Мэттью Фаррер - Наследие

— Ну что ж. Если б они были так уверены насчет хартии, то не стали бы приезжать за нами, а просто забрали бы ее. Если они здесь, с нами, значит, они считают, что мы им понадобимся. И это значит, что мы можем вынудить их на переговоры. А если они пойдут на переговоры… — Домаса глубоко и удовлетворенно вздохнула, — тогда они и не поймут, что произошло. По крайней мере, до тех пор, пока мы не окажемся с этой штукой на безопасном расстоянии, я так думаю, — она бросила взгляд на Варрона и пожала плечами, скорее про себя, чем для него. — Мне придется и дальше импровизировать, но это ничего. В этой кучке набожных монастырских обезьянок нет ничего такого, с чем я не справлюсь. И я получила известия, что этот дурацкий фальшивый наследник, которого выдвинула команда флотилии, может даже испустить дух, пока суд да дело. Они в панике, и это хорошо. Вот только ты, Варрон, запомни, что тебе нельзя и пытаться что-то с ними затеять. Не забывай, где твои жена и сын, и что Черрик там, вместе с ними.

— Я понимаю ситуацию, — тихо сказал Варрон и отстранился. Он снова подумал о Ксане и Дрейдере. Как бы ему хотелось, чтобы можно было оставить Рику на борту «Ганн-Люктиса». Но Рика был его личным помощником и вассалом, его ближайшим компаньоном на протяжении всего путешествия, и если бы он оставил его, это вызвало бы подозрение. А они не могли себе этого позволить, только не сейчас. В конце концов, осталось уже недолго.

— Надо ли их убрать, мэм? — спросил Одамо, хлопнув ладонями в бронированных перчатках. — У нас тут более чем достаточно боевой силы, чтоб осадить воинствующих сестер. А если кто и придет после них, то эти стены их не пропустят, пока мы не разрешим. Пусть только попробуют стоять у нас над душой, как там, на острове.

Кальпурния знала, что Одамо воспринял те события как оскорбление и искал способ так или иначе отомстить Министоруму. А еще — она улыбнулась при этой мысли — тут была замешана гравитация. Обшивка полов в крепости усиливала слабое притяжение луны, но все равно оно оставалось чуть ниже гидрафурского. Одамо было куда проще перемещаться на своей обычно неповоротливой аугметике, и от этого он становился более воинственным.

— Он прав, — заметила Амри, которая шла рядом. — Симова неглуп, как и эта сестра Кроведд. Они используют этот рейс, чтобы попасть вместе с ним на слушание, но если мы уже знаем, что они собираются делать, тогда зачем им это позволять?

Кальпурния помедлила с ответом, прикоснулась своей печаткой к эмблеме Арбитрес в центре двери, возвышающейся перед ними, и вошла в зал суда. Он был меньше и проще, чем огромные помещения бастиона Преторис, и находился здесь потому, что в каждой крепости Арбитрес обязательно должен был иметься зал суда. В отличие от тех помпезных комнат, он был предназначен для работы, а не блеска и величественного вида. И это полностью устраивало Кальпурнию.

— Я думаю, что мы позволим им войти и выступить в защиту своего дела, — сказала она, поднявшись на высокую кафедру, где ей предстояло руководить процессом. Возвышение поднималось на пять метров над полом, его бока из гладкого черного металла уходили в пол под углом в семьдесят пять градусов. Если бы Кальпурнии захотелось пройтись отсюда в дальний конец зала, ей, наверное, пришлось бы сначала спуститься отсюда по веревке.

— Наследники с той свитой, которую они привезли, будут стоять по обе стороны от центрального ряда, а Симова со своей делегацией — по центру и ближе к дальнему концу.

Она повернулась лицом к остальным, чей ранг не позволял им подниматься на кафедру. Они смотрели в зал из-за двери.

— Я полагала, что это не первый раз, когда Экклезиархия пыталась завладеть столь драгоценной реликвией, — сказала она, — и я была права. Амри, это ведь ты составила доклад о последней задокументированной стычке, так?

— Да, мэм. Примерно полтора века назад Экклезиархия пыталась ограбить флотилию, когда та была на орбите над Майиннохом. Отправила исповедника и квазинезависимый воинский орден под названием Братский Орден Аквилы, чтобы они потребовали хартию. Гарнизон Арбитрес пресек эту попытку на корню.

— Потому что…? — спросила Кальпурния.

— Понадобилось много лет, прежде чем было окончательно достигнуто решение — дело дошло до высшего командования участка. Но вердикт гласил, что в то время как существует чертовски сложное месиво законов и традиций, которое дает Экклезиархии возможность применять силу для получения священных объектов, этот конкретный священный объект содержит четкие указания о том, как его следует передавать и кто его контролирует. Открытая передача хартии в руки светских властей и Арбитрес имеет преимущественную силу перед ее происхождением, которое включает ее в широкий спектр вещей, по большей части косвенно входящих в сферу контроля Экклезиархии.

Одамо согласно кивал, Куланн моргал.

— Спасибо, — ответила Кальпурния. — И тот факт, что те, кто сейчас пытается завладеть хартией, судя по всему, не знают о прецеденте, воодушевляет. Меня поражает, что Симова, да и сам епарх, так ослеплены желанием заполучить уникальную реликвию, что не провели никакого расследования.

Она снова оглядела зал суда с его высокими свидетельскими трибунами и скамьями подсудимых, с проходами, утопленными в пол, многоэтажными галереями на стенах. Как арбитр-сеньорис, она имела низший ранг среди арбитров-генералов, на уровне которых сливались иерархии судей и арбитраторов. Арбитрам-генералам, продвинувшимся по службе из рядов судей, приходилось привыкать к ношению брони и руководству боевыми действиями, а ей, соответственно, нужно было привыкать к руководству судебными процессами и церемониями. Она считала, что ей повезло больше.

Двери по обе стороны возвышения широко распахнулись. Вошли приставы из судебного гарнизона, отсалютовали ей и начали устанавливать помост, на который предстояло поместить хартию. Теперь Кальпурния была готова и уверена, что сможет преодолеть требование Экклезиархии. У нее имелись контраргументы и прецедент, что бы ни думал по поводу этого Симова. И как только его вмешательство будет отрезано, преемники смогут выдвинуть свои претензии на наследство. А когда она выслушает их, правильное решение станет очевидно, в этом она была уверена. Что бы ни случилось с техножрецом флотилии, это, вероятно, настолько уязвило Санджу, что тот ушел в затворничество, но с этой потерей она наверняка справится. Нет ничего такого, с чем она не сможет справиться. Она начинала чувствовать, что ей хочется увидеть эту комнату заполненной, хочется поскорее начать слушание. Терпение, сказала она самой себе. Осталось уже недолго.

Ее униформа была из серого шелка, который шелестел при движениях; капюшон был того же серого цвета, что и ее глаза, а лицо закрывала вуаль, из-за которой мир виделся как будто в тумане. Остальные девятеро были одеты так же, как она — в более бледные и простые версии официальных униформ, в которые были облачены распорядители флотилии. Когда Атис оглядывалась, сквозь вуаль ее спутники казались привидениями.

Все десять человек стояли в холодном ангарном отсеке, вдыхая едкий запах реактивного выхлопа из дюз корабельного челнока, который стоял позади них на шести посадочных опорах. Они были вооружены архаичными длинноствольными автоганами, которые держали так, чтобы демонстрировать отсутствие магазинов с боеприпасами, и тонкими церемониальными кинжалами, заткнутыми под точным углом за широкие шелковые пояса. Они стояли кольцом, лицами наружу, а в центре кольца тускло поблескивал на свету простой купол из темного металла чуть больше метра в диаметре.

Ни один из десятерых не дрогнул и не оглянулся, когда круглая платформа, на которой они стояли, начала двигаться. На урчащих гусеницах она покатилась к широким дверям ангара, миновала их и поехала по просторному коридору, уходящему в глубины крепости. Вдоль него стояли Арбитрес в черной броне, каждый из которых держал в руках дробовик, и лица их так же скрывались под визорами шлемов, как лицо самой Атис под вуалью. В первый раз она задумалась над тем, удастся ли ей выбраться отсюда живой. Их десять, всего лишь десять. Семеро тех, кто пришел на ту душераздирающую встречу с Нильсом в медицинской палате, еще трое тех, в чьей преданности они не сомневались. Десять человек, десять тех, которые, как настоял Нильс (Петрона Фракс, поправила она себя, теперь он Петрона Фракс), стали ритуальной стражей хартии. Десять, которые помогут ему отомстить.

Она выдохнула и проделала заученные движения: опустила незаряженное оружие в церемониальное положение, оперев его на локтевой изгиб, и пошла в ногу с остальными. В тот же миг четыре тяжелых сервитора с толстыми, блестящими от филиграни аугметическими конечностями, на которых трепетал узорчатый серый шелк, подхватили купол и понесли его к залу суда.