Игорь Вардунас - Метро 2033: Путь проклятых
– Они смогут проникнуть сюда? – спросила она.
– Нет, усе тип-топ, – успокоил ее нефтяник. – Идемте, мужики.
В ночной тьме, в которой бушевала вьюга, ничего нельзя было разглядеть, но в свете сигнальных огней «Грозного» внизу мелькали большие силуэты голодных животных. Слишком большие. Игнорируя воющую вокруг бурю, они сбились в кучу и продвигались к туше тюленя, обходя станцию по левому боку. Батон насчитал не меньше двух дюжин голов.
– Многовато.
– Самое то, – азартно ответил Палыч, заряжая свою двустволку. – Пойдет потеха!
Вскинув винтовку, Батон приник к окуляру прицела, стараясь выцелить вожака. Сделал несколько выстрелов в особо крупных. Расчет сработал: животные замедлили ход и с ожесточением набросились на тела погибших сородичей.
Рядом затявкали пистолеты Мигеля и Трески.
– Цельтесь в головы, – посоветовал охотник. – Так надежнее.
– На всех патронов не хватит, – крикнул кок.
– Нам все не нужны, – увлеченный стрельбой, гаркнул Палыч. – Главное – найти вожака!
Наконец Батону показалось, что он вычислил главного. Здоровенный, под два метра в холке самец ревел громче всех и подпрыгивал, отталкиваясь всеми четырьмя лапами, норовя дотянуться до лестницы.
– Куда тебе, – буркнул охотник и выстрелил.
Пули пробили шкуру волка в нескольких местах, но это его только разъярило. Истекая кровью, он с еще большим остервенением стал пытаться добраться до людей.
Неожиданно под ногами волков лед с треском вздыбился, и из-под него взвились черные отростки концентрированной жидкости, атаковавшие переполошившихся четвероногих. Воздух наполнился визгом животных и треском костей. Солярик пришел на помощь.
Вожак погиб одним из первых. С жалобным воем он скрылся в морской пучине, видной в образовавшейся проруби. Обезумевшие звери бросились кто куда, один за другим погибая в смертельных объятиях живого топлива. Кто-то кинулся в сторону лодки, но там их уже поджидали корейцы со своим свинцовым заграждением.
Лера не принимала участия в схватке. Съежившись у камина в комнате отдыха, она вслушивалась в доносившиеся душераздирающие вопли умиравших волков и азартные выкрики мужчин.
Льдины окрасились красным.
– Давай, мужики! – в запале прокричал Палыч, перезаряжая двустволку. – Дожмем гадов!
Вскоре сражение было окончено, и стрелки вернулись в комнату отдыха.
– Все позади, не переживай, – Мигель присел рядом с Лерой.
– Я и не переживаю, – соврала девушка, которой сейчас больше всего хотелось вернуться на «Грозный».
До рассвета происшествий больше не было.
– А как вы оказались здесь? – спросила Лера, поджав под себя ноги и опершись спиной о стену.
Атмосфера в помещении напомнила девушке родной Пионерск. Такой близкий, но все еще далекий.
– Да как, работал, вестимо. Когда все началось, на Кравцовском паники не было. Була эта… как ее? А! Прострация. Она самая. Все думали, куда теперь деваться, что теперь делать. Сидели на задницах с тоннами сырого топлива, которое теперь на хер никому не нужно было. Куковали несколько дней на станции и не вылазили. Пытались сигналы ловить.
В полумраке комнаты отдыха все слушали, иногда покашливая и прихлебывая чай, и каждый глоток отзывался своеобразным эхом в герметичной комнате.
– Спирт кончился, – продолжал Палыч. – И отведенный для технических нужд, и в медблоке. Примерно где-то через месяц отправилась первая экспедиция на берег. Но не вернулась. Ждали их, ждали. Все без толку. В результате начальство запретило дальше трепыхаться.
– И как же вы? – спросила девушка.
– Как-как. Так и жили, – отхлебнул из своей кружки нефтяник. – С катушек отъезжали мальца, кто-то тайком пытался уплыть. Иногда таких ловили.
– И что, наказывали? – заинтересовался Батон.
– Та зачем? – отмахнулся Палыч. – Чего с дурной головы возьмешь? Дохтур наш местный, эскулап который, делал шо мог, чудеса прям творил… Ну а потом хлопцы меж собой начали собачиться… Тяжко нам пришлось. Ох, тяжко.
А примерно года через полтора, когда число хлопцев в три разы уменьшилось, появилось оно – большое пятно. – Палыч посмотрел в иллюминатор, за которым бушевала тьма. – Поначалу-то не могли понять, ша це таке трапылось. А колы к нему подплыли на шлюпке, оно вспенилось и поглотило лодку. Вот так вот – ам, и усе! Ничего вообще не осталось. Как корова слизнула. Потом пятно все пыталось напасть на буровую по сваям, но мы его отгоняли огнеметами. Несколько раз пятно загоралось, но тухло в море, оно каким-то образом погружалось под воду. Несколько буровиков от него погибли.
Потом пятно исчезло на некоторое время, и мы подумали, шо оно исчезло окончательно. Но наши хлопцы все равно гибли один за другим – кто хотел попасть на берег, кто самоубился, кто съехал с глызду… В результате остались только я да Мишка. Михась – как я его звал. Якось тот пытался порыбачить, вернее, как порыбачить – он сдирал какие-то ракушки со свай, и тоди его какая-то гадость укусила. Нога распухла, неделя в бреду. Короче, колы похоронил его, я сам порешил с собой порешить. Долго не рассусовливал да и сиганул в воду. Стал тонуть, захлебываться. Но вдруг меня шо-то подхватило, шо-то мягкое и обволакивающее. Оно подняло меня на нижнюю площадку. Так я и увидел, шо пятно вернулось. Соляра, ммать. Так его и назвал. Солярик стелился передо мной, превращаясь то в дельфина, то в подводную лодку, то в кораблик, тут и я поняв, шо теперь не одинок, а то, шо показал мне Солярик, доказывало, шо где-то еще есть люди. Так вот и стали «жити» гуртом… Старый хохол та нефтяное пятно, – грустно закончил свою исповедь Палыч.
На минуту воцарилось молчание.
– Хохол? – недоверчиво и стеснительно спросила Лера.
– Хохол, хохол, – кивнул Палыч. – Тот же русский, только хохол. Знаешь, как говорят – те же яйца, только в профиль? Меня тут усе хохлом звали. Та я и не обижался, вони ж по-доброму… хлопцы мои. Я ж с Полтавы сам был, а так получилось, шо вся семья под Белгородом. Вот и ездили друг к другу в гости, границ не знали…
В голосе старого нефтяника послышались нотки обиды.
– Так и жили. Хорошо жили. Знаете, а я даже потом и скучать начал по тому, как меня хохлом тут называли. Понимаешь, доча, – обратился Палыч к Лере, – это ж вроде как и обидное прозвище, но усе равно сердце по нему тоскует…
Палыч потер якобы зачесавшийся глаз, а на самом деле – поняла Лера – украдкой смахнул слезу.
– Та ладно! Давай, наливай! – нефтяник протянул Паштету кружку.
– Давайте, дядя Хохол, – чуть слышно ответила Лера.
– Ну что, может, все-таки с нами? – в очередной раз предложил Тарас.
– Не-е, мужики, – с улыбкой махнул рукой Палыч. – Я всю жизнь тута, на буровой. Протянем с Соляриком как-нибудь. Тем более мы тут с вами рядом, соседи, можно сказать. Добегу, коли зад совсем припечет.
– Как знаешь, – Тарас пожал нефтянику руку. – Тогда бывай.
– И вам не хворать, морячки.
К утру буря утихла, команда простилась с Палычем, и «Грозный» снова двинулся в путь. И чем ближе казалась родина, тем сильнее на членов команды наваливалась усталость от всего пережитого.
Вскоре из дымки по правую руку показалась далекая линия берега. А еще через несколько часов выступила и знакомая монолитная глыба ангара рядом с Пионерским Убежищем.
Тарас приказал сбавить ход. Они доплыли.
– Йу-ху, мы дома, чувак! – обнялись находившиеся на палубе повара.
Док приближался. В окулярах бинокля уже была различима одинокая фигурка, стоявшая на площадке над воротами.
Их приветствовал Птах.
– Давай, Иван. Давай, родной, – находясь на мостике, пробормотал в усы Тарас. – Последние шажочки остались.
Не вышло. Балтика была намертво скована напиравшими друг на друга глыбами льда. Преодолев еще пару ярдов, лодка засела намертво, не дойдя до ворот родного ангара всего каких-то несколько метров.
– Они здесь! – перекрикивая порывы ветра и раскинув руки, словно обнимая воздух, закричал наверху юродивый.
Глава 3
Конец пути
Пока моряки гуськом спускались с палубы «Грозного» на припорошенный снегом лед, их вышли встречать небольшой толпой, местами обряженной в противогазы. По свежим замерам, фон в этом месте Пионерска был небольшой, так что мера была явно преувеличена, и на членах команды никакой специальной защиты, кроме респираторов на всякий случай, не было.
– Вернулись, – сначала недоверчиво сказал кто-то, словно не веря своим глазам. А потом со всех сторон стало доноситься все увереннее, сильнее: – Вернулись! Наши вернулись, ребята!
– Ура-а!
– Глянь-ка, а ветер-то переменился, – цыкнул зубом Треска, следя, как из толпы встречающих к ним направляются несколько членов Совета, в респираторах, с отличительными знаками на одежде – сложенными алыми лентами, заправленными в нагрудные петлицы комбинезонов.
