Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Часть 1.
— Зачем все это?
— Я должна передать тебе исходные данные. Ты же должен с чем-то работать.
— Я не об этом. Только не говори про патриотизм.
Юлия пожала плечами.
— А что ты предлагаешь? Роль глупой потаскушки при дворе? Бессмысленное и бесполезное времяпрепровождение по клубам и великосветским салонам?
— У тебя есть дела.
— Это и есть мое дело.
Интересно… с чего это я решил, дурак набитый… что я тебя хоть на секунду знаю.
— Хорошо. Господин куратор. Приступим.
— Я не куратор. Я просто должна передать тебе данные… по просьбе Его Величества, высказанной приватно. И в дальнейшем помогать тебе. У тебя не будет куратора, насколько мне известно.
Конечно, будет… Путилов, кто же еще.
— Я выскажу Его Величеству просьбу… приватно… чтобы моим куратором была ты.
— Давай, приступим. Иначе я забуду, зачем пришла…
Следующие два часа мы посвятили изучению глобальной террористической сети, которой бывший министр безопасности Персии накрыл весь Восток.
Вероятно, опорными точками для создания сети послужили разведпункты САВАК — бывшей шахской разведки. Они были по всему Востоку, опорные пункты, если с запада на Восток — Танжер, Бейрут, Могадишо, Аден, Ар-Риад,[98] Александровск-на-Востоке, Багдад, Тегеран, Кабул, Пешавар, Кветта, Карачи, скорее всего — Дели и Бомбей. Это только главные пункты — шахиншах не жалел денег ни на разведку, ни на уничтожение своих противников за границей. Так — сеть намного обширнее и глупо думать, что ее можно накрыть разом. Скорее всего — информация разделена между множеством людей и единственный способ узнать что-то на самом деле ценное — это захватить генерала Тимура. Хотя я не был уверен, что и он сам все знает… на его месте, я бы делегировал полномочия и требовал результатов — но без раскрытия сети даже мне. В этом случае — сеть становится непобедимой, потому что ее всю — не знает никто.
Ее называли — цепь. По-арабски Ас-Сильсиля. Она отметилась практически во всех террористических действиях в регионе последнего времени, единственным крупным городом, где не было ничего подобного — был Тегеран. Тут… самолюбие несколько взыграло, сам себя не похвалишь, никто ведь не похвалит… именно я начинал там ставить систему безопасности с приоритетом на электронное слежение и на превентивную ликвидацию главарей и организаторов террористических банд. Ублюдки любят посылать приказы на дисках, на флешках… они надевают маски, садятся на ковер, ставят за спиной автомат, вешают флаг с шахадой и читают смертные приговоры исламской шуры… но ублюдки даже не подозревают, сколько информации можно выдоить с одной вот такой флешки, с одной записи теракта, обстрела колонны… мы их все скупали, проверяли сотовые телефоны задержанных. Тот, кто засветился на таких вот записях, уже мертв, только он не знает об этом. Голос… который можно сравнить с базой данных, случайно попавший в кадр человек, здание, фоновый шум, отражение от окна того, что видно на улице — этого достаточно, чтобы пойти по следу. А приговор всегда один: террористам — смерть.
Но Ас-Сильсиля — это что-то особенное. Каждая ячейка распределяет деньги и дает задания — но сама очень редко в чем-то участвует, не ставит себя под удар. Некоторые ячейки легализованы под видом исламских фондов и фондов помощи беженцам, они официально собирают деньги на гуманитарную помощь, на помощь беженцам, им передают часть собранного закята.[99]
— Вы пытались требовать объявить эти организации вне закона?
— Нет. А зачем?
— Умница…
Совершенно правильное решение. Вне закона их все равно не объявят, в других странах нет такого антитеррористического законодательства как у нас, это мы уже несколько поколений живем в состоянии вялотекущей террористической войны, сначала с коммунистами, потом с исламистами. А вот те же самые фонды и организации — поймут, что они раскрыты… новые создать несложно. Если же мы ничего в отношении их не предпринимаем… официально — можно играть дальше. Сел играть в шахматы — играй в шахматы, а не размахивай руками. Тем более, если до носа партнера — все равно не дотянешься.
Юлия при слове «умница» недовольно посмотрела на меня. Она всегда была такой… самостоятельной, ценила свободу… еще до того, как уехать из России она уже была американкой, по крайней мере, наполовину.
Но организация крайне серьезная. Мне пришло в голову, что ее, скорее всего, готовил не сам Тимур, ее готовили задолго до этого, с ведома и при полной поддержке шахиншаха. Как инструмент дестабилизации всего Востока и последующего создания Империи. Империи пророка Махди.
— Мне это кое-что напоминает.
— Что именно?
— Аль-Каида.
Юлия кивнула, она серьезно смотрела на меня.
— Я это тоже заметила. Очень много схожего с Аль-Каидой Бен Ладена. Возможно — все это — дело рук одних и тех же людей, конструкторов систем. Мне кажется, что кто-то извлек уроки из разгрома Аль-Каиды и постарался учесть их все.
Кто… а Тимур и есть. До назначения на пост директора САВАК и министра безопасности он ведь чем-то занимался, верно? Этим и занимался. А на пост директора САВАК его перевели не просто так — Махди вот-вот должен был появиться и шахиншах расставлял актеров по местам. Каждый должен был сыграть свою роль в чудовищной мистерии, которая даже сорванная — стоила жизни миллионам.
А может быть — генерал спецслужб Абубакар Тимур, учившийся у нас, в России и был одним и настоящих создателей Аль-Каиды?
Эх, Каха Несторович, Каха Несторович… Как же тогда прозевали шахиншаха и все его осиное гнездо. Как же могли тогда купиться на его льстивые заверения в верности и обещание порядка, который наводился кровью и немыслимыми беззакониями. Минутная слабость, нежелание связываться и ворошить осиное гнездо его сына, Александра Пятого — какой кровью потом обернулись! Конца — края этому не видно! Правильно сказано в Библии — что может быть общего у добра со злом? Минутное согласие со злом, нежелание бороться со злом — обернулось Бейрутом девяносто второго и Тегераном две тысячи второго. Только сейчас я начинаю понимать, что в событиях в Бейруте — виноваты были не только англичане с американцами. Но и мы тоже. Потому что дали укорениться злу.
— Это и был Тимур. И сэр Джеффри Ровен. Люди могут умирать… но дело их продолжает жить. Финансирование.
— Что?
— Что у них с финансированием? Британии сейчас явно не до того, они в долгах как в шелках, у них разрушена вся страна, погиб флот. Кто их финансирует? Как? Это не просто — нужны расходы, которые может себе позволить либо казна, либо очень богатый человек. Кому это надо? Узнаем — накроем всю цепь.
— Мы подозреваем… Есть несколько точек. Константен и Танжер. И Золотой берег, эль-Аюн.
— Оффшоры…
— Точно. Все упирается в оффшоры. Но деньги очень большие, мы пытаемся их отслеживать.
— Поможешь мне в этом.
— Слушаюсь, мой господин…
Теперь уже я посмотрел на Юлию, прямо в глаза.
— Тебе это не идет.
— Я знаю…
— Останешься сегодня? — сам не знаю, зачем ляпнул я.
Юлия долго смотрела на меня, потом приложила палец к своим губам. Затем к моим.
— Не опошляйте то, что есть, сударь. Я ведь могу и согласиться…
И ушла…
Николаю я звонить не стал. Вместо этого я напился. Отличный способ начинать новое дело — с пьянки. Напился я так, что на следующий день с трудом вспомнил, кто я есть. Но все остальное — я помнил.
Не забыть…
21 апреля 2005 года
Абиссиния, недалеко от города Мекеле
Трудовой лагерь
Его единственным прибежищем в аду африканской тюрьмы были сны. Они приходили нечасто — когда намаешься на каменоломне, то бывает не до снов, просто падаешь на застеленную тряпьем кровать и проваливаешься в сон — но они приходили. Сны самые разные. Базилика Святого Франциска, Колизей, доверчивый взгляд и ярко-алые губы, ждущие поцелуя. Монтань — Танжер, новый город, лестницы, огненные бичи автоматных очередей, пытающиеся нащупать их в этих лабиринтах. Сицилия, Палермо, старые каменоломни, постоянное ощущение опасности, щиплющее кожу как мороз. Сны были самые разные — но какими бы они не были, они помогали хоть на миг нырнуть в темную воду забытья и не видеть переполненного барака, не чувствовать укусов вшей, которыми здесь все буквально кишело, не слышать надсадного дыхания, хрипа, стонов, булькающего мокротой кашля сокамерников. Он слишком долго смотрел на все на это…
Но сегодня — все закончится. Или для него — или для них…
Для всех.
Рассвет пришел, как он приходил каждый день — и кто-то из тюремщиков изо всех сил забарабанил палкой по большому щиту железа, подвешенному на цепи как гонг. Время вставать…
Грохот самодельного гонга одновременно с бравурной музыкой, вдруг полившейся из установленных по всему лагерю репродукторов, вырвало барак из сна, послышались стоны, хрипы, проклятья. Заключенные, которых было по сто двадцать — сто тридцать в каждом бараке — начали просыпаться, не ожидая ничего хорошего от нового, наступившего на них как слон на неосторожного охотника — дна.
