Филип Жозе Фармер - Пир потаенный

— В Пенрите есть маленький аэродром, — объяснил я Триш. — Этот городок находится в семи или восьми милях от Грандрита. Их башня контроля не имеет радара, и они не смогут вести нас. Придется садиться, рассчитывая только на зрение.

— О какой видимости ты говоришь! — воскликнула Триш. — Взгляни, что творится снаружи. Если что-то и можно рассмотреть, то лишь при свете молний, — она показала на смутно виднеющийся впереди сквозь густую сетку дождя темный горный массив, время от времени освещаемый сполохами кустистых молний. Над головой прокатился оглушительный раскат грома. Самолет вздрогнул, будто по нему ударили железной кувалдой.

Триш спросила:

— Пенрит? Это имеет какое-то отношение к Грандриту?

— Нет. Пенрит — это название кельтского происхождения. Этот городок один из редких валлийских анклавов, сохранившихся в Озерном Крае. Грандрит, напоминаю тебе, происходит от норвежского Рандгрит.

Она пыталась за легкой болтовней скрыть свое нарастающее беспокойство. Я решил помочь ей и отвлечь от мыслей о будущей посадке.

— Когда мы приземлимся, — сказал я, — нам нельзя будет терять ни секунды. Можно, конечно, было бы попытаться забить баки служителям на аэродроме, но это будет лишней тратой времени. Мы прыгаем в первую же подвернувшуюся машину и — прощай Берта! Если меня и узнают, позже я всегда смогу придумать что-нибудь, чтобы они отвязались от нас.

Триш занялась проверкой нашего вооружения: автомат, длинноствольный карабин 22-го калибра, шесть ручных гранат и мини-арбалет. Кроме того, каждый имел при себе нож в ножнах, крепящийся вокруг шеи и спрятанный на спине в качестве личного оружия. Триш отдала предпочтение маленькому «деррингеру» с двойным барабаном.

Она покопалась в сумке для инструментов и сунула в карманы моего плаща отвертку, кусачки и моток электрического кабеля.

— А если мы спрыгнем с парашютом? — спросила она. — Если я правильно поняла, за твоей усадьбой простирается непролазная чащоба. Значит, нет риска, что самолет упадет на чье-нибудь жилище.

— Да, леса там хватает, — согласился я. — Но, думаю, Ноли наверняка предвидел этот вариант. Даже если бы мне удалось, несмотря на дождь, сделать посадку на шоссе, ведущему в Кламби, Ноли был бы предупрежден раньше, чем шасси самолета коснулись бы земли. Я уверен, что он давно прослушивает все разговоры в эфире, поэтому знает о нашем приближении и может предвидеть наши возможные перемещения. У него наверняка есть все необходимое для этого оборудование. Скорее всего, он уже приготовил целую армаду мотоциклистов на всех дорогах, ведущих к имению.

— Если уж он такой предусмотрительный, как ты утверждаешь, то в Пенрите нас должна поджидать целая комиссия по торжественной встрече.

— О том, что мы собираемся приземлиться именно там, он узнает в самую последнюю минуту. По крайней мере, я надеюсь, что именно так и будет. Вот тогда он и отправит навстречу нам свою свору убийц, но будет уже поздно.

— А если он знает, что это единственное место, где еще можно приземлиться? — настаивала Триш. — В таком случае сейчас его люди должны мчаться туда на всех парусах.

— Может быть, ты и права. Поживем — увидим.

Радио сообщило мне, что видимость продолжала оставаться нулевой, но ветер понемногу стихает, и скорость его упала до восьмидесяти километров в час. Все аэродромы графства были закрыты и принимали только терпящих бедствие.

Военные тоже могли подумать нечто похожее на то, что Триш приписывала Ноли, и теперь, быть может, ждали моего прибытия в Пенрит. Я не сказал об этом Триш. Она и без этого уже сильно нервничала.

Под нами остался город Кисвик, который мы, конечно, не увидели, и нижняя оконечность большого лесного массива Скиддоу. За ними лежало местечко, носящее поэтическое название «Сожженная Лошадь», и долина Мангрисдайл. Если радар самолета не барахлил и я не ошибся в расчетах, мы сейчас должны были находиться над горой Боукэйл (высота 702 метра), а за ней лежало мое имение, которое я, естественно, тоже не мог разглядеть сверху. Я сделал этот крюк вместо того, чтобы прямо направиться в Пенрит, в надежде сбить с толку Ноли, а заодно с ним и военных.

Я снова подключился на частоту, на которой говорил с человеком, выдававшим себя за моего агента. Я сказал:

— Начинайте подавать сигналы.

Его голос был полон беспокойства, когда он ответил:

— Но, сэр! Не думаете же вы на самом деле приземлиться здесь! Это невозможно! Это самоубийство чистой воды!

Именно этого я и ожидал от Ноли… или от Калибана. Ноли желал меня видеть в своих руках живым из-за эликсира (если только Калибан не сообщил ему, что владельцами напитка были только Девять. Но я был бы удивлен, если бы Док пошел на это. Со своей стороны, Калибан не хотел бы, чтобы его кузина разбилась бы вместе со мной, если он получил хоть Одно из моих посланий ему.) К тому же Док не мог желать мне такой смерти, поскольку поклялся свести со мной счеты в равной борьбе голыми руками.

Я спросил себя, как отнеслись бы Девять к тому, что один из нас погиб бы вдруг в результате несчастного случая? Должен ли будет оставшийся в живых бороться в таком случае со следующим претендентом? Или просто Девять имели какие-то свои таинственные причины желать смерти лишь одного из нас?

Теперь я был абсолютно уверен, что говорящий со мной человек не был моим агентом. Я сказал ему:

— У вас есть лучшее предложение?

— Аэродром в Пенрите. Это куда менее опасно, чем то, что вы предлагаете, — убежденно ответил он.

— Я думаю, мне удастся посадить самолет на дорогу, ведущую в Мангрисдайл, — сказал я. — Оттуда я доберусь на какой-нибудь машине.

— Вам не удастся сделать этого, сэр! — воскликнул он. — У вас нет ни единого шанса! В Пенрите хоть посадочная полоса освещена. А здесь как вы будете садиться в полной темноте?

— И все-таки я буду садиться на шоссе, — с упрямством в голосе сказал я.

Конечно же, он был прав. Но я очень хотел, чтобы Ноли (или Калибан) клюнул на приманку и послал торжественный эскорт на дорогу, ведущую из Кламби в Мангрисдайл. Но если Ноли был достаточно умен, он догадается послать часть людей и в Пенрит. И, скорее всего, он так уже и сделал.

Я вдруг подумал, что полностью принял гипотезу, что Ноли завладел замком. Калибан тоже, наверное, был неподалеку, но он вряд ли успел проникнуть в Грандрит. Все данные, которыми я обладал на тот момент, делали это предположение вполне правдоподобным. Временной фактор, например.

Круто заложив вираж, я бросил машину в пике, выровняв ее, когда альтиметр показывал высоту в 150 метров. Вполне могло быть, что мы находились на высоте гораздо меньшей, чем та, на которую указывал прибор. Но я не мог убедиться в этом визуально. Видимость не простиралась дальше пятидесяти метров. Топография местности была очень капризной, поэтому линия нашего дальнейшего полета больше напоминала синусоиду с очень неравномерными колебаниями вверх-вниз. У Триш началась икота, и она закрыла глаза. Через некоторое время она справилась с ней, взглянула на меня и сказала:

— Уф! Теперь мне полегче. А то я уж было приготовилась вручить мою душу в руки великого бога Старого Ворона.

Момент для болтовни был не из лучших. Однако я не удержался, чтобы не спросить:

— Что это за бог такой?

— Старый Ворон! Когда я была совсем маленькой, мой отец однажды сказал, что нет ничего лучше Старого Ворона. В моем детском воображении сразу же возникла картинка. Я подумала, что Старый Ворон — это какой-нибудь великий индейский вождь, вроде Буффалло Билла или Гайаваты. Потом я сказала себе, нет, это, наверное, Великий Дух индейцев, и мой отец, поклоняясь ему, приготовил себе местечко в Краю Вечной Охоты. И тогда я тоже стала молиться Старому Ворону. Так продолжалось до тех пор, пока я не открыла, что в действительности речь шла о марке виски под названием «Old Crow». Но к тому времени я настолько сжилась с верой в Старого Ворона, что отказалась признать ошибку. Я сама создала для себя бога, и он больше никогда не покидал меня. И я считаю, что мне оказана огромная честь быть единственной среди людей, которой позволено поклоняться и почитать великого бога Старого Ворона.

Пока она рассказывала мне свою историю, мы почти прибыли на место. Радио захлебывалось в истерике. Военным вновь удалось засечь меня, и теперь по обеим частотам, береговой охраны и аэродрома, на меня градом сыпались оскорбления, ультиматумы и молитвенные просьбы.

На мгновение я подумал, не прыгнуть ли нам все-таки с парашютом, направив самолет на большое поле для игры в гольф. Но я сразу отказался от этой мысли, так как не хотел подвергать чужие жизни даже минимальному риску. Нет, у меня решительно не было никакого другого выбора, как только посадить самолет на аэродроме.

Толкнув рычаг управления от себя, я наклонил нос машины и по пологой дуге устремился вниз, к земле. Я мчался к аэродрому под углом атаки, будто собирался расстрелять его из своих пулеметов. Он вынырнул из темноты совершенно неожиданно. Я находился в хорошей позиции и спускался под правильным углом, но чуть-чуть быстрее, чем хотелось бы. Огни посадочной полосы едва просвечивали сквозь сетку дождя, а свет больших прожекторов башни контроля казался отсюда далекими размытыми пятнами. Земля надвигалась слишком быстро, и я испугался, что в самый последний момент не выдержат стойки шасси. Но они выдержали, несмотря на то, что удар был достаточно сильным. Самолет подпрыгнул пару раз и покатился по посадочной полосе. Я выключил контакт, максимально выпустил закрылки, но скорость все равно оставалась слишком высокой. Мы выскочили за границу полосы и помчались прямо по газону. Самолет остановился в нескольких сантиметрах от стены, отгораживающей паркинг.