Владимир Березин - 89.Группа Тревиля
С утра у меня было отвратительное настроение — во-первых, Атос погнал меня в Зону за этим чёртовым «аксельбантом». Нет, он, конечно, как всегда расписал мой маршрут, минимизировал опасности, и всё такое.
Получать задания от Атоса всегда было приятно — потому что было видно, что Атос всегда беспокоится о тебе, пускай это даже производственная забота. Я не строил иллюзий — Атос меня не любил и считал раздолбаем.
Но это-то мне не мешало любить Атоса, вот как!
Но было ещё во-вторых. А во-вторых, на нас была объявлена охота. Я не очень доверял словам Арамиса, потому что он в Зоне был новичок, но подход у него был трезвый к любому делу.
Вряд ли он стал бы врать, то есть не вряд ли — никогда. Никогда он не стал бы врать, и особенно по такому поводу.
А тут как-то всё сходилось — я и сам чувствовал, как над нами сгущается какое-то облако. Нечто похожее я чувствовал перед выбросами.
И так же хреново мне было много лет назад, когда разогнали всю группу Тревиля — тогда я, конечно, был на подхвате, и мой номер в этой очереди был сороковой, как пелось в известной песне, нечего мне было переживать. Но я помнил то свинцовое ощущение надвигающейся беды, как будто воздух стал на тебя сильнее давить. Но в Зоне предчувствие беды было почти нормальным, это была естественная составляющая агрессивной среды. Такое же чувство в научном городке было, наоборот, угнетающим. Я хорошо понимал воевавших, особенно много и долго воевавших людей, которым было невмоготу на гражданке. Они пасовали перед незначительными трудностями и кондуктор с управдомом плевали им в лицо.
В Зоне всё было куда опаснее… и, одновременно, проще.
Я вышел длинным маршрутом-петлёй, который вёл меня почти до самых границ Припяти. Я шёл через лес, но особой тропинкой, которая позволяла контролировать лесную дорогу — две колеи со следами недавно проехавшего грузовика… даже двух грузовиков.
В этом лесу у меня убили двух друзей — не просто убили, а мучили, причём довольно бессмысленно. Они только вышли на маршрут, ничего ценного при них не было. Еда и фляжки с водой были просто разбросаны вокруг.
Была ли это засада на них, или они просто нарвались на одичавших бандитов — непонятно.
У нас была мысль, что это дело рук каких-то маньяков. Но откуда маньяк в Зоне? В Зоне, конечно, все маньяки, но одновременно и никто. Даже последний бюрер — и тот вполне логичен.
Логика повсюду — и это логика пищевых цепочек.
А началась моя тревога с того, как умер старик Бэкингем.
То есть наш знаменитый Михаил Иванович Трухин. Он несколько лет сидел тут безвылазно, окопавшись, как забытый японский солдат на затерянном острове в центре Тихого океана. Он продержался в осаде среди холмов и лесов Зоны, пересидев кризисы, разруху, распад СССР, падение режимов, внезапные обогащения и все катаклизмы, вместе взятые.
И тут, отправившись в отпуск, он скоропостижно скончался.
Вроде бы ничего странного, лет-то ему было немало. Но как-то всё это случилось нервно, быстро — хроника объявленной смерти на пожаре. Бэкингем как-то затосковал перед отпуском, забеспокоился, будто на войну собирался.
А потом и началось — в армии это называется «тревожащий огонь».
Но когда одни бандиты жгут ларьки других — это как бы понятно, это, может, сигнал. Ну, знак там какой — в общем, это действие логичное.
Понятно, когда бандгруппы начинают войну за финансовые потоки и отжимают на сторону конкурентов.
Но у нас-то была легальная жизнь. Артефактами мы не торговали — все на гранты, вплоть до моего нынешнего выхода.
Это было довольно бессмысленно, а значит, чрезвычайно опасно.
Непонятное всегда несёт в себе большую опасность.
Зачем мучили этих двоих, нанятых Атосом для съёмки местности, изучения и картирования аномалий.
Зачем? Это было, как говорит Арамис, «решительно непонятно».
В самом начале, метрах в трёхстах от поворота меня встретила сожжённая БРДМ-2. Эта машина стояла здесь с 1986 года, когда, видимо, у неё полетел двигатель, а лечить его не стали. Даже не сняли ничего, а так и бросили машину в лесу. Тогда она почти не фонила, а сейчас уж точно не фонила, но зачем-то внутрь кто-то кинул гранату, и всё, что могло гореть, там выгорело. Не знаю, может, и был какой-то смысл — если кто-то притаился внутри корпуса.
Но теперь эта машина стояла, залитая какой-то странной слизью по корпусу, с открытыми бронекрышками смотровых люков, будто удивлёнными глазами.
Я её уже видел несколько раз, и всё время мне казалось, что конфигурация пятен слизи на корпусе всё время меняется.
Мусора вокруг было полно — кажется, тут в девяностые стоял лагерь какой-то внутризоновой группировки — были видны квадратные следы канавок и выровненные площадки. Кто-то ставил тут палатки, причём ставил по всем правилам, и не на одну группу. Стояли тут долго и по кустам везде были видны следы от радостного туалетного дела. Везде лежали квадратики белой бумаги — бывшая еда отчего-то исчезает без остатка, возвращаясь в природу. А вот туалетная бумага остаётся навечно — и вечно белеет сквозь кусты белыми обрывками.
Даже если это была газета — через несколько лет дожди и талая вода по весне смывают все буквы, и лист лежит в лесу девственно-белый.
Я давно не гнушался важной науки каловедения — она часто спасет жизнь, если тебе не лень нагнуться и всмотреться в то, что вызывает рвоту у салонных девушек.
Но были тут и брошенные картонные ящики, давно размокшие и потерявшие форму, пустые консервные банки и обрывки бумаг, пластиковые пакеты и бутылки.
Уже после полудня в самой чащобе я обнаружил два могильных холмика, над которыми торчали примерно двух-трёхлетней давности, если судить по бересте, кресты.
Обычные бандиты не хоронят своих убитых. Помер Ефим, да и хрен с ним.
А тут, видимо, группировка была крепка, уважение к товарищам по оружию велико и традиции незыблемы. Я даже начал догадываться, кто это мог бы быть.
Но, тут моё внимание привлекла тонкая проволочка, сверкнувшая на фоне тёмных стволов.
Это меня сразу насторожило — логично, что вокруг лагеря выставили растяжки или даже что покрепче. Где есть одна, там будет и другая — минные поля тут никто не снимает, разве что кроме сталкеров-лопухов или дикого зверья. Пробежит стадо кабанов, развесит свои кишки на деревьях — так и вот вам проход изрядной ширины.
Но мне это всё было неинтересно. Согласно представлениям Атоса искомый артефакт был близко, за отдельно стоящим леском.
Не знаю, как это ему удавалось, но он почти всегда угадывал расположение искомого. В научную стратегию, во все эти специальные карты я не верил, дело, как мне кажется, за интуицией. За ней всегда последнее слово — но учёному всегда неловко признаваться в том, что им движет исключительно интуиция. А уж Атос-то был настоящий учёный.
Но я решил не торопиться, и, выйдя к ручью, я скинул берцы, подсушил носки, умылся и перекусил. Пить из ручья не рискнул и израсходовал часть воды из неприкосновенного запаса. Потом, как завещал мне мой покойный учитель Богомолов, я минут десять лежал, уперев приподнятые ноги в ствол дерева и размышляя о тех, кто за нами охотился.
Итак, в моей картине мира не было места Атосу-барыге. Графиня, конечно, может переспать с садовником, но вот уж мёрзнуть на ветру, пытаясь искать клиента, мокнуть в дешёвых туфельках… Нет, это уже не смешно.
Атос легко мог преступить через закон в целях научной целесообразности, но вот зарабатывать скромную копеечку на левых артефактах из Зоны — это вряд ли.
Более того, все мы знали, что рынок фальшивых артефактов был куда мощнее, чем чёрный рынок настоящих — по-настоящему большие деньги имели те, кто контролировал ассортимент туристических лавок по всему миру.
Атос, правда, мог перейти дорогу какой-нибудь мощной корпорации — но в таком случае он мгновенно сдал бы назад. Что-что, а доход «RuCosmetcs» интересовал его в последнюю очередь.
При уникальном дипломатическом даре Атоса было невозможно поверить, что он мог поругаться с кем-то из тёмных мафиози.
В общем, передо мной была загадка, над которой можно было бы ещё поломать голову, если бы не утекающее сквозь пальцы время. Не ягоды же тут собирать — кстати, ягоды тут как раз и были. Полно ягод, несмотря на то, что лето только началось — странные ягоды: серые, будто стальные, шарики висели под большими разлапистыми листьями.
О минах я не забывал, как не забывал об аномалиях — у меня рядом индексировались две: кусты с ядовитым пухом и довольно обширный гравиконцентрат.
А прямо передо мной, на пути к искомой обнюханной с высоты спутником точке лежало маленькое одноэтажное здание. На спецификации оно было обозначено как «дом пасечника».
На всякий случай я обошёл его, не замыкая круг — если ульи и были, то где-то далеко.
