Александр Мазин - Мастер Исхода
Лакомка покосилась на меня. Я кивнул, и она исчезла в зарослях. Ее задача — обнаружить противника и обойти его с фланга. Моя — сыграть роль приманки. Если понадобится. Я прислушался… Ничего. Либо оборотень (если он там один) умеет скрывать свое присутствие, либо я недостаточно чувствителен… Либо это не Маххаим. Марфа просто сообщила об опасности. Уточнить, что именно она увидела, я пока не мог.
Ветер стих, так что обоняние тоже было бесполезно. Оставалось ждать. И я решил ждать. Но не праздно. Присел на камушек спиной к джунглям, обернул палочку тетивой, натянул ее на лучок, кинул в ямку клок сухого мха и занялся добыванием огня. Через минуту мох занялся и пришла очередь камышинок. Еще несколько минут — и я поджег фитиль маленькой жировой лампы. Теперь я точно знал, что за мной наблюдают. Затылком чувствовал нехороший такой взгляд.
Однако нападать мой недоброжелатель не торопился. Видимо, мой безмятежный вид и демонстративное презрение к опасности произвели на него впечатление.
Я по-прежнему не мог понять, кто это. Зато с большой долей вероятности знал, что он — один. И отвлек я его качественно. Где же моя красавица?
Не очень громкий шум, отрывистый вяк и…
Нет, это был не оборотень. Обычный человек. Более того, я знал этого господина. Мы с ним встречались. Правда, тогда он был не один, а с группой поддержки. Мускулистый лысый битюг, предводитель пиратов. Помнится, я еще окрестил его Боцманом. Вид у Боцмана был слегка ошарашенный, хотя надо отдать должное Лакомке, уложила она его мордой в травку очень аккуратно. Практически без повреждений. Царапины на лысине — не в счет.
Я подошел, присел на корточки. Морской разбойник сделал попытку подняться, но лапа Лакомки, опущенная на шею Боцмана тянула на добрый центнер.
— Здравствуй, здравствуй, свин мордастый, — сказал я по-русски. — Мало тебе было морских приключений. Захотелось сухопутных, да?
— Убери ее, — просипел Боцман. По-своему, разумеется. — Я не нападу.
— Еще бы ты напал, — усмехнулся я. И мысленно попросил Лакомку освободить «тушку».
«Тушка» тут же села, отдуваясь и массируя примятую шею.
— А теперь, радость стервятников, будь любезен объяснить мне, как ты тут оказался и почему следил за мной, — сказал я веско. — И учти: моей подружке нравится твоя печень. Так что твой ответ должен быть достаточно интересным, чтобы я отказал ей в этом маленьком удовольствии.
— Я не понимаю тебя, странный человек, — сказал Боцман довольно хладнокровно. — Кажется, ты хочешь напугать меня смертью. Я не боюсь. Ты мог убить меня. Не убил. Почему?
— Понравился ты мне, — сообщил я Боцману с соответствующей ухмылкой. — Еще там, в море. — Много доброго мяса и совсем мало ума. В самый раз — тащить повозку.
— Я не упряжной раб! — совершенно искренне возмутился Боцман. Он даже сделал попытку вскочить на ноги, но Лакомка шлепнула его легонько, вернув к исходному состоянию.
— А на что ты еще годишься? — лениво поинтересовался я.
— Вели своей твари убраться — и я тебе покажу! — оскалился лысый бугай.
— Уверен?
Боцман замешкался с ответом. Секунд пять глядел на меня. Он был гораздо крупнее. И наверняка имел изрядный опыт и смертоубийств, и обычного мордобоя. Той толики Силы, что тлела у меня внутри, было недостаточно, чтобы подчинить этого самоуверенного типа. Здоровяк чуял, что со мной не всё так просто… Но храбрости ему было не занимать.
— Не знаю, — буркнул он после паузы. — Готов попробовать.
— Лакомка, исчезни, — попросил я по-русски. — Покарауль, чтоб нам никто не мешал.
Пантера рыкнула и пропала в зарослях.
— Ну? — поинтересовался я. — Покажи, что можешь.
Джентльменом этот парень явно не был: кинулся на меня без предупреждения. Быстро и решительно, причем в руке у него был ножик («разоружать» его Лакомка не стала), и ножиком этим он умел пользоваться. Вот только исходник у Боцмана был не очень удачный. Внезапная атака из положения «сидя на заднице» — очень сложный прием. Выполнил он его неплохо. Однако у меня было довольно времени, чтобы «принять» здоровяка и уложить его на травку личиком вниз, а ножик забрать.
— Недурно, — похвалил я, взявши его за плечи и приводя в вертикальное положение. — Давай-ка еще раз.
Боцман был впечатлен. Причем, как мне показалось, не тем, как я ловко ткнул его носом в землю, а тем, с какой легкостью я поднял его на ноги.
Но он не смутился. Только покосился на лежащий в стороне ножик.
— Бери, не стесняйся, — поощрил его я.
Он не стеснялся. Но решил быть честным. По-своему.
— Чтоб ты знал, странный человек, — за тебя, мертвого, обещана полная рука железа. — Подумал немного и добавил: — А за живого — две руки. Живым я тебя, пожалуй, в одиночку не возьму. Но голову тебе отрежу. А на львицу свою ты не рассчитывай. Я однажды убил такую.
— Такую — вряд ли, — возразил я. — Но — верю. Здешние хищники — не очень-то трудная добыча.
И поиграл львиной кисточкой.
Тут только Боцман обратил внимание на мой пояс. И задумался.
У меня, впрочем, не было намерения отговорить его от драки. Таких, как он, надо хорошенько вывалять в пыли, чтобы они признали твое старшинство. А такой вот Боцман мне бы очень пригодился.
— А я думал — ты храбрее, — произнес я с насмешкой.
Снова он кинулся на меня без преамбулы. Раз — и бронзовый ножик в сантиметре от моего живота. Но живот отодвинулся в сторону, а ножик продолжил свое движение вперед. Вместе с хозяином, которого я аккуратно пропустил мимо, перехватив атакующую руку и пнув в коленный сгиб.
Боцман рухнул на колено и проехался по травке. Недалеко. Его остановила рука, зафиксированная, вывернутая и поднятая на уровень моего носа.
Боцман зашипел. Знаю, знаю, это больно.
— Еще разок, пожалуй, — предложил я, отпуская своего оппонента и отступая на несколько шагов.
Боцман встал. Помассировал руку. Поднял ножик. Посмотрел на меня. Я кивнул, и он пошел в атаку. На этот раз — без спешки. Аккуратно. Умело играя ножом: так, чтобы я не мог угадать, с какой руки и из какого положения он ударит. Вернее, это он так думал…
Я подпустил здоровяка на три шага, а потом крутанул «хвост дракона».
Ноги Боцмана взлетели выше головы, а спиной он приложился так, что опять выронил ножик.
На этот раз ножик я забрал.
— Ну, давай, в последний раз, — сказал я.
Драться руками он не умел. Махнул пару раз кулачищами, потом постарался сгрести меня в охапку. Я даже позволил ему это сделать. Правда, после того, как жестко и фиксировано вставил ему в печень.
Он даже не успел сдавить меня как следует, когда боль вывела его из игры.
Но и я не успел отпраздновать победу. Панический сигнал Марфы — и на ринге появился новый игрок. На этот раз — тот самый. Маххаим.
Психический импульс ударил меня в затылок — и достал бы, если бы не пришедшее мигом раньше предупреждение моей птички: я успел выстроить защиту и даже обернуться навстречу прыгнувшей твари. Да, это не Боцман. Намного быстрее. Я ускользнул вправо, но когти все-таки цепанули меня — к счастью, больше за рубаху, чем за плечо. Я закрутился волчком. К моему счастью, оборотень оказался почти вдвое легче. Его отбросило центробежной силой, и вторая лапа впустую заполосовала воздух. Тут рубаха треснула, и Маххаим, сорвавшись, кубарем покатился по траве, на глазах обращаясь…
Я прыгнул на него сам (в одной руке — подхваченный бронзовый нож Боцмана, в другой — мой собственный, из когтя ящера), ударил двумя ногами. Что-то хрустнуло (ребра, позвоночник — неважно, я уже знал, что тварь так не убьешь), оборотня развернуло и бросило ничком, а я уже был сверху (всем весом — у него на лопатках), колени — на плечах, ближе к локтям), вскинул руку с бронзовым ножом…
Оборотень чудовищным образом выгнулся в пояснице (мой центнер с лишком подбросило сантиметров на десять), почти достал меня задней ногой-лапой… И обмяк, когда я вбил нож в прикрытое жесткой удлинившейся гривой основание черепа.
Я ударил еще раз, и еще, — стараясь перебить позвоночник, но кончик ножа согнулся, и доделать дело я не смог. Где-то валялось копье… Я оглянулся и первым делом увидел малость оклемавшегося Боцмана (давно я не видел такой изумленной рожи) и ухмыляющуюся во всю пасть Лакомку.
Кошечка сверкнула раскосыми глазищами и фыркнула: пусти меня.
Я охотно уступил ей место.
Подцепив лапой Маххаим, она ловко перевернула его навзничь (тварь была в сознании и даже пыталась давить), уселась поудобнее и несколькими взмахами лапы вскрыла твари брюшину, кишки. Потом засунула лапу поглубже и вырвала сердце.
«Теперь — издохнет», — сообщила она мне.
И точно. Тварь издохла.
Добивала его Лакомка. Но я был рядом — и мне пришло.
На этот раз это было не просто обострение всех чувств (четыре Маххаим в своем поселке-капище нарисовались невероятно отчетливо — четыре сгустка мрака, источающие холод), но и мгновенное озарение-знание: этот, убитый, был нездешним, пришел откуда-то с севера. А главное: если я сейчас не дам деру, то нить моей жизни оборвется преждевременно и болезненно.
