Владимир Свержин - Страж Каменных Богов
Эргез вздохнул, покачал головой, впервые за последние годы сожалея, что рядом нет Атиля Песнопевца. Тот хоть и отступник, а все же мастак сочинять всякие небылицы. Он бы вмиг придумал что-нибудь связное. Да и не просто связное, а такую историю, чтоб аж до слез пронимала. Скажем, что этот Ноллан вовсе не тот Ноллан. Или что, повинуясь неумолимой воле Пророка, вознесшегося на звездной колеснице, демоны Ноллана обрели просветление и тоже выступили на стороне истины.
«Нет, стоп, так нельзя! Если демоны тоже наши, то кто враги? Враги должны быть обязательно. И не какие-нибудь, вроде шакалов-иноверцев из Дикого Поля, а сильные, злобные, непобедимые. А лучше всего невидимые. С видимыми хлопот не оберешься».
Он еще раз печально вздохнул. Воистину, Создатель надоумил его сделать доброе дело, обагрив клинок кровью Пророка. Негоже тому было окончить свои дни на мягкой постели. В этом было бы что-то недостойное для столь великого человека. Последний из его подданных и то может с честью закончить жизнь с оружием в руках. И сам Аттила предпочел бы умереть от холодной стали. Это удел воина. А уж умереть и вознестись…
Ньок-тенгер легко уверил себя, что таково предназначение Пророка, но вспомнил о паре Несокрушимых, отправленных им на небеса вместе с Аттилой, и, надо сказать, не в самом пристойном виде. Ничего, поморщился Эргез, они лишь кровавая жертва. Ведь не мог величайший из великих уйти без почетного сопровождения.
Но вот с его учением теперь надо что-то делать. И чем быстрее, тем лучше. Если, покорив земли по ту сторону Срединного Хребта, продолжать жечь огнем инакомыслящих, – сколько полезных рук будет потеряно. Так не пойдет. Он задумчиво глянул на всадников, сопровождающих обоз, растянувшийся, насколько видит глаз. Заметив повелителя, они приветствовали его громкими криками, однако до сего мига ньок-тенгер, казалось, не слышал их. «Когда со всем будет покончено, – думал он, безучастно кивая проезжающим, – надо будет сохранить жизнь Атилю».
Достаточно, если он умрет для своего народа. Ну, скажем, пытался бежать, сорвался в пропасть, даже тело показать можно будет. После нескольких дней поисков его родная мать не узнает. А самого Песнопевца запереть в какой-нибудь дальний лесной острог и время от времени позволять ему видеться с женой и сыном. Расправиться с ним никогда не поздно, но зачем попусту растрачивать такой дар? Иные сказители только и могут, что перепевать спетое другими. Атиль не таков, у него в голове всегда что-то свое намешано, как начнет сплетать слова, хочешь не хочешь, заслушаешься. Да и то сказать, хоть и отступник, а все-таки свой, корень от корня. Ну а учение он знает, как никто. Вот пусть и займется письменами, «явленными в облаках», мол «пришел я как-то на гору, обратился к отцу истины, вопросил о том, как жить дальше, и прямо на облаках проступили огненные письмена». «А что, история красивая, а главное, проверить ее невозможно. На горе, кроме меня, никого не было, а облака – они и есть облака, были, да уплыли. Атилю придется расстараться, – он прищурил темные хищные глаза, – а уж что я хочу услышать, я ему растолкую».
Он поманил одного из бойцов:
– Перо, бумагу и голубя. Быстро!
* * *Горы маячили впереди уже не дальними контурами вершин, а надвигающейся громадой, чуждой и неприютной. Лешага позвал Тиля и, сопровождаемый недовольными взглядами драконида, отправился на разведку. Древний Бунк, откуда в давние времена был отправлен найденный Маратом планшет, находился где-то поблизости. Так сказала Лил. Что ж, построить укрепления в толще несокрушимых скал – вполне разумно.
Теперь предстояло узнать, годится ли старая подземная крепость для штурма новой горной твердыни.
О чем это он? Какой штурм такими-то силами?! И, спрашивается, к чему?! Лешаге вовсе не улыбалось ввязываться в бессмысленное кровопролитие. Прежде, когда Тиль принес присланную Эргезом записку, Леха только усмехнулся готовности врага уничтожить несколько десятков своих для каких-то неведомых целей. Он и сам был не прочь отправить к праотцам еще сколько-нибудь людожогов, но Тиль принялся убеждать его, что настоящих воинов Пророка в крепости почти нет. Гарнизон набран из местных жителей, для которых признание постулатов веры было лишь способом продвинуться, а главное, сохранить жизнь.
Шерхан, понимая это, жестоко карал, если находил упрятанные в лесах и пещерах святилища каменных богов или ловил тех, кто поклонялся им. Но такое случалось с каждым годом все реже. Наместник в первую очередь был славным воином, готовым насмерть схватиться с настоящим врагом. Жечь безоружных ему претило. Даже приказывая устроить показательную казнь, он всякий раз с отвращением уезжал с места экзекуции. Соглядатаи, конечно, сообщали об этом Аттиле, но тот прощал, зная нерушимую верность любимца и его полководческие дарования.
– В то время, когда я здесь служил, – рассказывал Тиль, – гарнизон немногим превышал полсотни человек. Но крепость устроена так, что полусотня здесь может сдерживать тысячную армию. В ущелье нет места, где положить шляпу, чтобы в нее нельзя было всадить пулю. А уж человека, тем более всадника, можно так быстро накормить свинцом, что он не успеет заметить, откуда стреляли. Насколько мне известно, сейчас гарнизон увеличен, но вряд ли намного. Последние годы крепости никто не угрожал. Разве что порядок на торжище поддерживать да на постах стоять, больше никаких дел здесь и нет.
– А как попасть в Бунк? – задал главный вопрос Лешага.
– К внешним воротам новой крепости ведет лестница без перил в тысячу двести ступеней до самого дна ущелья. Все ступени слегка наклонены вниз, так что всякий неосторожный шаг может привести к падению. При этом на каждую ступень неотрывно смотрит по десять пулеметов.
– Так много? – поразился Лешага, удивляясь, неужто в прежние времена было создано такое невероятное количество мощного и губительного оружия.
– Много, но я имел в виду, что каждый пулемет контролирует по нескольку ступеней, но нет ни одной, чтобы при необходимости по ней вело огонь меньше десяти. Кроме того, в специальных поворотных колпаках там стоят минометы, позволяющие за несколько минут превратить дно ущелья в кровавую реку. Есть и кое-что более мощное. Но это я лишь видел, пользоваться не доводилось.
– Ты говорил, что Арслан все же сумел взять эту крепость.
– Да, он воспользовался подземельями. Их в здешних горах огромное количество. Должно быть, они – часть того самого Бунка, который видела Лилия, – предположил Тиль.
– Возможно, – кивнул Лешага. – Вся надежда, что ей теперь удастся отыскать вход. Или, может, ты знаешь?
Сын Шерхана грустно покачал головой:
– Увы. Но должен тебе сказать, новая башня, вон она, над скалой, – это далеко не вся крепость. Ее возвели уже после Того Дня. Там ветрено, но все равно куда приятней жить, чем в подземных убежищах. Однако большая часть крепости именно внизу.
Когда Арслан забрался на башню, ему посчастливилось захватить врасплох тогдашнего коменданта крепости. Тот считал укрепления неприступными и даже не удосужился снарядиться к бою. Он сидел и завтракал, когда в окно вломился Арслан со своими Несокрушимыми. Об этом народу не говорят, но было именно так. Комендант сдался и приказал открыть ворота крепости.
Но тогда Врата Барсов были всего лишь неприступным разбойничьим гнездом. Сегодня гарнизон несет службу по строгим правилам, которые установил мой отец. Ясно, что застать коменданта врасплох не удастся, да и смысла нет. В правилах раз и навсегда записано, что любой приказ сдаться исходит от врага. Всякий правоверный обязан убить предателя, как ядовитую змею.
Они спешились вдали от ущелья и, скрытно подобравшись, засели в высоком кустарнике у стен торжища. Редкие часовые ходили над их головами, не слишком утруждая себя докучливым соблюдением правил.
– Дальше идти опасно, – пояснил Тиль. – Дозорные нас увидят. А если у них приказ никого из чужаков не впускать, запросто могут пристрелить. Но если нынче обычный торговый день, можно выдать себя за торговцев.
– Чем будем торговать? – усмехнулся Леха.
– В этих краях никогда не слышали о чешуйчатых, – задумчиво проговорил Тиль. – Если он согласится подыграть, в крепости могут купить его как занятную зверушку на потеху толпе.
– Неожиданное предложение. Хорошо, что он тебя не слышит, – хмыкнул Леха, живо представляя себе, как пытается уговорить Марата дать согласие на то, чтобы продать его на торжище. – В любом случае, если день торговый, здесь должны ходить караванщики. Подождем, поглядим.
Тиль кивнул, повинуясь молчаливому приказу, умолк, а Лешага начал верхним зрением разглядывать глубокое ущелье, извивающееся змеиным следом меж отвесных скал.
