Грэм Макнилл - Я, Менгск
Пастер кивнул и повернулся на каблуках, щелкнув пальцами солдатам, которые тут же двинулись следом в том же строевом порядке, в котором и появилась.
Пастер вёл Арктура через скальные туннели, выглядевшие так, будто их пробурили плазменными резаками. Арктур отметил качество и тип камня, улыбаясь тому, что поймал себя на подсчетах плотности камня и скорости, с которой его можно пробурить.
Шагая возле него, Пастер увидел улыбку и спросил:
— Что смешного?
— Нет, ничего, — ответил Арктур, — Я всё ещё мыслю, как изыскатель. Послушайте, скажите мне, что это все значит, Айлин? Моя команда только что обнаружила огромные залежи минералов, и мы должны начать добычу и управиться прежде, чем исследовательский корпус Конфедерации пронюхает об этом. Скажите прямо, что происходит?
— Будет лучше, если ты сам все увидишь.
Арктур вздохнул.
— Если это касается моей семьи, то я хочу узнать об этом сейчас.
— О да, это касается твоей семьи! Это точно! — рявкнул Пастер, — Но я обещал, что ничего не скажу. А я — человек слова.
Последнее замечание было особенно колючим, и Арктур задумался над тем, чем же он мог заслужить такую враждебность. Но Пастер ясно дал понять, что не собирается ничего объяснять, так что дальнейший путь вглубь комплекса они проделали в молчании. Вскоре они достигли подъёмника и в его серебристого цвета блестящей металлической кабине начали подъём к поверхности.
Лифт доставил их в просторный холл огромного дома, мало чем отличающегося от летней виллы Менгск. Стены были облицованы белым мрамором, а пол представлял собой мозаику из блестящего паркета и дорогих ковров. По железной винтовой лесенке можно было вернуться вниз — обратно в недра скалы, а широкие, в коврах, ступени главной лестницы вели на второй этаж.
Помещение холла венчал сияющий купол, с витражами из цветного стекла, и люстра с мерцающими свечами.
— Очень мило, — пробормотал Арктур, пока шел за Айлином Пастером к массивным деревянным дверям.
Пастер открыл дверь и предложил Арктуру войти.
Тот шагнул вперед и очутился в обширной комнате, уставленной дорогой мебелью. В широком камине горел огонь. Запах горячего кофе и фруктов витал в воздухе. В большом кресле у камина Арктур увидел Жюлиану.
Девушка подняла голову и, при виде вошедшего, ее лицо осветилось искренней радостью. Жюлиана повзрослела за прошедшие годы. На смену кокетливым девичьим формам пришли женственность и аристократичность. Жюлиана ничуть не потеряла в фигуре. Когда она встала и расправила платье, Арктуру невольно вспомнилась осанка и грация собственной матери.
Арктур прошел через комнату и замер, когда увидел мальчика. Тот сидел на полу перед камином. Он носил темные брюки и рубашку. Его длинные, до плеч, золотистые волосы были собраны сзади в хвост. Арктур не был экспертом в таких вопросах, но он оценил возраст мальчишки в шесть-семь лет.
Ребёнок сидел среди груды цветных пластмассовых кубиков, составленных так, будто он хотел создать разрушенный город. Крошечные солдатики были разбросаны по этим руинам, и Арктур видел, как мальчик передвигает их, издавая звуки стрельбы.
— У нас гости, — сказала Жюлиана, и ребёнок поднял голову.
Мальчик подарил Арктуру ослепительную улыбку, и тот почувствовал себя так, будто его пнули в живот.
Поразительно красивый ребенок был одарён высокими скулами, широкими серыми глазами, сливочной кожей и только намеком на воинствующий изгиб носа.
— Что здесь происходит? — прошептал Арктур, в то время как Айлин Пастер закрыл за ним дверь.
— Валериан, — сказала Жюлиана, — поздоровайся со своим отцом.
Книга третья
Валериан
Глава XIII
Валериан несколько раз моргнул, и Айлин Пастер улыбнулся, глядя как парень борется с усталостью, которая грозила одолеть его. Это был долгий день. Все время, пока они ждали прибытия корабля Арктура, эмоции были накалены до предела. Возбуждения внука хватило бы на всех, что нисколько не удивляло Айлина, учитывая те раздутые истории об отце, которыми Жюлиана последние годы наполняла голову ребёнка.
Айлин улыбаясь, сел на край постели Валериана, наблюдая за тем, как тот, борясь со сном, яростно моргает.
— Но я не устал, дедушка, — сказал Валериан. — Почему я не могу поговорить с папой? Я ждал его весь день.
— Ещё одна ночь сна не повредит ведь, да? Он все еще будет здесь завтра утром.
Айлин очень хотел, чтобы это было действительно так, ведь, если он и узнал что-нибудь новое об Арктуре из разговора с Ангусом и Катрин, так только то, что капризность их сына неимоверно возрастает, когда ему приходится оставаться на одном месте длительное время.
— Он точно такой, каким я его себе представлял, — сказал Валериан, и Айлину Пастеру пришлось приложить значительные усилия, чтобы на его лице не отразилось тщательно скрываемое беспокойство. С самого рождения Жюлиана формировала у мальчика образ отца, несмотря на предупреждения Айлина не делать этого. То, как Жюлиана может до сих пор удерживать в памяти светлый образ Арктура, было постоянным источником недоумения для Айлина. Особенно учитывая то, как ужасно тот обошелся с ней, пусть частично это и было вызвано незнанием о существовании Валериана.
Он до сих пор помнит тот день, когда Жюлиана сказала ему, что она беременна. Гордость и радость смешались со злостью и страхом, когда стало ясно, что Жюлиана не собиралась рассказывать Арктуру о том, что он должен в скором времени стать отцом. До сих пор он не мог понять и как-либо повлиять на ее решение, приведшее к годам обожания издалека. Они яростно спорили об ее отказе сказать Арктуру о беременности. Эти споры всегда заканчивались угрозами Жюлианы уйти и никогда больше не позволять ему увидеть ребенка, если он еще когда-нибудь скажет хоть слово о любом из Менгсков.
Столкнувшись с таким ультиматумом, что бы сделал любой отец на его месте, кроме как не смирился?
С точки зрения Жюлианы, Арктура ждали великие дела, которые он должен был совершить на его пути к величию, и она не могла отвлекать его, пока не наступит её время. Сейчас, когда Арктур ушел из армии, это время, похоже, пришло.
Хотя было обидно — видеть свою дочь отказавшейся от своей зарождавшейся юридической карьеры в пользу предстоящего материнства — Жюлиана была счастлива, и он не мог отрицать удовольствия, которое он получал от того, что видел это счастье.
Когда родился Валериан, ее радость, казалось, была полной. Айлин обожал мальчика, тогда его было легко любить, одаренного грацией матери и сильными чертами отца. Когда же мальчик подрос, он начал проявлять необычайное остроумие и в характере его стали проскальзывать дьявольские чёрточки, которые Айлин очень хорошо знал из своих поездок на Корхал и предыдущих встреч с семейством Менгск.
Только раз или два Айлин ощутил сожаление дочери об отказе от карьеры, но достаточно ей было посмотреть на прекрасное лицо Валериана, и все сожаления тут же сметались в порыве любви.
После внезапного и шокирующего знакомства со своим сыном, Арктур ушёл совсем бледным и на этот раз воздержался от уничтожающей пикировки[47]. Мастер чтения человеческих эмоций, Айлин видел гнев, росший в Арктуре, и увел Валериана подальше от скверной драмы, которая, вне всяких сомнений, развернется чуть позже.
Валериан пытался возражать, но Айлин был той жёсткой рукой, которая направляла жизнь Валериана, тогда как его мать, безусловно, таковой не была.
— Папа теперь будет жить с нами? — спросил Валериан, нарушая ход мыслей Айлина.
— Я не знаю, Вал, — сказал Айлин, не желая смягчить свой ответ: мать Валериана и так достаточно оберегала сына, — Он только что приехал, и я не знаю, что он собирается делать.
— Мама хочет, чтобы он остался.
— Я думаю, ты прав, но постарайся не волноваться на этот счёт. Лучше хоть немного поспи.
— А где был мой папа? — спросил Валериан с ненасытной любознательностью ребенка.
— Он был в армии, Валериан.
— Сражался с плохими людьми? Или с пришельцами?
Пришельцы. Валериан всегда возвращался к пришельцам. С тех пор как Айлин, пусть и с неохотой, прочитал ему перед сном рассказ о вторжении существ из другого мира, мальчик был увлечен идеей, что другие жизненные формы могли когда-то существовать (или до сих пор всё ещё существуют) где-то в Галактике.
Однажды Айлин и Жюлиана взяли маленького Валериана, конечно же, с вооружённым сопровождением, к дальним каньонам и руслам рек Умоджи в поисках тех пропавших цивилизаций. Не испугавшись неудач, Валериан возглавил раскопки "древних" артефактов — странных кусков породы, окаменелой коры и раковин вымерших существ, которые он с гордостью считал останками пришельцев.
