Алекс Орлов - Стрела Габинчи
Мимо прошел дворник, волоча за собой метлу. Заметив человека в господской одежде, он кивнул:
– Доброго вечера, ваша милость.
– И тебе доброго, – ответил Клаус, приосаниваясь. Он спустился с крыльца и пошел за угол, туда, где было темнее всего и лишь белизна висевших на веревке подштанников позволяла не сбиться с пути.
В кастелянтской пристройке гостиницы имелось два окна, но и в них не было света, поэтому двигаться приходилось осторожно.
Найдя белье хозяина там, где вывешивал, Клаус снял его с веревки и, свернув в узелок, направился было обратно, но вдруг позади себя услышал какие-то странные звуки.
Клаус остановился и, оглядевшись, заметил, что дверь в кастелянтскую приоткрыта. Внутри не было никакого света, но именно оттуда раздавалось это хриплое: бэ-э-э…
Самым верным было бы сбежать и не лезть не в свои дела, но вот блеяние сменилось быстрым бормотанием, а потом снова – бэ-э-э и жуткий хрип, как будто кого-то душили.
Клаус снова огляделся. За забором гостиничного владения в окнах теплились огоньки, но здесь была тишина и странные, страшные звуки.
«Иди отсюда, Клаус, иди», – скомандовал он себе, но вместо этого приоткрыл дверь в кастелянтскую и шагнул внутрь, снова погружаясь в царство запахов.
Полынь – это от блох, хвоя – для отдушки белья, а это – черная глина. Она имела жуткий запах, но вычищала самые стойкие пятна.
Хрип сменился бормотанием, а затем резким вскриком потревоженного младенца. Клаус вздрогнул и справа, за плотным занавесом, рассмотрел приглушенный свет лампы.
«Уоу! Уо-о-о-о-о!» – завыло неизвестное чудовище. Клаус сорвал занавес, ожидая увидеть нечто ужасное, однако обнаружил лишь кастеляна, лежавшего на спине с запрокинутой головой.
Он спал и издавал эти ужасные звуки.
Разозлившись, Клаус схватил старика за ворот рубахи и дернул.
– Что же ты так орешь, скотина?! Пошто людей пугаешь?!
– А? Что? Кто здесь?! Простите, ваше благородие! – спросонья заголосил кастелян. Клаус его отпустил и поспешил вон, жалея, что поддался своему любопытству.
77
Пока шел вдоль глухой стены гостиницы, Клаус немного успокоился, а постояв возле крыльца, окончательно пришел в себя.
Теперь вопли кастеляна казались ему смешными, не то что пару минут назад.
Свернув узелок с бельем потуже, Клаус поднялся на крыльцо и вошел в гостевую залу.
Приказчик стоял на своем месте и скрипел пером, выписывая счета на завтра. Из-за дверей рестаранта все так же доносились крики подвыпивших посетителей.
Клаус прошел мимо приказчика и стал подниматься по лестнице, прислушиваясь к ее скрипам и ощущая, как вздрагивают под ним несущие балки.
Внезапно он явственно увидел бюро и стоявшего за ним приказчика, который целился ему в спину из арбалета.
Клаус резко обернулся, но приказчик продолжал мирно скрипеть пером.
«Пригрезилось», – подумал он и быстрее зашагал по лестнице.
«Что за день сегодня, такой взбалмошный? И убить угрожали, и службу нашли, а еще колдун был – серебро вернул…»
Клаус шел по коридору, мысленно готовясь к тому, чтобы наконец закончить на сегодня все дела и уснуть на соломенном тюфяке, не боясь, что среди ночи кто-то опять потревожит.
«Ригард небось уже дрыхнет», – подумал он и уже взялся за ручку двери, когда дверь соседнего апартамента вдруг приоткрылась и он увидел лицо и обрамлявшие его черные волосы в ореоле красноватого свечения.
– Как тебя зовут? – спросила она. – Клаус, я угадала? Я слышала, как тебя называл кто-то из твоих спутников.
– Да, мисс, я Клаус.
– Мне нужна твоя помощь, Клаус. Ты не откажешься помочь мне?
– Не откажусь, – ответил Клаус, чувствуя себя так, словно произносит эти слова против воли.
– Зайди.
Она приоткрыла дверь шире, и Клаус понял, откуда это странное свечение – в глубине апартамента горело с полдюжины ламп с красным стеклом, отчего комната выглядела жерлом кузнечного горна.
Едва Клаус вошел в комнату прекрасной незнакомки, волна ароматов розового масла и айги накрыла его, лишив всякой возможности сопротивляться.
Незнакомка отступила в глубь красного света и сказала:
– Иди сюда, не бойся.
Клаус пошел, не отводя взгляда от прозрачной шелковой туники, и чем дальше отступала хозяйка комнаты, тем отчетливее становился силуэт ее тела в подсвеченной лампами тунике.
На большом блюде дымились пучки каких-то трав, от этого дыма у Клауса в горле запершило.
– Кто вы? – спросил он и не узнал собственного голоса.
– Я – Рамунция.
– Рамунция?
– Да. Ну подойди же…
Клаус сделал шаг и остановился, чувствуя, как стучит сердце.
– Прикоснись ко мне…
Она протянула руку, и Клаус подал свою. Ее проворные пальцы побежали до его локтя, вызывая волны мурашек.
Клаус поежился, а Рамунция привлекла его к себе, положив его руки себе на плечи.
– Скажи мне, Клаус, я красивая?
– Вы… Вы очень красивая, Рамунция…
– Значит, я нравлюсь тебе? – спросила она, расстегивая его куртку.
– Да, – ответил Клаус и зажмурился, когда ее руки проникли под рубашку.
– Я лучше, чем твоя девушка? – Рамунция, потянувшись, несильно укусила Клауса за мочку уха.
– Ой! – воскликнул он и отпрянул, но она его удержала.
– Какой трусишка, чуть что – сразу бежать… Ты ведь еще нужен мне, Клаус, и ты сам согласился помочь, помнишь?
– Помню, – прохрипел Клаус, чувствуя, как его тело начинает подрагивать от разгорающегося вожделения.
Рамунция опустилась на кровать и стала медленно заваливаться на подушки, увлекая за собой Клауса, словно паук жертву. Ее глаза вспыхивали красными искрами и поглощали все его внимание, однако Клаус все еще пытался сопротивляться. Тогда Рамунция обхватила его и, издав короткий смешок, похожий на рык пантеры, перебросила к стене.
Дольше сопротивляться он не мог. На пол упали сапоги, потом полетели куртка, рубаха, штаны и исподнее. Клаусу хотелось, чтобы все происходило по его желанию и велению, но совладать с Рамунцией не получалось. Ему казалось, что она его медленно пожирает, расплачивалась путешествием по самым потаенным коридорам замка удовольствий.
Тело Клауса содрогалось от сладких конвульсий, он вскрикивал, извивался, но этот страшный танец на полное истощение его плоти никак не заканчивался.
Наконец госпожа пощадила его. Клаус смог открыть глаза и увидел расплывающиеся красные огни, а Рамунция с улыбкой следила за своей жертвой.
Решив, что время настало, она откинула левую руку и зашарила на низком столике. Когда она нашла, что хотела, по потолку скользнул «зайчик» от узкой полоски стали.
Заметивший этот блеск Клаус вскинул руку и успел перехватить нацеленный на него кинжал.
– Что вы делаете?! – закричал он. – Прекратите!
Но в руке Рамунции оказалось столько силы, что Клаус понял – в таком единоборстве она его убьет.
Собрав все силы, он проскользнул под рукой с кинжалом и, перескочив через Рамунцию, оказался на полу, отделавшись легким порезом предплечья. Но не успел он сориентироваться, куда бежать, как Рамунция соскользнула с кровати и атаковала его, размахивая сверкающим клинком.
В сторону полетел столик, развалился стул. Клаус ударился спиной о стену, Рамунция схватила его левой рукой за горло, чтобы правой нанести верный удар.
Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь удержать руку с кинжалом и одновременно освободить горло от цепких пальцев.
– Отпустите меня, Рамунция! – хрипел Клаус.
– Я не Рамунция, глупый щенок, я – Манего! Манего, пожиратель людей!
Внешность красавицы быстро менялась. Проступали незаметные прежде надбровные дуги, плечи становились шире, а под кожей вздувались мышцы.
Отчаявшись побороть Рамунцию, Клаус ткнул ей в глаза пальцами, а когда она от неожиданности ослабила хватку, со всей силы ударил ее головой в лицо.
Удар получился такой силы, что Клаус был уверен – Рамунция свалится, однако она лишь подалась назад и, встряхнув головой, снова бросилась на жертву.
В поисках оружия Клаус перепрыгнул через длинный сундук и выхватил из угла трость с медным набалдашником. Такое оружие было ему привычным, первым же ударом он выбил у Рамунции кинжал, который залетел под кровать.
– Ах ты, щенок! – взвыла она и, лязгнув зубами, бросилась Клаусу в ноги. Он ударил еще раз, но это ее не остановило. Обхватив Клауса за ноги, она оторвала его от спасительной стенки и перебросила через себя, в гущу сваленных стульев, обломков столика и нескольких разбитых ламп, а затем настигла одним прыжком, и два мокрых от пота тела снова сплелись, извиваясь в свете уцелевших ламп.
Клаус, не переставая, лупил Рамунцию по голове, а она полосовала его ногтями и пыталась душить. В какой-то момент ему снова удалось выскользнуть, и он бросился к оброненной трости. Рамунция метнулась следом, но нарвалась на страшный и отчаянный удар набалдашником.
Это было уже выше ее сил, она свалилась без чувств. В комнате воцарилась тишина, стало слышно, как потрескивают за красными стеклами фитили масляных ламп.
