Михаил Поляков - Нам бы день продержаться…
– Первый, я – Куш, движения нет, живые потухли. Прием, – мы даже не сразу поняли, что первый раунд окончен и соперника впереди больше нет. Только мины.
– Стой, Окружко, отставить! – заорал на заряжающего, но Андрюха меня не слышал и отпустил еще одну, неожиданную для всех мину, в ствол. Миномет бабахнул. Окружко пожал безразлично плечами. – К машине, грузи миномет! – Все, кто был на позиции, кинулись к телу орудия. Двое обожглись. Оплели бронежилетами и, задыхаясь от ускорения, потащили к «мыльнице». С трудом положили в кузов и бросились подбирать разбросанную амуницию.
– Быстрее, бля, быстрее, – торопили нас от БТР. Сломя голову бежали к машине пограничники из тылового охранения. Тяжело перевалились через борт «КамАЗа». Захрипели, хватая ртами воздух.
После беготни с тяжелой плитой и двуногой думать совершенно не хотелось. Покрытые слоем пыли и разводами от вытирания пота рукавами, нашими мордами можно было пугать чертей в преисподней. Но времени на раскачку не было.
– Первый, Я – Куш, второй отряд разделился. Часть идет перекатом вам навстречу, выше двести метров. Как понял, прием? – озабоченно выдавал информацию Кушак. Грязнов не вмешивался. Переживал за нас на заставе. Бондарь, сидящий у окна с видом на правый и дизельку, орал время от времени вдоль половины заставского коридора, озабоченно снаряжая дополнительные магазины к автомату, чтоб хоть как-то отвлечься от бурлящей внутри энергии.
– Ну что там у них? Серый, бля, не молчи, там мочилово слышно, а сейчас затихло! – Взрывы мин при беглом огне сливались, наплывая звуком друг на друга, и отбивались грохотом эха от склонов. Тишина ударила неизвестностью по ушам хуже, чем шум далекого боя.
– Нормально, Маз! Пошли на серпантин! Засаду, похоже, разнесли! – радостно орал Иванов в раскрытую дверь. Грязнов молчал, тяжело вздыхая время от времени. Самое опасное было впереди – мины и вторая группа, которая хотела охватить колонну с фланга и фронта, показательно расстреляв на склоне в незащищенный бок. Но им надо было бежать по камням и бездорожью почти два километра. А оружия, способного нас достать, у них не было.
– Помехи! – зарычал майор в микрофон, запуская оператора на горе в работу с его самодельной РЭБ, и остановил БТР почти у самого поворота на следующий виток.
– Боря, «КамАЗ» сюда, живо, – раздалось в наушниках. – Олег, давай ближе, спрячься за БТР, – командовал майор, оценив обстановку. Из БТР выкатился шустрый Ибрагим и помчался к «КамАЗу», на ходу надевая каску и бронежилет. Орал что-то зло, махая руками Петрову, который сидел за рулем «КамАЗа».
– Боря, из «КамАЗа» всех на «мыльницу», – безрежимно командовал Бойко по рации. – Петрова сюда вместо Ибрагима. Бронежилеты ему на спинку сиденья и под жопу. Быстрее, бля! Они уже близко! – подгонял он всех. Наконец, стало понятно, что задумал майор. Пирмухаммед виртуозно развернул дизельный «КамАЗ» на узкой дороге и по-ехал первым, объезжая БТР, но задним ходом своей машины – вперед. Длинный кузов груженой машины, покоящийся на двух осях, ехал, продавливая колесами грунт, и медленно, но уверенно заворачивал на следующий виток серпантина. Смысл был в том, что, если там стоит растяжка или нажимной фугас, то взлетит на воздух кузов и разминирует нам дорогу вперед. Водитель же, обложенный бронежилетами, имеет вполне хорошие шансы остаться при подрыве в живых, если, конечно, соляра в баке не сдетонирует. Но утро еще только начиналось. Топливо было холодным и взрывоопасной смеси паров солярки в пустоте практически полного бака почти не было. И Пирмухаммед справился. И на мину не наехал. Видно, не зря нас Грязнов трижды перекрестил. Дважды нам уже повезло. БТР крался по следам «КамАЗа», как кошка на мягких подушках лап, с открытыми люками, точно попадая в колеи, проложенные длинной грузовой машиной. За БТР потянулись и мы на «мыльнице». С той лишь разницей, что побежали за машиной пешком в две маленькие колонны, тяжко хлопая обувкой, но не выходя за безопасную тропу двух колесных коридоров. Береженого и бог сбережет. Умытые потом и пылью уже по третьему разу за два последних часа остановились у борта шишиги, не в силах подняться в кузов. Отплевывались, пытались быстро отдышаться. Держались за борта руками, согнувшись и положив на теплое железо вес корпуса тела. А майор не унимался:
– Бегом разворачивай миномет! К бою, дохляки! Желудки – бе-е-егом! Порву нах! Олег, бля! Командуй, лейтенант! В бога, душу твою мать! – Обижаться на майора не было сил. Превозмогая боль в боку, схватил двуногу и потянул на себя. Сдвинуть не получилось. Зато солдаты, увидев мои тщетные усилия, подтянулись к открытому борту, двое забрались в кузов, и вшестером мы опустили миномет прямо у заднего колеса «ГАЗ-66». Дальше все было как в тумане, но на автопилоте. Майор корректировал, я наводил, Окружко заряжал. Отпрыгивал в сторону, зажимал уши, открывал рот, кричал: «Выстрел!», предупреждая расчет. А потом и отпрыгивать перестал. А когда закончились мины, стихли взрывы и стрельба из башни БТР, он даже не поверил и потянулся руками за следующей миной, чтоб аккуратно опустить ее в ствол.
– Все, пиза и дениц, кончились, Андрюха! Помогай! Не оставлять же его им! – кивал на Иран и орал я ему в ухо, отделяя трубу от двуноги и опорной плиты. Плиту оставили на дороге. Двуногу сбросили со склона, и она неуклюже ткнулась в камни, внизу кувыркнувшись в воздухе. Ствол закинули в кузов. Пустые ящики от зарядов, стартовых патронов и мин остались на дороге, в беспорядке разбросанные вокруг плиты.
Пирмухаммедов снова поменялся с Петровым местами и почти проехал поворот на третий виток серпантина, но на этом наша удача, как и боеприпасы к миномету, закончилась. Взрыв под-бросил кузов «КамАЗа» вверх и лишил обода двух задних колес резины покрышек. Из пробитого топлив-ного бака полилась соляра, впитываясь в грунт, камень и пыль дороги. Муха вывалился из кабины ошалевший и слегка контуженный взрывной волной. У нас осталась только «мыльница», но у нее в баке со стороны водителя, сзади за движком, почти под кабиной был бензин. И тот, кто поедет, автоматически пихал бы смерти в рожу свои анкетные данные вне очереди и с гнусными предложениями по имеющемуся наезду связи с вопросом извращения в понимании отношения ее к выпол-нению своего служебного долга. И наших пожеланий в направлении спешившего к нам противника.
Муха пытался снова пересесть за руль «мыльницы». Но Петров послал его нах. Собрал бронежилеты, обложился ими, затянул ремешок каски и поехал, выворачивая задним бортом навстречу серпантину дороги. Машина подорвалась, проехав сотню метров от очередного поворота. Бензобак окрасил пламенем взрыва всю заднюю часть автомобиля и сорвал кабину со стопоров. Вышвырнул ее перед передним бампером, перевернув и ударив крышей о землю. Бензин горел, приближаясь к перевернутой кабине. Петрова в бессознательном состоянии, но без видимых повреждений вытащили через боковую дверь и понесли на руках. Закинули безвольное тело на БТР.
– Ну, лейтенант, что делать будем? – сказал некурящий майор и попросил сигарету у Пирмухаммедова. До вершины оставалось не менее половины пути. А сколько на нем осталось мин, было не известно никому. Разве что перебитым минометом и крупняком иранским спецам, так неудачно перекрывшим нам дорогу наверх.
– Чо стоим, майор? Вперед! – хриплю я, понимая, что другой альтернативы нет. Мы выносим всех, кто лежит в боевой машине, наружу. Мужики терпят, изредка постанывая. Спешим, сооружая из того, что есть, носилки, лопат всего набирается четыре. Остальных кладем на плащ-палатки. Пирмухаммед заученно обкладывается защитой. Разворачивает броник и двигает задом по дороге гораздо быстрее, чем делал это на «КамАЗе». Майор хромает рядом. Троих отправляю в тыл. Трое идут в голове нашей ползущей колонны. Нас отлично видно от линии государственной границы, и пристрелочный залп иранских артиллеристов с закрытой позиции вспучивает грунт далеко внизу у подножия. Муха жмет на газ, проскакивает целый виток дороги в одиночку, делает поворот вверх, проходит вперед еще две сотни метров задним ходом и переключается на переднюю передачу, бросая свою машину вперед – нам навстречу. Мы быстро соображаем и грузим наверх машины всех, кто не может идти, и майора. Облепляем, как трамвай в Одессе перед матчем «Черноморца». Тяжелая машина виртуозно вписывается в два поворота, доезжает до того места, где Муха прекратил свое «разминирование». На линейке снова бухает. Для нас добраться до Кушака теперь – вопрос времени. Но стопятидесятипятимиллиметровые пушки иранских самоходок снова дают залп, и разрывы вспухают посередине серпантина. Воздушная и звуковая волны бьют по коже и перепонкам. Похоже, артиллеристы-мусульмане забыли взять поправку на горы, разреженный воздух и преломление света на высоте. Но они не идиоты и скоро додумаются, а пока мы успеваем сделать еще один заход на крышу БТР и поднимаемся по дороге еще на один виток вверх. Дышать становится трудно.
