами и вывертами выматерился, одновременно страшно копаясь за пазухой. — Шеф, отпусти меня! Бога ради, сам грешен, святым крестом клянусь — никому! В монастырь уйду, грехи замаливать!.. Нынче же вечером…
Он бухнулся на колени, вытянув перед собой крестик на суровом гайтане.
— Прекрати комедию! — рявкнул на него Михаил. — Что это тебе — театр? Встань, сядь сюда, и чтобы я тебя не видел и не слышал!
— Однако это становится забавным, — медленно сказал Павел, наблюдая, как Гоша приканчивает граммчики.
Михаила в этот момент больше интересовала реакция Елены Евгеньевны. После «ай!» она не издала ни звука, смотрела на Гошу без боязни, с одним только тревожным любопытством. Ее прекрасное лицо казалось посеревшим от усталости.
— Все это очень интересно, Егор Кузьмич, — сказал он Гоше, — а что еще вы можете?
— А чего хочешь! Что надо — то и могу. Вот… — И на столе появились разноцветные бутылки с ликерами. Две, вставши криво, завалились и разбились бы, не подхвати их Павел.
— Вот — еще… — Куча шоколадок, батончиков, «сникерсов», пакетов с кексами.
— Чего еще надо? — Гоша оглядел всех победным, хотя и сильно замутненным взором. — О! Хошь пари, как тебя… Стрелку со Спасской башни? Прямо сюда, хоч-шь?..
Далась сегодня Гоше эта стрелка. Он и не подозревал, а все потому, что тетя Неля, против обыкновения встав рано, безжалостно будила его под пиканье сигналов точного времени, а в Гошином сне оно стало грохотом курантов.
— Вы мне не говорите — алкаш. Может споткнуться человек? Спотыкнуться? Шампанского — на! Гоше стоит только знать — где, и я все могу. Хочешь стрелку? Обе… счас…
Павел, тоже пристально наблюдавший за Гошей, который «плыл» на глазах, быстро подсел к нему, приобнял за плащ. Плечи у Гоши были такие узкие, что совершенно в нем терялись.
— Егор… Гоша, Кузьмич, — загудел доверительно, как старому корешу, — ну ее на… пардон, эту стрелку. Хватит с нас стрелок. Давай мы с тобой еще по стопарю? На пари? Чего-то мне не верится. Как ты их там добываешь, откуда берутся-то?
— А! — Гоша весь оживился. — Интересно! Теперь все вы Гошей интересуетесь, это раньше вам Гоша был как пыль, как тряпка… половик, ноги вытирать! Жена ушла… пусть идет! Пусть ей будет стыдно! Ничего, вы теперь все у меня… я вам всем сейчас…
Михаил похолодел. Что он может в следующий миг учудить? Что заставит явиться? Целиком винный погреб? Мокрое же место останется…
— Не, ты погоди, погоди, — вел свое Павел, вдруг круто захмелевший. — Ты мне про нее, голубушку, разъясни. Про нашу. Ну их, шипучки эти, бегать только… пардон. Давай по стопке! На брудершафт! Ну-ка…
Гоша икнул, на столе, где и так уж было не провернуться, появились два стакана «Российской». Паша быстренько привел их в боевую готовность и один за другим сноровисто влил, невнятно приговаривая, в Гошу.
— Давай-давай-давай, Кузьмич, ну-ну-ну… Гоша проглотил, обвел всех невидяще и, рыгнув, отвалился.
— Вот так, Братка, — сказал Павел. — О чем думаешь?
— Вспоминаю, как ты китайскую мину-«лягушку» обезвреживал.
— Было дело. Но это пострашнее мины будет, как думаете, девушка? — Не дожидаясь ответа Елены Евгеньевны, он ловко раскрутил проволочку, снял без выстрела пробку. — Друзья, нашего полку прибыло.
— Я за рулем, — мрачно сказал тезка-Мишка, отстраняя кружечку с вином.
— Не дрейфь, парень, — озорно стрельнул на него стянутым книзу косым шрамом глазом Павел. — Связался с нечистой силой, теперь — все, амба. Никакие крестики не помогут, ни нательные, ни наперстные, ни с самого Христа Спасителя.
— Батя, да прекратишь ты когда-нибудь балагурить? Дело серьезное. Что это? Как называется? Что он может еще?
— Обратили внимание, братцы, каковы вкусы нашего нового товарища? Только то, что выставлено на витринах у метро и в похожих местах. У нас о хорошей еде речь зашла, а он хрустящей дребедени натащил. О чем это говорит? Что основную часть времени отирается возле ларьков, в хорошие магазины забыл, когда заходил.
— Почему вы так решили, Паша? — спросила Елена Евгеньевна. Она сидела с закрытыми глазами, откинувшись к стене.
— Ну как же, он сам сказал: стоит Гоше увидеть — и пожалуйста. Тунгусия-мама — что вижу, про то и пою. Ну-ка я ликерчика вот этого, зелененького, никогда не пробовал…
— Это называется телекинез, — сообщил мрачный тезка-Мишка. — Способность перемещать предметы усилием мысли на расстоянии.
— Вот это да! — восхитился Павел. — Да ну! Вот, оказывается, как это называется, вот что оно такое! Усилием мысли, говоришь?
— А что? — задетый за живое Мишка повернулся к Павлу, но в глаза смотреть все же избегал. — Телекинез и есть. Не так?
— Так. Все так, Миша, дорогой. — Павел откупорил апельсиновую бутылку и медленно вливал в тот же бокал, наблюдая игру цветов. — Телекинез — это для книжек хорошо, научное название, а ты скажи, что нам теперь с этим сокровищем делать? Какая, не при даме будь сказано, следующая мысль ему явится? Не знаешь? Я тоже не знаю. Все время в отключке его прикажешь держать?
Гошины ноги в сандалетах без носок свешивались с края софы. Брюки в махре задрались, обнажив худые бледные мослы.
— Ты, Пал Артемич, думай что угодно («Ну, ты смотри, как уважительно! — изумился Михаил. — Когда узнал только!»), а у меня вон — шеф имеется. Он приказ отдал, я выполнил. А теперь делайте, чего хотите. Хотите, обратно этого чмурика отвезу, только пока спит, а то не ровен час и меня, как это… самое…
— Тебе было приказано только найти. Не брыкайся, — жестом усадил Мишку, — привез и привез, и хорошо, что привез, мне забот меньше. Хотя…
— Вот именно, — сказал Павел, доливая свою смесь шампанским.
— Вот что, мальчики, пойду я все-таки, — сказала Елена Евгеньевна. — Невозможно человеку без отдыха это выдержать. У меня голова раскалывается.
В дверь вновь позвонили. Вновь Павел оказался рядом с ним, тезка-Мишка встал, не зная, что делать. Елена Евгеньевна даже не пошевелилась.
Михаил посмотрел в глазок.
— Ну, вот…
— Здрассте, Михаил Александрович, — сказал Жук. — Елена Евгеньевна у вас? Мы за ней.
Подумав, Михаил впустил его. Реакция Жука на разгром в прихожей была самой естественной: покачал головой, губы сложились дудочкой, он едва слышно присвистнул.
— Чья работа, можете установить? — вполголоса спросил Михаил, загораживая ему ход в комнату.
— Михаил Александрович, — терпеливо сказал Жук, — вы никак не хотите понять. Чтобы что-то предпринимать, я должен получить санкции. Сейчас я имею санкцию доставить Елену Евгеньевну домой. Об этом… — он обвел прихожую, — я доложу своему руководству, и если оно сочтет нужным… Я думаю, оно сочтет нужным. Когда это случилось?
— Когда я на озере был, когда с вами познакомились. В те два дня.
— И что же, ни соседи, ни кто… Ай-яй-яй. Ну, я доложу, сегодня же. А сейчас разрешите…
— Миша, — подошла сзади Елена Евгеньевна. — Миша, пропусти меня, пожалуйста. Жуку: — Вы подождите внизу, нам с Михаилом Александровичем нужно сказать несколько слов.
— Как вас зовут хотя бы? — спросил Михаил ему вслед. — Я — Вадим…
— Очень приятно. — Прикрыл дверь. Поцеловал Елену, погладил по черным кудрям. — Замучилась, девочка? Расставаться бы нам не надо. Совсем не надо, понимаешь? Ну, хочешь, я поеду с тобой? Мы все поедем? Соберешь свои вещи, и…
