Богоборец - Матвей Геннадьевич Курилкин
Работа неожиданно увлекла. Первый месяц я всё ещё ловил себя на мысли, что занимаюсь чем-то неважным, лишь бы не сидеть без дела. А потом мне понравилось. Понравилось разбираться в сложностях с установкой двигателей, с поиском комплектующих для воздушных шаров и поставщика водорода. Понравилось по вечерам гулять с Петрой по улочкам Сарагосы, а по выходным болтать с таким же усталым Доменико. Забавно было наблюдать, с каким восторгом смотрят тартарцы на появляющийся из ничего огромный, монументальный каркас дирижабля. Они активно участвовали в постройке — оказалось, что здоровяк и увалень Комо неплохо разбирается в механике, а наши мастера слушают его советы внимательно и с уважением. Конечно, я догадывался, что знания о том, как работает дирижабль рано или поздно дойдут до Тартарии, но что с того? Далёкую Тартарию я врагом воспринимать не мог, пусть она и называется в этом мире совсем не так, как я привык.
Я немного переживал, что Кера скоро заскучает, однако богиня, оказывается, была просто не знакома с этим чувством. Она, вот неожиданно, стала иногда выступать в местном театре. Каждый раз, оказываясь на представлении, я едва сдерживал хохот. Не потому, что она плохо играла — наоборот, у богини получалось на удивление живо и правдоподобно. Мне было смешно смотреть на зрителей, которые даже не подозревали, кто выступает перед ними на подмостках и благосклонно принимает цветы после представления. Похоже, ей очень нравилось это поклонение. Да и своеобразную иронию Кера тоже видела и наслаждалась ей. Как я понял, очень часто она стала уступать место Еве — девушка после смерти чистого и иерархов немного оттаяла и перестала так сильно бояться возвращать себе контроль над телом. Как они делили бедного Доменико, и как к этому относился он сам, я понятия не имею. Однако, кажется, их всё устраивало.
Спокойная, размеренная жизнь неожиданно понравилась всем. Даже когда дядя предложил развеяться и сплавать проверить, как идут дела в фактории по добыче алмазов, я отказался. Не потому что не хотел — боялся нарушить своё спокойствие. Испугался, что потом придётся снова к нему привыкать с трудом и муками.
Так бы, наверное, и продолжалась моя жизнь, если бы однажды, спустя почти год после того, как мы обосновались в Сарагосе, я не встретил одного старого знакомого. Привычный обед в кафешке неподалёку от мастерской был прерван.
— Не возражаешь, если я присяду? — стоило поднять глаза на прервавшего моё уединение человека, и сразу стало очевидно — спокойная жизнь кончилась.
— Конрут, — обречённо констатировал я. — Не скажу, что рад тебя видеть. Ничего против тебя лично не имею, но, сдаётся мне, ты принёс дерьмовые новости.
— Я просто подумал, что тебе пора развеяться, — ответил убийца.
— Да я, как бы, и так не сильно скучаю.
— И тем не менее. Я тут поспрашивал народ. Ты живёшь скучной жизнью обывателя. Ни за что не поверю, что тебе она нравится.
— И ошибёшься, — я пожал плечами. — Мне действительно нравится.
— То есть ты отказываешься? — огорошил меня старый учитель. — Давай так. Если тебя действительно всё устраивает, я сейчас посижу с тобой, поболтаю обо всякой ерунде, расскажу, как живут те наши знакомые, кто остался в Риме, выслушаю новости о тех, кто перебрался сюда, и мы с тобой попрощаемся. Я не стану настаивать, не стану тебя уговаривать, и вот это вот всё. Вижу же, что ты напрягся и придумываешь причины, чтобы мне отказать. Так я тебе скажу — в этом нет необходимости. Мне достаточно твоего «нет».
Я открыл рот, чтобы сказать это самое «нет»… и не смог. Старая сволочь меня подловила. И дело даже не в любопытстве. Ещё целую минуту я боролся с собой, а потом сдался.
— Рассказывай, что тебе от меня нужно. Но если я посчитаю, что это ерунда и бред, всё равно откажусь, — я всё-таки попытался оставить себе путь для отступления.
— Не посчитаешь, — без улыбки сказал Конрут. — И уж поверь, я не стал бы тебя беспокоить, если бы мог справиться сам. Там действительно нужна твоя помощь.
— Давай всё-таки конкретнее, — попросил я.
— Конкретнее тебе… нужно убить одного человека.
— Сразу нет, — я даже облегчение почувствовал. Всё слишком очевидно. Не имею ничего против ремесла Конрута — было бы глупо изображать из себя невинный цветочек, который не желает пачкать руки в крови, но убивать какого-то бедолагу, который мне лично ничего не сделал, я не собирался.
— Ты дослушай, парень. Неужто думаешь, что я принял тебя за наёмника, который не прочь прибить кого-нибудь, чтобы срубить несколько серебряных кругляшков? Выслушай, кого нужно убить и зачем, а уж потом решай!
Тратить время на бессмысленные разговоры не хотелось, но я кивнул. Интересно было, как он собирается меня уговаривать.
— Ты ведь, полагаю, не следишь за событиями, происходящими в Риме, — Конрут начал издалека. — Я навёл справки — ты занимаешься заводом, готовишься к свадьбе, и вообще тебе совершенно нет дела до того, что происходит в столице. Я не в упрёк говорю. Даже завидую, что ты смог всё же перестроиться. Мне это, в своё время, не удалось. Но чтобы понять, какого гекатонхейра я к тебе припёрся, новости выслушать всё же придётся.
Конрут дождался, когда официантка поставит перед ним бокал с заказанным вином и тарелку с сыром, откинулся на сиденье стула, и, глотнув, продолжил:
— Вы очень вовремя убрались из Рима, — криво ухмыльнулся убийца, — Когда чистый сдох, первые несколько дней все сидели и боялись пошевелиться, в ожидании последствий. Я так понимаю, ждали, что новые боги придут наводить свои порядки, или ещё чего. Не важно, на самом деле. Важно, что как только вы уехали, наши благородные доминусы сразу осмелели. Сначала ходили слухи, что вас надо прибить за такую подставу с чистым богом — дескать некому больше защищать великий Рим от злобных иноземных захватчиков. Но злобные захватчики чего-то не сильно торопились захватывать. Говорят, они с интересом к нам приглядываются и даже облизываются, но пока пощупать за толстое брюхо не решаются.
Конрут немного поболтал вином в бокале, потом залпом его допил, и налил ещё порцию.
— Я тебе всё это рассказываю, чтобы ты понимал,
