Врач «скорой» - Алексей Викторович Вязовский
Милиционеры, сняв кители, лезут в подэскалаторное помещение, вытаскивают упавших. Тут тоже ужас-ужас. Пробитые головы, вывернутые конечности. Но наша работа завершена – бригад становится все больше, в глазах рябит от белых халатов.
– Пошли, что ли? – Каримов снимает окровавленные перчатки. Складывает их в чемоданчик. Это только в богатой Америке доктора выбрасывают перчатки на пол, а у нас каждый бинтик подотчетный.
Мы поднимаемся наверх, протискиваемся между стоящими впритык «рафиками». Каримов дрожащими руками закуривает.
– Будешь?
Открытая пачка сигарет оказывается перед моим лицом. Соблазн снять первый стресс велик, но я отказываюсь:
– Не, спасибо.
– Ну смотри, – фельдшер затягивается, ищет взглядом свою машину. У некоторых на крышах работают мигалки, доктора бегают туда-сюда. Целый медицинский конвейер тут. За милицейским оцеплением толпа любопытных. До нас доносится «самая верная информация» о перемолотых шестеренками десятках людей. Вот так и рождаются слухи. Если что, я видел неоднократно: в подэскалаторном пространстве никаких шестеренок.
– Считай, второй раз родился. Как умудрился выбраться?
– Скакнул на другой эскалатор.
– Ясно. Слушай, ты с Ленкой как? Все уже?
Во как парня «несет»…
– Ну да, давно. А с какой целью интересуешься?
– Да хочу к ней заглянуть, узнать, как дела. Нравится она мне.
– Ну в добрый путь, что еще могу сказать?
Мы уступаем дорогу выбуксовывающему на дорогу «рафику». На его место тут же встает новая «скорая».
– Спасибо. К ней правда какой-то комиссованный вояка ходит. Слышал, как бабы наши рассказывали. Типа она с ним из больнички переписывалась.
Костик! Красавец. Не зря я ему контактики Томилиной дал.
– Ты, конечно, покруче будешь, – я хлопнул Каримова по плечу. – Скольких сейчас спас? Семерых?
– Ты тоже троих обработал. Опять в газету попадешь.
Вот никак им не дает покоя мое ныряние к автобусу.
– Каждому воздастся! Но я – вряд ли, меня никто никуда не записывал. Да и не будут про такое писать… сам понимаешь…
– Ну да, ну да…
* * *
– Божечки ты мой!
Стоило Ане увидеть меня, она чуть в обморок не упала. Схватилась за дверной косяк, потом за сердце. Я был тут же ощупан, облапан, разоблачен и освобожден от остатков одежды. Порвались не только брюки, но и пиджак сзади. Австрийский плащ – в хлам. На сорочке – кровь последней пациентки.
– Что случилось-то?!
– Авария в метро. Эскалатор на Авиамоторной помчался вниз, люди провалились, поломались…
– Ой-ой-ой… Много погибло?
– Я три трупа видел. Одному и вовсе глаза закрывал.
– Боженьки! Давай в ванную, я тебя осмотрю. Может, в стрессе не заметил чего…
Кроме царапин и ушиба бедра, к которому тут же был приложен лед, у меня ничего не нашлось. Счастливчик. Мог бы сейчас лежать в прозекторской под простынкой. А так только синяк на полноги.
Начался отходняк. В ногах появилась слабость, задрожали руки. Я заторможенно, придерживая полотенце со льдом, прошел на кухню. Аня копалась в ящиках:
– Андрюш, а у нас ничего и нет. Ни коньяка, ни водки. Валерьянки и той нет.
– Ну да… сапожник без сапог, – я вытер лицо рукой. – Обычное дело. Валерьянку бы выжрал кот, коньяк – гости. Переживем.
– Я бы сейчас и у Пилипчук заняла. Ну не отказала бы она в такой ситуации!
Я схватил невесту за руку.
– Ань, соседка тоже… того.
– Что того?
– Преставилась.
Я попытался вспомнить классификацию Ильфа и Петрова. Что там говорил Безенчук Ипполиту Матвеевичу? Крупный мужчина – дает дуба или играет в ящик. Торговый вроде приказывает долго жить. Незначительная персона – протягивает ноги. А старушки? Точно:
– Отдала Богу душу.
– Вот это новость… – пробормотала Анечка.
Тут зазвонил телефон. Я дернулся было, но тут же боль в бедре усадила меня обратно.
– Здравствуйте… Да, дома Андрей Николаевич… Сейчас позову, одну секунду… – Аня протянула мне трубку и шепотом сказала: – Какой-то Евгений Иванович тебя.
Глава 15
Я – лауреат. Международной медицинской премии имени Роберта Коха. Эту новость мне сообщил лично Чазов, которому позвонили из советского посольства в ФРГ. Ее дали на нас двоих с Морозовым за выдающееся открытие в области микробиологии, дальше шла длинная цитата, которую Чазов мне явно зачитывал по бумажке, а я вот не потрудился записать или запомнить. Евгений Иванович непривычно долго меня поздравлял, пел дифирамбы. Мимоходом сообщил, что лично возглавит делегацию, которая отправится в ФРГ на вручение премии. Оно и понятно – часть исследований бактерии проводилась в ЦКБ, и Институту питания придется поделиться лаврами.
Аня во время разговора ушла в ванную, и я продолжил уже без нее. Потому что честь сообщать Морозову о победе выпала мне, до него не дозвонились. Я набрал домашний номер, долго слушал гудки, переваривая и укладывая в голове новости. Не было ни гроша, и вдруг алтын. Буквально три часа назад я отскребал людей от бетонного пола и накладывал шины, а сейчас уже собираюсь в Германию зачитывать приветственную речь в смокинге. Или там полагается фрак? Черт, это же придется немецкий учить… Хотя зачем? Лезет же всякая дурь в голову.
Наконец трубку подняли, Морозова позвали к телефону.
– Игорь Александрович, это Панов. Открывайте шампанское!
– Дали?!
– На двоих, вручения через две недели во Франкфурте-на-Майне. Чазов звонил лично сообщить.
Морозов был рад. Морозов был счастлив. Я услышал, как он подзывает жену, делится с ней новостями. А я вот решил попридержать коней и Ане пока ничего не говорить. Вот будут билеты, визы, тогда скажу. Иначе можно сесть в лужу. А ну как после польских событий коварные штатовцы решат подложить какую-нибудь свинью? Тем более на премию этого года, как сообщил Чазов, нацеливался американский микробиолог Раймонд Эриксон. За исследования вируса саркомы Рауса. В пролете оказался не только американец, но и его соавтор – швейцарец Франц Эш. Выходит, мы перешли дорогу серьезным ученым, за которыми стоят большие исследовательские центры.
Чтобы унять зуд и отвлечься, я заказал телефонный звонок в Орел. Пока Аня плескалась в ванной в полном неведении, мы мило пообщались с мамой, я узнал все последние новости, сплетни, к телефону был даже допущен отчим, который изъявил желание опять погостить в Москве. А то прошлый раз не все столичные магазины удалось посетить. Мягко уклонился от этого визита, сказав, что меня ждет длинная командировка, Аня же усердно учится в институте. И ведь нигде не соврал ни полслова!
– Кто звонил? – Аня наконец-то вынырнула на поверхность, не прошло и часа, и теперь сооружала у себя на голове тюрбан из полотенца. Всегда поражался этой врожденной способности женщин. Причем ни длина волос, ни величина полотенца на процесс не влияют – все равно что-нибудь накрутят. Еще и бедрами сыграют так, что во рту пересыхает.
