Игорь Огай - Прорыв осады
Павел наконец повернулся на голос. Да уж, здесь сострадания ждать точно не приходилось – скорее пинка по ребрам.
Высокие черные ботинки на шнуровке, черные кожаные штаны, такая же куртка, заляпанная дьявольскими наклейками и заклепками. Широкий армейский ремень почему-то с никелированным черепом на пряжке. Помнится, некоторые из инков предпочитали такую вот «маскировку» при выходе в город. Квартирантский контроль смотрел сквозь пальцы – местных обычаев не нарушает, и ладно… Впрочем, инки никогда не носили бороду. Сигаретами – как и этот тип – баловались с охотой, но борода была им генетически недоступна. Темные очки, криво повязанная бандана все с тем же черепом… И валяющийся рядом на мостовой мотоцикл. Не слишком-то и крутой кстати, восстановленный из хлама и покрашенный в черное «Урал-волк». В общем, портрет ясен.
– Э, ты не глухой часом? – усомнился вдруг рокер. – А может, сломал себе чё?
Он даже сошел с тротуара и нагнулся, проявляя искренний интерес.
– Нет, – произнес Павел, поднимаясь сначала на четвереньки, а потом и на ноги. – Себе не сломал. Вот если кому другому надо…
– Кому другому? – не понял рокер.
– Ну, – Павел затруднился. – Мало ли? Тебе вот не надо?
– Мне – нет, – тот помотал головой.
– Тогда зачем людям хамишь?
– Людям? – изумленно рявкнул рокер. – Всякий чудак моченый будет мой мотоцикл ронять, а я должен спасибо, что ли, говорить?
– Мотоцикл… – повторил Павел, оглядываясь на мостовую. Вот оно в чем дело. Что-то туго до него сегодня доходит… – Да нет, браток, это тебе спасибо.
– А мне за что? – Рокер мгновенно оказался сбит с толку.
– За то, что не водитель автобуса.
Секунду тот усиленно размышлял, а затем вдруг расхохотался. Радиус, по которому прохожие обходили их компанию, резко увеличился. Зато у Павла сразу перестали чесаться кулаки. Начистить и без того щербатую улыбку собеседника особых проблем не представляло даже сейчас, после восхождения по вертикальному колодцу. Но у владельца мотоцикла было и другое, куда более рациональное применение.
– Слушай, браток, ты свободен?
– В каком смысле? – снова не понял тот.
– В таксистском. Подбрось за пару кварталов. Век не забуду.
– Сотка, – немедленно отреагировал он. Однако тут же поправился: – Не, пять.
– За что пять? – теперь изумился Павел.
– А за экзотику.
– Тогда три.
Не то чтобы Павлу было жалко, просто пяти у него с собой не было. Да и те что были, завалялись каким-то чудом и к тому же промокли.
– Четыре, – почти сдался рокер.
– Черт с тобой. Только мотоцикл сам поднимаешь.
– Идет. Куда конкретно?
Павел сказал.
– Так это ж не пару кварталов!
– Поздняк, уже договорились.
Рокер пожал плечами и принялся поднимать мотоцикл. Ему, похоже, было все равно, куда ехать, а четыре сотни оказались совсем не лишними.
– Ну, садись… диггер, – провозгласил он и пнул стартер.
Это оказались последние слова, которые Павел услышал на протяжении следующих пятнадцати минут, потому что глушитель у древнего аппарата носил чисто декоративные функции.
На удивление Павла, рокер знал адрес, и по дороге ничего уточнять не пришлось. Слава богу, потому что кричать все равно было бесполезно. Драндулет остановился строго напротив окон нужной квартиры, и Павел запоздало подумал, что еще громче объявить о своем прибытии он не сумел бы при всем желании.
Окна было не узнать. Но и ошибиться тоже было нельзя. Центр катаклизма, видимо, пришелся на кухню: стекла в этом окне отсутствовали совершенно. Однако не разлетелись осколками по всей улице, как это было бы при взрыве, – стекли по стене жидкой, пожелтевшей от жара массой, застывая на кирпичах сосульками… Пластик новой, недавно замененной рамы испарился вовсе без следа. В смежных окнах он сохранился – оплывший, потемневший, покоробленный, не способный больше держать стекла в вертикальном положении. Соседским деревянным рамам тоже пришлось несладко. Очень похоже было, что они горели, оставаясь вделанными в стену. Причем горели в основном снаружи…
Рокер отпустил газ, и мотор сбавил обороты до приемлемого для разговора минимума.
– Слушай, а это здесь ведь рвануло сегодня?! – проорал он через плечо. – Я в новостях слушал!
– Здесь! – не стал спорить Павел. И принялся слезать с мотоцикла. Мышцы слегка задеревенели на свежем ветру, но хоть джинсы подсохли – и то польза. А грязь так и вовсе ерунда, высохнет – сама отвалится…
– Слушай, а ты кто?! – В голосе вместе с интересом зазвучал оттенок подозрения. Надо ж, оказывается, не дурак. Сложил два и два: странный тип из канализации, странное место… Зря.
– Я – диггер! – отозвался Павел сквозь грохот механизма. – А ты – рокер! И езжай-ка ты, браток, отсюда подобру… Заикнешься – пеняй на себя! Номера я запомнил!
Для убедительности он тряхнул подсумком с гранатами. Глухой перестук ребристых шариков за треском мотора был не слышен, но рокер что-то, видимо, понял, потому что глаза его вдруг округлились, и он снова взялся за газ, не вспомнив про оплату.
Павел в сомнении проводил его взглядом: не стукнул бы в милицию. Впрочем, после всего, что случилось на фабрике… К тому же надолго задерживаться в квартире незачем. Акарханакан еще не давал повода в себе усомниться – ловушка будет обязательно. Но не здесь. Здесь будет всего-навсего знак…
Не слишком торопясь, Павел завернул за угол и углубился в подъезд.
Подъезд носил следы эвакуации и борьбы с огнем. Площадка второго этажа была завалена мокрым горелым хламом, обугленными частями мебели. Здесь же почему-то валялся новенький блестящий наконечник от пожарного шланга. Двери смежных квартир были закрыты – видать, хозяева их пострадали больше от испуга, чем материально. Сергеевская дверь – распахнута. Даже на глаз было видно, как повело металл от жара, такого, что краска обуглилась даже снаружи. А пожарные со своими «болгаркой» и домкратом завершили разрушение.
Павел сжал зубы и шагнул через порог.
Уходя сегодня утром из этого дома, он и подумать не мог, что вернется вот так. Можно, конечно, винить во всем Шефа с Филиппычем – «мозг», «изворотливость» и «хитрость» Земного отдела. Однако предусмотреть подобное развитие событий вполне мог и Павел, и сам Сергеев – большого ума тут было не нужно, всего лишь толика обычной подозрительности и примитивный просчет: на что способен потерпевший поражение, но уцелевший противник? Тем более что в случае с послом империи Инка других вариантов и не оставалось.
Запах мокрой гари…
Каша из пепла и воды под ногами, там, где был ковер…
Пепел на стенах, там, где были обои…
Волна действительно шла с кухни, быстро теряя по дороге мощь. Ближние к эпицентру двери в комнаты рассыпались в золу вместе с косяками – кляксы застывшей стали там, где были петли… Обугленные каркасы дверей в ванную и санузел валялись на порогах. Оргалит на них истлел, но дерево не успело толком даже заняться…
Эх, Сергеев, Сергеев… Не уберегся сам и девчонку не уберег…
Оглядывая комнату за комнатой, Павел прислушался к себе. Гнев? Боль? Задорная боевая ярость? Ничего подобного – пустота. Вернее – опустошенность. То ли мозг берег свои нейроны, глуша особенно горячие эмоции, то ли короста на душе все-таки зачерствела до такой степени, что…
Какой из вариантов предпочтительней, Павел решить не сумел. Не до того. Только вот ладони пришлось сжать в кулаки – иначе не скрыть дрожь. И еще усилием воли прогнать тупую, ватную растерянность, когда точно знаешь, чего хочешь добиться, но не понимаешь как…
На кухне не осталось ничего, кроме камня, – голая черная коробка. Здесь даже тушить было нечего – не размазанный в кашу пепел смачно хрустел под ногами. В одном углу большая оплывшая клякса – там, кажется, был холодильник. В другом еще одна – плита, слава богу, электрическая. И все.
– Гнида, – прошептал Павел.
А ведь всего несколько часов назад они все вместе сидели за столом вот прямо где-то здесь…
Павел вдруг похолодел. Все вместе… А кто из этих всех был сегодня здесь с Сергеевым?
Чтобы попасть рукой в карман хотя бы со второго раза, пришлось взять себя в руки. Пальцы, запрыгавшие по клавиатуре, почти не дрожали. Однако лишь на третьей или четвертой цифре Павел наконец осознал, что телефон не отзывается.
Батарейка! Еще с утра, сволочь!..
Ни в чем не повинная трубка полетела в стену. Вдребезги. К черту!.. Он лихорадочно оглянулся. Бред, если в квартире прежде и был телефон, то теперь…
Зато по улице с трубкой сейчас даже бомжи ходят.
Павел кинулся к выходу так, будто за ним самим гналась волна испепеляющего жара. Однако не тут-то было – проем оказался заблокирован, как в прямом, так и в переносном смысле.
Бывшая бухгалтерша «Стройтреста», уволенная еще до появления Павла в отделе, безответная любовь Филиппыча и по совместительству мать Тамары, прижав обе ладони к губам, возвышалась на пороге. Затормозить Павел не успел – с размаху ткнулся в дородную фигуру, спружинил и отлетел обратно в обгоревшую прихожую квартиры. Женщина даже не шелохнулась, инертность ее массы была огромна.