Татьяна Живова - Джульетта без имени
...А если сталкер все же оставит ее и вернется на свою станцию?.. Тогда ей будет одна дорога — вниз головой в тот же Инженерный пруд или вот хотя бы с этого виадука. Скавенские станции отреклись от нее. Стоит ей туда вернуться — тут же, в соответствии с приговором, прикончат, не помилуют. Законники, м-м-мать их...
И получается, что в любом случае Крыся погибнет.
Кожан выругался — длинно, заковыристо — услышь кто, уши бы сразу повяли. Тут же в голове некстати всплыло воспоминание из той, прошлой жизни. Приезжали как-то раз в их сельскую глухомань студенты из областного колледжа культуры. Фольклор собирали, всякие там старинные прялки-скалки... И вот услышал он от них, что якобы далекие славянские предки матерились не просто так, от всеобщего национального бескультурия, а будто бы отгоняли этой похабенью всякие нехорошие мысли, сглаз и злых духов. Мат у них якобы чем-то вроде универсального заклинания-оберега был.
Неизвестно, правду говорили те ребята или нет, но после этого «загиба» Кожану и впрямь чуток полегчало. Но, правда, «нехорошие» мысли от этого все равно никуда не делись.
Как ни крути, а дочь надо спасать. Не от того — так от этого. Но куда ее девать потом? В Алтуфьево Кожан не мог ее взять — все по той же причине, по которой сам сидел на своем «троне», как на бочке со взрывчаткой. Допустим, сумеет он как-то объяснить «стае товарищей», с чего вдруг бывшая пленница не только жива и здорова, но еще и в таком фаворе теперь. Допустим, сумеет убедить всех в правдивости этого почти болливудского[7] сюжета «жестокий отец-разбойник обретает в несчастной жертве свою дочь». Но это сейчас, пока он в силе. А что будет потом?
Нет, нельзя ей в Алтуфьево! Никак нельзя!
Какая-то смутная мысль все билась на дне сознания, ускользая и не желая превращаться во что-то ясное и четкое. Что-то очень важное, о чем он однажды мимоходом подумал, но тут же отмел, как невероятный бред, как что-то невыполнимое, нереальное и опасное для жизни.
Может быть, просиди Кожан на месте и подольше, эта мысль и облеклась бы в нормальную форму, но тут его отвлекло нечто на данный момент более важное.
Там, где от Алтуфьевского шоссе и его дублера отпочковывалась узкая Инженерная, он заметил какое-то движение.
Ночное зрение у скавенов было не хуже, чем у их «родичей», туннельных крыс. А у Кожана оно было просто рысьим. Прищурившись, он разглядел четыре фигуры, которые медленно, озираясь по сторонам, переходили дублер Алтуфьевки.
Про «закрома», устроенные соседями где-то в районе Бескудникова, старый разбойник был в курсе. Неоднократно посылал своих разведчиков проследить за бибиревцами и узнать, что и откуда они там таскают. Несколько раз организовывал засады на пути возвращавшегося каравана. Однажды таки удалось отбить пару мешков... в которых, ко всеобщей досаде, не оказалось ничего ценного. Так — селитра, удобрение. В Алтуфьеве не занимались грибоводством, предпочитая добывать пропитание охотой на поверхности, собирательством по все еще богатым складам на Кольцевой, нерегулярным обменом с Содружеством и... грабежом добытчиков этого самого Содружества. Поэтому удобрения разбойной общине были совершенно ни к чему. Так и перестали засадничать на соседей, но периодической слежки не прекратили: мало ли что те еще нароют полезного!
Поэтому, узнав в смутных силуэтах бибиревских добытчиков, Кожан только хмыкнул. Не иначе, ходили проверять, целы ли хитроумные замки на дверях «закромов», нет ли какой засады на пути и не позарились ли разбойные соседи на чужое добро... Стало быть, следующей ночью караван пойдет.
Кожан зевнул. Развлечься, что ли, завтра, устроить «любимым соседям» теплый прием прямо у дверей их Склада? Однако он отмел эту мысль, как глупое баловство, достойное лишь зеленых молокососов с ветром в голове. Развлечение развлечением, но сколько бойцов поляжет, и ладно бы за что-то стоящее, а то ведь за селитру! Хе!
Вот если бы можно было занять Склад и взять его в свои руки — тогда бы соседям пришлось или возвращать награбленное с боем, или идти на поклон. Какое им тогда будет грибоводство без удобрения? Никакого! А он, Кожан, стриг бы их, как овец.
Но Алтуфьево такими силами, чтобы длительное время удерживать под собой Склад, не располагало. А жаль. Придется и далее делать вид, что Склад их вовсе даже и не интересует.
Взгляд алтуфьевца вернулся к силуэтам на дороге. Характер движений и жестов одного из них показались знакомыми.
— Ну надо же... — хмыкнул Кожан, — старина Питон сам на ходку выполз!
Что-то назойливо тренькало в глубине сознания, отвлекая и не давая сосредоточиться на чем-то более важном. Кожан знал это чувство и всегда прислушивался к нему. Приятель Митька, когда был жив, называл это ученым словом «интуиция», сам же Кожан выражался проще и грубее: «Задницей чую!»
Так вот, это самое «задницей чую» сейчас настойчиво призывало его вылезти из уютного салона и проследить за возвращающимися из рейда бибиревцами. Интуиции Кожан привык доверять — ибо она еще ни разу его не подводила. Заперев все двери «Тигра», он, под прикрытием виадука и ржавых остовов машин, серой тенью просквозил через шоссе и углубился в темные колодцы дворов. Алтуфьевец знал короткие пути до бибиревских павильонов. Если по дороге не встретится какая-нибудь помеха, то доберется он до них даже раньше Питона.
Ему повезло. Во дворах было пусто, из подъездов и разбитых окон никто «пообщаться» не выскочил. Видимо, своенравная богиня Везуха в эту ночь была в хорошем настроении. Кожан, крадучись, проскользнул в кем-то давно высаженные двери торгового комплекса рядом с навесом подземки, взобрался на второй этаж и занял удобную для наблюдения позицию между потрепанными рекламными щитами. Нужный выход со станции был прямо у него под носом, а где именно обычно ходит Питон со товарищи, Кожан знал — было время разнюхать.
А вот и они. Разглядывая заклятых соседей, Кожан криво усмехнулся: грамотно идут, стервецы, уж чего не отнять у Питона — так это выучки и умения натаскивать бойцов. И что не теряют бдительности возле родных мест — молодцы. Сколько беспечных сгинуло только потому, что расслабились не вовремя. По известному закону подлости опасность любит появляться там, где ее не ждут. Казалось бы, вот они — родные павильоны; вокруг все знакомое и не однажды проверенное... И тут — здрасте вам — из-за угла, с крыши или с неба на вас вдруг сваливается какая-нибудь голодная крокозябра с зубами в шесть рядов!
Бибиревцы остановились между заправкой и облюбованным Кожаном магазином, и Питон что-то негромко сказал. Сейчас же двое отделились от группы и двинулись к павильону.
И тут произошло то, чего ни Кожан, ни, скорее всего, и бибиревцы никак не ожидали. Что-то мелькнуло на ступеньках спуска в переход, прошуршали осторожные шаги, и две фигуры — одна высокая, закутанная в плащ ОЗК и со скрытым противогазом лицом, другая маленькая, щуплая, в до боли знакомой поношенной одежде — выступили навстречу добытчикам из-под навеса подземки. На плече высокой фигуры висел автомат, но, похоже, пользоваться им пока что не собирались.
— Ох, твою мать... — только и сумел выдавить засевший в засаде старый разбойник. — Идиоты, чтоб вас... Вот на кой...
Он тут же перехватил поудобнее свой автомат, готовый к тому, что если сейчас Питон прикажет стрелять в этих невесть как и зачем оказавшихся тут «двух долбодятлов», то ему, Кожану, придется вмешаться.
Он прицелился в командира четверки. Палец лег на спусковой крючок: только посмей, Питон, только посмей!..
Крыся отпустила руку Востока, за которую все это время держалась, и шагнула вперед.
— Дядь Питон... — прозвенел ее тихий, почти прозрачный голос, — это я... Вернее, мы. Не стреляй, пожалуйста...
О чем беглецы собирались говорить с Питоном, Кожан и без предстоящего подслушивания догадался. Ясен пень — про мутантов из Ботанического сада, взрывы во Владыкине, нападение людей... О чем-то таком Крыся и ему на том злополучном допросе говорила. Кажется, «книжкины дети» на полном серьезе и на свой страх и риск собирались убедить бибиревцев в том, что их (точнее, Востока) поняли неправильно и осудили несправедливо!
Кожан тихо шипел и чертыхался в своей засаде, глядя на вернувшихся. Он-то надеялся, что им хватит ума спрятаться где-нибудь на дальних станциях Метро, залечь на дно. Но боже ж ты мой, какие идиоты... Обратно в Бибирево сунулись! Что ж не сразу в гнездо к, скажем, лианозовским шершням? Они гостей любят... во всех видах, а смерть от их жал будет куда быстрее! Правдоборцы, м-м-мать их за ногу... Одна, видать, извилина на двоих — и та на заднице. Да и той поротой быть!
Кожан тут же поклялся себе, что, если все закончится благополучно, он выловит доченьку, где бы она на тот момент ни обреталась, и собственноручно отполирует ей ремнем все приключенческие места. Как там Митька Хорек — великий любитель «Звездных войн» — говорил? «Пришло время завершить твое обучение, Люк... и заняться, наконец, твоим воспитанием!» Вот-вот, святая истина!
