В кольце врагов (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
— Половцы! Половцы впереди, большой отряд!
Хан размышлял всего несколько мгновений — трезво мыслить не получалось из-за охватившего его животного страха, и потому единственным внятным приказом, что вождь печенегов сумел произнести, был приказ к отступлению. Хотя фактически с первых же мгновений оно стало принимать форму неорганизованного бегства.
Сложно сказать, почему Кабугшин вдруг растерял всякое мужество — ведь когда-то он смело ходил в набеги в земли русов, отчаянно рубился с торками, умел поставить на место зазнавшихся половцев. Может быть, все дело в том, что весть о возвращении Шарукана в степи подтачивала его решимость все эти дни, может, его подкосил сам поход, не задавшийся буквально с самого начала? Может, незаметно для самого хана его душа терзалась из-за бессмысленной жестокости, с которой он бросил своих печенегов на куманские кочевья? А может, сердце его подсказывало, что за совершенные бесчинства последует справедливая расплата? Может, годами невзгод развитое звериное чутье подсказывало все последние дни, да практически в голос кричало: «Опасность!» — и вся нервозность хана оттого и зародилась?! От этого самого предчувствия неизвестной угрозы? А может, Кабугшин стал просто слишком стар, чтобы лихо вести в бой свою орду?!
Может быть. Но скорее всего, все эти причины сложились вместе.
Как бы то ни было, хан, следующий в хвосте колонны, развернул коня и отчаянно наподдал ему, судорожно нахлестывая по лошадиным бокам плетью. В эти мгновения он вдруг перестал думать об обоих сыновьях, о лишившемся командира войске, наконец, о народе, поставленном его решениями на край гибели. Нет, он очень остро захотел оторваться от преследования, от опасности, очистить голову от страхов быстрой скачкой. Почувствовать себя молодым в мгновения, когда ветер свистит в ушах… И вот уже тогда, освободившись от страха, Кабугшин собирался взять себя в руки и крепко подумать, что делать дальше. Но не сейчас — сейчас самое главное спастись. Спасти собственную драгоценную жизнь…
Хан ускакал, едва заслышав об опасности, за ним последовали телохранители и приближенные — те самые, кто должен был руководить отрядами в битве. Тысяча отборных воинов, все время находившаяся подле вождя, так же организованно последовала за ним, пусть и с небольшим промедлением.
Кабугшин ускакал, спасая жизнь, еще не зная, что половцы, скорым маршем пройдя по степи, чередой частых, коротких стычек загнали дозоры русов в лагерь, не дав Ростиславу определить место нахождения орды. Он не знал, что Шарукана уже известили о вероломном ударе из Таврии, о крайней жестокости захватчиков — и что хан куманов по прозвищу Старый поклялся всем богам отомстить! По широкой дуге он обошел лагерь тмутараканцев, стремясь навстречу печенегам. А обнаружив, что коварные враги следуют вдоль берега реки, Шарукан послал половину войска обойти их. Так что Кабугшин вел своих людей не к спасению в бегстве — он следовал к гибели, навстречу грамотно подготовленной старым волком ловушке… И когда впереди показались новые вражеские разъезды, буквально обезумев от страха, хан ускакал в степь.
Там его и захватил половецкий дозор — визжащего от страха, загнавшего единственного коня. Связанного, уже ничего не соображающего от ужаса, последнего свободного печенежского хана бросили к ногам Шарукана Старого. Тот с презрением наблюдал за тем, как противник его корчится в путах, не умея сдержать судорог, охвативших тело, а после с едким злорадством приказал порвать Кабугшина лошадьми.
Так закончил свой земной путь некогда мудрый, в свое время не лишенный мужества воин и вождь.
Его лучшие ратники готовились принять бой без хана, без большинства командиров, ускакавших куда-то в степь, но половцы передали предложение Шарукана о плене. Недолго размышляли печенеги — все же не на их руках была кровь невинных, да и вдруг еще не знают куманы о разорении южных кочевий? Что будет, когда враг проведает о случившемся, думать никто не захотел, ведь выбор был прост — смерть с оружием в руках или жизнь в полоне. Сломленные бегством вождя, они выбрали второе.
Вот только на деле выбор оказался немножко иным — честная смерть в бою или позорная, когда разоруженную толпу спешенных печенегов куманы перестреляли из луков, словно зайцев…
Иначе сложилась судьба Карама. Спокойный, уважительный, ласковый с отцом — он был сыном русской наложницы, и, хотя внешне пошел в отца, внутри его порой играли совсем иные, потаенные струны. Например, в последнем походе он противился бессмысленной жестокости по отношению к половецким женщинам, старикам и детям. Не имея права возражать воле отца и хана, сам Карам ни разу не участвовал в избиении невинных, в одиночку уходя в степь. Туда, где не было слышно отчаянных криков жертв… Однажды он даже спас испуганную куманку с малым ребенком на руках — разъезд хмельных от крови печенегов искал ее, бежавшую со стойбища, а сын вождя закрыл их собственным конем от алчущих взглядов соплеменников. Когда же воины ушли, он жестами подозвал девушку, отдал ей жеребца и дневной запас сушеного мяса, после чего указал свободное направление к бегству. Его не заботило, что молодка упредит соседние кочевья — тогда он просто не мог поступить иначе. А к своим Карам вышел без коня, сказав, что тот ускакал, пока степняк отошел по малой нужде. Парня подняли на смех, его презрительно обругал отец, но осознание того, что ему удалось спасти двух невинных, грело сердце молодого мужчины… Не пошел Карам на поводу у отца и когда тот звал его потешить плоть с самыми красивыми из плененных куманок. Сын вновь и вновь находил предлоги не идти в ханский шатер, порой просто покидая лагерь.
На самом деле в родном кочевье его ждала возлюбленная. Робкая, стройная девушка из обычной семьи, она отчего-то запала в сердце одному из наследников вождя. И когда Карам начал оказывать ей знаки внимания, степнячка не сопротивлялась и не возражала. Она с легкостью подарила невинность молодому воину, а после снова и снова приходила на их место у степного родника, позволяя ласкать себя сильным и нежным рукам юноши. Отправляясь в поход, Карам знал, что возлюбленная уже носит ребенка под сердцем, и теперь для него было важно проявить себя в бою с половцами, чтобы доказать отцу — он взрослый мужчина и способен принимать решения, способен делать свой выбор. В том числе и выбрать будущую жену.
Вот только подходящего случая все никак не представлялось, Кабугшин все более озлоблялся на сына, и тот все чаще оставлял хана и все чаще следовал в голове войска. Он лелеял надежду встретить один из половецких отрядов и показать себя в сечи!
Ночами же Карама согревали воспоминания о гибком, смуглом теле возлюбленной. Они перетекали в сны, где наяву чувствовался жар тугого, распаренного женского тела, его запах — и слышались волнующие стоны любимой в мгновения их единения…
Услышав от дозорных о приближении куманов, Карам, наверное, единственный из всего печенежского войска обрадовался подвернувшейся возможности проявить себя. Молодости свойственно не верить в собственную смерть… Он отправил гонца отцу, но не дождался ответа. А вскоре узнал, что хан без промедления уходит на юг и что за ним следуют лучшие воины и приближенные, большинство из которых должны были возглавить свои отряды! И тогда младший сын Кабугшина решил, что отец просто не доверяет ему, раз не послал ни одного толкового указания — он ни на мгновение не допускал, что хан просто струсил и бежал.
Нет, Карам решил, что Кабугшин выполняет какой-то сложный маневр, и предположил, что ему наверняка потребуется время его закончить! Да, отец не передавал приказа задержать куманов с головы — но именно потому, что не верил в сына! Может, он уже послал кого-то из вельмож возглавить передовые сотни и задержать врага, а тот или струсил, или что-то его задержало. Что же, в любом случае это был тот самый шанс — и Карам решил доказать всем, а в первую очередь хану, что они заблуждаются на его счет!
Страх, сомнения и сумятица окружающих странным образом успокоили его и укрепили веру в себя. Младший сын Кабугшина на глазах преобразился из скромного и несколько неуверенного в себе юноши в настоящего боевого вождя, способного вести за собой людей. Этакий островок надежности посреди океана хаоса… И воины пошли за ним. Далеко не все — большинство бросилось спасать свои жизни вслед за приближенными хана и встретило смерть в степи, в полукольце окружения куманов. Но несколько сотен подали своих коней вперед, ведомые непоколебимым сыном вождя.
