Михаил Бычков - Третье правило диверсанта
Я расчехлил нож и прижал кончик лезвия к губам, призывая горе-воина к тишине. Он замер, и по-прежнему смотрел на меня испуганными глазами, выглядывая в моих зрачках свою судьбу. И не умея как следует прочесть написанное, он доверился моему спокойному внешнему виду и своей интуиции.
И совершенно напрасно.
На секунду мне стало, искренне жаль его, но только на секунду. В ряды наёмников нет призыва, все кто надевает форму, и берут в руки оружие, делают это по собственному почину. Разумеется, можно сделать скидку на трудность жизни в общине, не идущую ни в какое сравнение с разудалой стезёй солдата удачи, дающей возможность легко и быстро заработать неплохие деньги. К тому же, страх который внушают наёмники в сердца обывателей, пьянит больше чем самые сумасшедшие деньги, а от этого немногие способны оказаться в нашем мире, где всё замешано на силе. Поэтому и ещё по ряду причин моя жалость к пареньку продержалась не дольше одной секунды. Промелькнуло и тут же пропало желание быть человеком, как отблеск сгоревшего высоко в небе метеора.
Я поманил его пальцем к себе. Парень отрицательно помотал головой и ещё сильнее вжался в груду коробок. Уговаривать идиота, не имело смысла, поэтому ухватил его за ботинок и потянул к себе. Ожидал бурной реакции брыканий криков и всего что в таких случаях бывает, однако ничего этого не произошло. Парень настолько перетрухал, что просто съехал на спину и замер как притворившийся дохлятиной бурундук, и я без проблем выволок его наружу, словно это был вовсе и не человек, а набитый подмокшими опилками мешок из-под редьки. Я грубо схватил парня за грудки, встряхнул его как следует и, приложил затылком о металлическую стойку стеллажа. Двумя оплеухами принудил сидеть ровно, так как он всё время норовил завалиться на бок. Осталась сущая ерунда заставить его говорить, поэтому я сразу заинтересовал юнца вполне нетривиальным вопросом, чтобы исключить малейшие сомнения в своих намерениях тем самым одним махом расставив все точки над «i».
— Жить хочешь? — Спросил я.
Он кивнул головой, похоже, наш пострел напрочь лишился навыков владения человеческой речью, пришлось вмазать ему по сопатке. Он вскинул подбородок и пустил кровавую слюну из уголка рта.
— Спрошу ещё раз. Жить хочешь?
— Хочу… очень… да. — Он часто-часто как-то по козлиному затряс головой. Если бы не окружающая обстановка и не то что я собирался сделать дальше, я бы наверное рассмеялся. Правда. Вот только смешно мне не было. Нисколечко.
— Говори что случилось, — как можно твёрже сказал я, с трудом удерживая на нем взгляд.
— Я… я…, — начал заикаться он.
— Говори быстро. — Не выдержал уже Монах и прикрикнул. Оно и понятно мы слишком много времени тратили на этого сопляка, и если он так и будет мямлить, придётся прирезать его быстрее, чем я предполагал. Пора завязывать с этим представлением и переходить к следующей фазе нашего предприятия.
— Старший приказал нам спуститься в бомбоубежище, — зачастил парень, — посмотреть, что и как, нет ли кого постороннего, и прицепить, чего пожрать и воды принести тоже. Мы…
— Когда вы спустились в подвал? Сколько вы отсутствуете? — Спросил Монах. Ход его мыслей был ясен. Если прошло слишком много времени скоро в бомбоубежище наведается усиленная группа, а это ничего хорошего нам не сулило.
— Ещё часа не прошло… Честное слово…. Не убивайте меня… не убивайте, не надо! Пожалуйста!
— Что случилось дальше? — Я пресёк вопросом начинающуюся истерику.
— Сначала всё было в порядке. Мы дошли до… до этого склада. Я остался здесь приготовить припасы, а Малёк и Саня пошли дальше… ну, проверить, что там…
— Сколько вас всего было?
Монах после своего вопроса настороженно обернулся и выглянул в проход.
— Так трое, трое нас и было. Я Саня, значит, и Малёк.
— Дальше. — Потребовал я.
— Они пошли, значит, а я… я остался. — Заметив, как играю желваками, он перестал запинаться. Выправил речь и поспешил перейти к сути своего рассказа.
— Минут двадцать их не было, я набирал продукты в рюкзак. Вон он там, под коробками, — он замахал в сторону рукой. Кинув быстрый взгляд в указанном направлении, точно, увидел между коробок с каким-то концентратом брезентовые лямки рюкзака. Между тем паренёк продолжил то, повышая голос, то переходя на еле различимый шепот.
— Потом я услышал, как дико заорал Малёк. Саня крикнул: — назад! назад! — точно так он и крикнул. Потом прозвучали несколько выстрелов. По-моему была очередь. Да. Одна короткая очередь. Кто-то завыл. После снова заорал Малёк и что-то сильно загремело, как будто, что-то железное упало на пол и после всё, всё стихло.
— А ты что в это время делал?
Он заалел и потупился взором.
— Всё ясно, — презрительно сказал Монах, — он попросту струхнул.
— Ну да, да! — Воскликнул наёмник.
— Тише! — Я выставил вперёд нож.
— Понимаете, я ведь в первый раз на выходе. Я просто растерялся, растерялся! Понимаете.
— И от растерянности спрятался под ворохом барахла, пока твоих дружков на куски резали? — Монах словно отвешивал увесистые пощёчины, от каждого его слова паренёк глубже и глубже втягивал голову в плечи, всё больше походя на черепаху.
— Слушай, — обратился ко мне Монах, — а ведь он знает, что это не мы тут исполняли. Так!? — Он ухватил и без того запуганного пацана за ухо и принялся его выворачивать и дёргать их стороны в сторону. — Так?! — Снова спросил он.
Паренёк шипел сквозь зубы и подпрыгивал на заду как заводной клоун.
— Говори, — упорствовал Монах.
— Я…
— Живо!
— Сквозь щель я видел человека.
— Когда мы спустились в бомбоубежище, было хоть глаз выколи, свет после включился. Как же ты разглядел человека? — Спросил я.
— Я правду говорю, здесь же одному богу известно как ещё что работает. Со вчерашнего дня три раза свет в здании гас. Хлоп и темнота минут на двадцать, после опять хлоп, и снова светло. А человека я видел, точно вам говорю — большого! Больше вас! Лысый. По пояс голый. Он шел, тяжело дыша, не поднимая ног, но не было похоже, что он ранен, хотя был залит кровью с головы до ног. Он перекинул Санька через плечо! Он нёс его как тряпку, не ощущая веса. Такой большой! Такой сильный!
— Санька нёс? — Спросил Монах.
— Да.
— Значит под шкафом то, что осталось от Малька, — сказал я и усмехнулся, вспомнив, что Малёк навскидку весил килограммов сто двадцать. Монах усмехнулся тоже. Наёмник опять залупал глазищами. — Тот большой лысый человек, что ты ещё можешь про него сказать?
— Я видел его всего пару секунд пока он проходил проём между стендами. Он был страшный, шел как вбреду, глядел перед собой и как будто ничего не видел. В руке нож! Он прошел и после я, кажется, кажется, отключился, или это свет погас. Не знаю! Я растерялся, я первый раз, понимаете, понимаете. Я… Я…
— Ну, опять понесло. Помним мы, помним. — Сказал Монах. — Как тебя зовут парень? — Спросил он.
— Алексей, — промямлил он.
— Вот ведь как бывает, тёзка твой. Делай, что надо и пошли. Только быстрее, прошу тебя. — Сказал Монах и отвернулся. Мне думается он, нарочно спросил имя у парнишки, не хотелось ему пачкаться в его крови, даже косвенно.
Тот вроде всё понял и пожелтел лицом, он уже не просил за себя, просто бессмысленно хлопал нижней губой, рассматривая острие моего ножа. Тут меня неожиданно посетила одна свежая мысль, прежде я рассчитывал только на Монаха, однако в свете предстоящих и уже случившихся событий, не лишним будет иметь запасного туза в рукаве. И опять-же, Монах успокоится. Я встал и положил руку ему на плечо. Он обернулся.
— Свяжи его как следует. Пусть пока тут полежит.
Монах с лёгким сердцем принял моё решение, я видел это по его глазам.
И вот странное дело я не чувствовал к этому испуганному забитому ребёнку ни жалости ни сострадания — ничего. Словно мой эмоциональный диапазон сузился до пределов простейшего механизма действующего по самым примитивным принципам, это давало ни с чем несравнимую свободу — в мышлении, в выборе средств, во всём. Мальчишка был всего лишь инструментом, который возможно пригодится, а если нет, я даже не буду утруждать себя тем чтобы вернуться и прикончить его — просто брошу здесь и всё. Если раньше подобные мысли вызвали бы у меня многоголосый внутренний протест, то сейчас… сейчас, я был спокоен, и это приятно волновало меня как предвкушение недолгого послеобеденного сна.
Монах достал из нагрудного кармана небольшой моток неотожженной проволоки и приблизился к моему тёзке.
— Ляг на живот, и скрести руки, — мягко сказал он.
Паренёк без единого слова послушно выполнил требование.
Мы нашли Санька или вернее то, что от него осталось в одной из подсобок, во множестве расположенных по обеим сторонам длинного коридора, идущего сразу за продовольственным складом. Страшно изувеченное тело скрученное спиралью, так что лицо было обращено к полу, а носки ботинок смотрели в потолок, лежало в узком каменном кармане, предназначенном для хранения инструмента инвентаря или чего-то в этом роде. Мы лишь мельком осмотрели труп, убедились в отсутствие больших пальцев рук и в том, что Андрей совершенно спятил.
