Марина Абина - Грибница

Засыпая на ходу, Витёк ввалился в подвал и махнул старухе, чтоб выходила, а о Саныче он вообще забыл. То, что Фёдоровна находилась подле арестанта, его не насторожило. Её бледность и ожесточённый взгляд, которым она смерила его, приблизившись вплотную, тоже были им успешно не замечены, и у старухи появилось время до конца ночи, чтобы обдумать всё и подготовить себя к утренней встрече с негодяями.

Они вернулись, несолоно хлебавши, значит, радикальных мер пока не требуется. Она старая и насквозь больная и даже, если они с Санычем убегут от бандитов, пережить грядущую зиму будет нешуточным испытанием для их старости. Другое дело здесь. Пока они нужны бандитам, им будет и тепло, и сытно, и безопасно. А когда появятся новые пленники (а она была уверенна, что они появятся и очень скоро), они с Санычем помогут им, чем смогут. Возможно, Гришка перейдет на их сторону. А может быть, со временем, и Кирилл образумится — ведь неплохой вроде парень.

Фёдоровна почти пятьдесят лет проработала няней в детском саду и ей тяжело было смириться с тем, что некоторые дети вырастают в таких вот законченных подонков. Как это случается и по чьей вине чистые детские души начинают темнеть и утяжеляться от грязи, она не знала, но продолжала верить, что то светлое и прекрасное, что остается в человеке от ребёнка, всегда можно возродить. Если только он сам того очень захочет…

Глава 16 Облава

Саныч услышал, как к подвальной двери кто-то подошёл, а потом раздался лязг отпираемого замка. Старик непроизвольно всхлипнул. Вот уже несколько томительных часов он ждал чьего-нибудь прихода, и отчаяние всё больше захлёстывало его. К мукам совести и чисто физическим страданиям из-за невозможности переменить положение тела и плеч прибавилась другая проблема. Санычу отчаянно было нужно в туалет. Один раз он уже не утерпел. Мокрое пятно на штанах успело подсохнуть, но мочевик снова был переполнен и Саныч на все лады проклинал своих тюремщиков, отказавших ему даже в такой малости, как посещение уборной. На этот раз влажная ткань не удержит всего, и под ним неминуемо образуется лужа.

Дверь открылась, впустив в подвал яркий полуденный свет и Кирилла. Помощник командира неспешной походкой подошёл к Санычу и навис над ним, позвякивая связкой ключей. Старик еле удержался от всхлипа.

— Кажется, я опоздал. А-я-яй! — с притворным сочувствием воскликнул верзила. — Саныч, ты ж взрослый человек, а обдулся как младенец. Га-га-га! — загоготал Кирилл.

— Уроды, вы ж меня на сутки тут закрыли! — заорал Саныч. — Ты бы утерпел? Отпускай скорее!

— Да не кричи так, батя, а то расплескаешь, — смеясь, посоветовал Кирилл. — Ты лучше припомни, чего Фёдоровне то наплёл, а?

— Ничего не плёл, ничего! Открывай же эти клятые наручники!

— Ничего, говоришь? А чем же вы тут занимались целый день, как не трепотнёй?

— Какая трепотня? Сердце у неё схватило, плохо ей было, а вы шлялись где-то, ироды проклятые! Баба чуть копыта не откинула, а я только смотрел, сделать ничего не мог. Понял, чем мы занимались? Открывай, кажу! — вытаращив глаза, заорал Саныч. На его штанах стало проступать тёмное пятно. Саныч, опустил голову и зарыдал.

— Саныч, сальники пора поменять, текут они у тебя, — фыркнул Кирилл. — Ладно, переживёшь. После суток в такой позе, ты свою сосульку всё равно достать не смог бы. Часа два ещё руки за спиной держать будешь. Это я тебе точно говорю: сам такое испытывал, — Кирилл снова фыркнул, но теперь уже явно своим воспоминаниям и стал снимать с Саныча наручники.

Как он и предсказывал, освобождённый Саныч совершенно не владел своими руками. Затёкшие плечи и спина горели огнём и никак не хотели распрямляться. Старик вышел из подвала, держа руки на пояснице и согнувшись, как от приступа радикулита. Как ни странно, но Кирилл помог ему дойти до домика-мастерской и открыл перед ним двери. Брезгливо морщась и отпуская остроты, он снизошёл до того, что расстегнул старику мокрые штаны, чтобы тот смог их сбросить, а потом напоил его водой из кружки. На этом милосердие Кирилла исчерпалось, и он отправился на кухню глянуть, чем там занимается Фёдоровна. Он не сомневался, что Саныч всё рассказал ей. Но даже если они со старухой сговорились, ему будет легко расколоть эту жирную квочку.

Фёдоровна как обычно гремела кастрюлями и сковородками в кухне, однако сегодня эти звуки не сопровождались её обычными охами и ахами, по поводу больных почек, или уставших ног, или болючего натоптыша на пятке, или ещё какой-нибудь из тысячи и одной её болячек. Старуха была бледна и поминутно утирала пот со лба. Ей явно нездоровилось.

— Здорово, Фёдоровна! Чего пригорюнилась-то? — Кирилл пытливо заглянул Фёдоровне в глаза. — Саныча вчера наслушалась, а?

— Ох, Кирюша, наслушалась, — слабым голосом произнесла женщина и утёрла краем передника слезинку в глазу.

Кирилл нахмурился, он не ожидал, что бабка так сходу во всём признается. Она лишала его удовольствия провести полноценный допрос.

— Так наслушалась, что аж сердечко моё заболело, — продолжала всхлипывать тем временем Фёдоровна. — У него, Кирюша, такая жизнь тяжкая была, оказывается. Ты не знал? Мы вчера с ним былое вспоминали, так он мне про детство свое и молодость рассказал. Распереживалась я, старая дура. Давление как подпрыгнуло! Сердечко как схватило! Думала всё — отправлюсь к своей доченьке на небеса. Таблетки-то я свои забыла прихватить, один валидол только в кармане и завалялся. Саныч говорит, больше часа на полу провалялась. Он уже думал, остыла я. Да ничего, оклемалась — валидол помог. А потом и вы приехали, да я таблеточек наглоталась и спать легла. Сейчас я вам борщика наварю и пойду опять лягу. А ты, Кирюша, старика-то отпусти. Ему, небось, по нужде надо.

— Не волнуйся, Фёдоровна, отпустил уже. А ты и впрямь иди, ложись, отдохни. Мы сегодня и сами справимся, — Кирилл пришёл к выводу, что Саныч действительно ничего запретного старухе не рассказывал, а то она вела бы себя иначе. «Кирюшей», во всяком случае, его бы не называла.

— Сейчас, сейчас, вот только борщик выключу. Ох, жалко капустки нет. Уже и квашеная закончилась… Что мы зимой делать будем, ума не приложу! — Фёдоровна расстроено покачала головой. — Так чего ж, Кирюша, вы выездили вчера? Прогнали мародёров-то?

— Да ничего мы не выездили, Фёдоровна, — Кирилл досадливо поморщился. — Логово их мы нашли, да вот сами молодцы оттуда свалили давно. А мы, как последние лохи, всё утро и весь день на цыпочках от дома к дому перебегали: боялись, что засекут, пальбу откроют. Ни пожрать, ни перекурить нельзя! Командир бесится. Женечка со своим: «Я же вам говорила…» — мозги вынимает. Словом оттянулись мы вчера по полной программе! Больше я гоняться за ними не собираюсь. Если Сергеич хочет, пусть сам их выслеживает, а я пасс!

— Ну и слава Богу! — сказала в ответ Фёдоровна и такое облегчение прозвучало в её голосе, что Кирилл, уже направлявшийся к выходу из кухни, подозрительно оглянулся. — Не время, Кирюша, сейчас для кровавых распрей. Потерять жизнь теперь ничего не стоит. Врачей нет, пролитую кровь донорской тебе никто не заменит. Сегодня не то, что от пули — от царапинки умереть можно. Грязь попала — вот тебе и нарыв, заражение крови, а там всё — могила тебе обеспечена, — Фёдоровна тяжело вздохнула и, помолчав немного, добавила. — Каждая жизнь на счету, а вы в войнушки играетесь. Людей надо собирать вокруг себя, землю обрабатывать, семьи восстанавливать, деток заводить. А будете бесчинствовать, кто вам в старости краюху хлеба даст, обогреет, защитит?

— Так до старости ещё дожить надо, — рассмеялся Кирилл.

— Эх, Кирюша, была я молодая, тоже смеялась, — печально улыбнулась Фёдоровна. — А теперь назад оглядываюсь и удивляюсь: а где жизь-то? Неужто пролетела? Так я и деток вырастила, и внуков, и правнук у меня был, — старуха невольно всхлипнула и утёрла набежавшую слезинку краем передника. — Не впустую жизнь прожила я и вспомнить есть о чём, но как оглядываюсь назад, то кажется, ещё вчера была шестнадцатилетней девкой, а сегодня уже немощная старуха! А про что ты вспомнишь, когда доживёшь до моих годков, а? И доживёшь ли ты до них?

— Не знаю, Фёдоровна, но может у меня всё вперёди? — слова старухи задели Кирилла. Невольно он почувствовал себя крестьянином из глухой провинции, с которым разговаривает горожанка из столицы. Что мол, ты видел в своей деревне? Что тебе там светит? — Вот найду себе девку, а деток наклепать, это раз плюнуть!

— Да наклепать-то, много ума не надо. А вот вырастить их, в людей превратить — тоже «раз плюнуть»? Дай то Бог, Кирюша, чтоб так было. Дай то Бог, — устало кивнула Фёдоровна. Борщ уже сварился и теперь она наливала его в объёмистую железную тарелку. — Ну, вот и готово. Вы сами поешьте, а я Санычу борща отнесу. Верно, он и ложку сам держать не сможет, уж больно вы круто обошлись с ним вчера.