Вольфганг Хольбайн - Враг рода человеческого
Это была первая ценная информация, которую Бреннер получил здесь, в этой странной больнице, от медперсонала. Однако во время разговора с доктором Бреннер узнал также и о том, что Шнайдер остался в палате не для того, чтобы что-то сообщить своему пациенту, а чтобы самому выведать у него какую-то информацию.
— Я не могу вам точно сказать, — начал Бреннер, и его слова звучали вполне правдоподобно, — но мне показалось, что в том монастыре не было даже электрического тока. И насельники этого монастыря были, похоже, отнюдь не в восторге, когда увидели нас.
— А больше вам ничего не запомнилось, ничего не бросилось в глаза? — спросил Шнайдер напрямик.
— Ничего, насколько я могу сейчас вспомнить, — ответил Бреннер. — А почему вы задали этот вопрос?
— Да так, просто мне любопытно, — ответил Шнайдер.
“Врешь ты, братец”, — заметил про себя Бреннер. Теперь он это ясно видел. Дурные предчувствия, которые мучили его с момента пробуждения, внезапно обрели черты конкретной мысли: он действительно здесь не только пациент, но и заключенный.
— Возможно, в будущем мне удастся еще что-нибудь вспомнить, — сказал он. — По всей видимости, ваш прогноз сбывается. Мало-помалу я прихожу в прежнее состояние, и память возвращается ко мне.
Шнайдер не скрывал, что крайне разочарован, но не стал дальше давить на Бреннера.
— Возможно, вы правы, — сказал он. — Позже мы снова можем вернуться к этому разговору, в более подходящее время. Могу я оставить вас одного, не опасаясь, что вы вновь отправитесь на прогулку?
Бреннер молча поднял свободную руку и указал ею на свою голову, не прикасаясь, впрочем, к ней.
— Вы можете быть спокойны, — сказал он. — Но я хотел бы попросить вас об одной услуге. Подмешайте, пожалуйста, лекарства от головной боли в тот коктейль из химикатов, который вливает в меня одна из ваших машин.
— Не беспокойтесь, все, что вам надо, в растворе уже присутствует.
“И даже более того, что мне в действительности надо”, — добавил про себя Бреннер. Ему казалось, что он чувствует, как по тоненькой трубочке и игле в его вены втекает забвение. Память не вернется к Бреннеру до тех пор, пока он подключен к этим аппаратам.
Шнайдер пробыл в палате еще какое-то время, а затем вышел, не попрощавшись и не выключив свет.
* * *В конце концов Салиду стало ясно, что он провел в бельевой не более пяти минут, однако время для него не только остановилось, но, казалось, потекло вспять. Он все еще не мог набраться храбрости для того, чтобы повернуться, хотя знал, что все равно ничего не увидит. Здесь не было никаких чудищ из его детства, которые якобы должны прийти и исполнить свою старую страшную клятву. От этого монстра Салид не мог убежать, потому что носил его в себе. До поры до времени. Салид проклял все на свете, дожидаясь того момента, когда прибудет наконец лифт, и он сможет покинуть свое укрытие, в котором, казалось, проторчал битый час.
Но дождавшись, когда кабина лифта с санитарами уйдет, он выждал еще несколько секунд, прежде чем вышел в коридор и внимательно осмотрелся вокруг. Лифт уже доставил пассажиров на нужный этаж, и на нем горел зеленый огонек, указывающий на то, что кабина свободна. Салид задумался над тем, не блокировать ли ему лифт для того, чтобы защитить свои тылы от неожиданного появления медперсонала. Но он все же решил не делать это, поскольку в общем-то находился в обычной больнице, если не брать в расчет этот довольно странный безлюдный этаж, и ему не следовало нарушать естественный, привычный здесь режим работы. Поэтому он подошел к двери, за которой исчезли доктор и его незваные гости.
Этот конец коридора тоже был совершенно пуст, но дверь доставила Салиду больше хлопот, чем он предполагал. Сам замок был не очень сложным, он срабатывал, когда дверь захлопывалась. Но каким бы умелым специалистом по замкам ни был Салид, он все же стоял сейчас у запертой двери с пустыми руками и, повозившись немного, отошел от нее, надеясь найти какой-нибудь подходящий инструмент.
В карманах его куртки лежали различные приспособления, с помощью которых можно было бы открыть замок, однако сама куртка находилась сейчас в бельевой, а Салид не отваживался переступать порог этого помещения. Поэтому ему пришлось потерять много времени, обшаривая комнаты на этаже в поисках куска проволоки или чего-нибудь подобного. Найдя то, что искал, Салид в одно мгновение открыл нужную дверь, вошел и бесшумно защелкнул замок.
За дверью продолжался все тот же коридор, он был таким же безлюдным, но сюда доносились различные звуки: приглушенные голоса, тихое жужжание и пощелкивание, а также обрывки какой-то радиопередачи. Коридор не был большим — на левой и правой стороне располагалось по две двери, а весь проход заканчивался еще одной дверью из матового стекла, надпись на которой свидетельствовала о том, что за ней находились реанимационные помещения. Бросив беглый взгляд вокруг, Салид моментально отметил про себя, что двери в коридоре были слишком узки, через них невозможно пронести кровать, а стало быть, они представляли собой служебные помещения для медперсонала, а не палаты. Вся эта информация врезалась в подсознание Салида, и в нужный момент он сумеет воспользоваться ею. Теперь он вроде бы не был киллером, но действовал прежними методами, и его рефлексы работали отлично, как раньше.
Секунды две он прислушивался, стараясь определить, откуда доносятся голоса. Одна из дверей по правой стороне коридора была прикрыта не плотно. Сквозь щель пробивался белый неоновый свет, не отбрасывающий никаких теней. Тот, кто находился в комнате, по-видимому, не двигался, но он говорил и говорил не особенно тихо и довольно взволнованным тоном. И хотя Салид не мог разобрать слов, он понял, что это был, без сомнения, какой-то спор.
Он бесшумно приблизился к двери, заглянул в щель шириной с палец и начал напряженно ловить слова. Но хотя голоса стали теперь громче, речь спорящих была все такой же неразборчивой. То, что удалось увидеть Салиду сквозь щель, тоже ни о чем особенном не говорило. По всей видимости, это был обыкновенный кабинет: с искусственным ковровым покрытием, с серым металлическим письменным столом, на котором стоял компьютер, и со шкафом для деловых бумаг, где царил образцовый порядок… И тут Салид понял, что это приемная доктора, а голоса доносились из смежного помещения, где, собственно, и располагался его кабинет.
Входить было крайне рискованно. Салид еще раз внимательно огляделся вокруг, открыл дверь и проскользнул в приемную. Как он и предполагал, в этом помещении никого не было, но из него вела дверь в кабинет Шнайдера.
Убедившись в том, что отбрасываемая им тень не выдаст его, Салид подошел к распахнутой настежь двери и осторожно заглянул в нее. Кабинет доктора был значительно больше приемной и походил скорее на заводской цех — обставлен с такой же рациональностью. Самого доктора, которого Салид видел в коридоре, в кабинете не было, там находились двое мужчин. Один из них — пожилой и седоволосый — сидел за письменным столом в массивном кожаном кресле, а другой, моложе своего собеседника, возбужденно прохаживался перед столом.
Странно, но даже стоя у распахнутой двери, Салид не мог разобрать слов, хотя оба собеседника не старались понизить свой голос, и только когда он взглянул на них, из звуков начали складываться слова.
— Я всегда считал вас более разумным человеком, брат Йоханнес, — произнес седовласый строгим тоном, в котором слышались нотки осуждения. Причем его голос был похож не на голос любящего отца, распекающего своего оступившегося сына, а скорее на голос школьного учителя, отчитывающего ученика, которому, будь его воля, он лучше бы открутил голову. — Неужели вы сами не замечаете, как нелепо звучит все, что вы мне сейчас сказали?
Йоханнес замер на полпути к столу и пристально взглянул на своего собеседника.
— Не называйте меня братом, — гневно бросил он. — Я вам не брат, Александр, или как вас там зовут!
Человек, назвавшийся Александром, в знак примирения поднял над головой обе руки, но этот жест, как и вымученная улыбка, выглядел очень неестественно.
— Как я уже сказал, вы ведете себя по-детски. Должен признаться, что вы меня немного разочаровали.
— Разочаровал? Чем именно? Тем, что я не довольствуюсь красивыми словами и осмеливаюсь плыть против течения? Тем, что я не даю себя запугать, как этот так называемый доктор?
— Профессор Шнайдер — человек, не лишенный способностей, — заявил Александр. — Что вы против него имеете?
— Ничего, кроме, пожалуй, одного обстоятельства: он нарушил клятву. Он делает из этого бедняги больного вместо того, чтобы помочь ему.
Александр, по-видимому, хотел что-то резко возразить, но сдержался и, качая головой, откинулся в кресле.
— Послушали бы вы сами себя со стороны, Йоханнес, — сказал он довольно мягким тоном. — То, что вы говорите, сильно смахивает на паранойю, вы это понимаете?
