Сергей Вольнов - Вечный поход
Пользуясь тем, что конница неприятеля оказалась оторвана от пехотной халангкхи, нукеры девятой тысячи, по сигналу, полученному от посыльного, устремили своих коней на тысячный отряд щитоносцев, специально прикрывавших более слабый левый фланг. И практически смяли их…
Постепенно поле боя заволокла пыльная пелена, и стало сложно управлять разрознёнными отрядами. Хасанбек сделал знак своим телохранителям, развернул коня и поскакал назад, по направлению к ставке — оттуда виднее, куда склоняются весы удачи. Именно оттуда, с возвышенности, сумел он различить, как превосходящие силы монгольской конницы прижали к обрыву до сотни вражеских всадников и теснили, теснили своей массой, сбрасывая врагов вниз… Большая же часть конницы неприятеля сумела вырваться из кровавой сечи и теперь сумбурно отступала за левый край халангкхи.
Хасанбек понял, что наступил час решительных действий по фронту, и направил свой маленький отряд туда, где Великим был задуман главный манёвр…
Он уже не видел, как шестая тысяча, прорвав сопротивление малочисленной конницы, врезалась в правый фланг халангкхи. И тут же отпрянула, нарвавшись на отряд невиданной пехоты, стоявший в глубоком тылу… Около двух тысяч тяжеловооружённых воинов в серебряных доспехах, укрывшись за большими круглыми серебряными щитами, остановили их натиск. В начищенных до зеркального блеска щитах причудливо отражались наступавшие всадники, искажались и пугали лошадей. Скакуны шарахались, завидев наступавших на них причудливо извивающихся чудовищ, что рвали в беззвучных криках страшные пасти. Испуганные кони старались сбросить мешавших седоков, разворачивались и мчались прочь.
Атака была расстроена полностью. Понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя и перегруппироваться для нового удара…
А ещё — темник не разглядел главное событие, чуть было не поставившее жирную точку во всей битве!!!
Та самая, упущенная часть вражеской конницы, возглавляемая ни кем иным, как молодым вражеским царём, не спасала свою шкуру — потому, прорвавшись, не затерялась в степных просторах. Напротив, непостижимым образом — вначале убедительно создав впечатление, что они панически покидают поле боя, а после на некоторое время действительно исчезнув, — всадники возникли перед самой ханской ставкой… Смельчаки застали врасплох даже отряд багатуров, но Бурхул мгновенно среагировал на дерзкий прорыв. Выстроившись вогнутой дугой, «лучшие из лучших» ринулись на безумцев.
Предводитель неприятельской конницы по-прежнему скакал в первом ряду. Облачён он был в льняной панцирь, усиленный металлическими пластинами. Кроме этого, на нём была железная нагрудная пластина, наплечники и золотой двурогий шлем. И копьё «золоторогого», как отточенное продолжение его гнева и удали, целилось точно в сердце каждого, кто осмелился встать на его пути…
Как там ни крути — на волосок от гибели был Чингисхан! И это при том, что прорвавшийся отряд насчитывал вполовину меньше всадников, чем их было в отряде багатуров. Не сразу, далеко не сразу, ринувшийся поток бронированных монгольских воинов остановил натиск смельчаков. Тех словно со страшной силой притягивало к себе Белое Девятихвостое Знамя, развевающееся над ставкой хана.
В неистовой давке многие лошади валились наземь, всадники вылетали из сёдел. В том числе оказался на земле и командир в золотом шлеме, но ему тотчас же, даже в сумятице боя, ухитрились подать другого коня; царь, птицей взлетев в седло, продолжил командовать натиском. Яростно сражались прорвавшиеся конники, но удача отвернулась от них. И вот уже каждая мелочь стала оборачиваться ощутимыми реальными потерями. Валились один за одним воины, пронзённые стрелами. Особенно сказалось отсутствие стремян в конном снаряжении чужаков. Зачастую, во время рубки — потянувшись за ускользающим врагом или же уклоняясь от опасного удара — соскальзывали всадники с лошадиных спин, падали, не в силах удержаться. И уже немногие поднимались в страшном месиве мелькающих копыт и добивающих ударов.
Всадник в золотом шлеме сражался отважно, с невероятной силой. Да и окружавшие его плотным кольцом лучшие воины были ему под стать. Но повторный натиск багатуров опрокинул царский отряд и рассеял по полю…
— Поджигайте степь! — зычный голос Хасанбека долетел до исполнителей и без помощи посыльных.
Самое время призвать на подмогу ветер.
Полусотня всадников седьмой тысячи рванула поводья, направляя коней в разные стороны. В руках у них затрепетали огни заранее приготовленных факелов. Рассеявшись по полю, в основном напротив центральной части наступающей стены пехоты, они принялись умело сеять пламенные ростки в самых скоплениях пересохших трав.
Вспыхнуло!
Захрустели сухие стебли, перемалываемые хищными огненными клыками. Огонь, словно потягиваясь бесформенным высвобожденным телом, стал расползаться во все стороны от очагов возгорания. Вот уже жадные юркие языки, слизывая лакомые куски, доползли до себе подобных.
И слились в одну полыхающую ломаную полосу!
Для второй и десятой тысяч, которые врезались в густой лес чудовищных копий иноземцев и безуспешно пытались прорубиться, путь назад, казалось бы, был отрезан…
Но жутко завыли трубы дунгчи обеих сражающихся тысяч, предупреждая своих воинов о смертельной опасности. И тут же перешли на низкий будоражащий рёв, отзывающий всадников из дымно-огненной ловушки. Этот звук проник в сознание даже тех, кто с безрассудным самозабвением предался безумству схватки. Сигнал «Отступать сквозь огонь!» подхватили сотники, споро отдавая команды своим людям. В течение пары минут ордынцы схлынули назад, оставляя тела павших в смертоносном копейном коридоре.
Пламя, поколебавшись, медленно поползло в обе стороны — и к монголам, и к их противнику. И вот тут-то, наконец, в битву вмешался ветер. Его резкий порыв враз остановил пламя, пытавшееся ползти назад, и погнал его обратно, на выжженные участки. Там огонь безжизненно затих, дожирая нетронутые островки растительности.
Зато вперёд дорога была открыта! И ветер придал сил нараставшему огненному валу. Пламенная шевелящаяся полоса двинулась ещё одной линией наступления на халанкху.
Гвардейцы разворачивали коней и выхватывали из седельных сумок влажные куски ткани, смоченные загодя, ещё перед атакой. Торопливо вязали их на лица, чтобы не задохнуться в клубах дыма. Самые заботливые накидывали подобные маски на морды своим скакунам. Готовились к встрече с огнём — срывали притороченные к сёдлам бурдюки с водой, окатывали содержимым себя и лошадей.
Теперь почти всё зависело от поведения животных…
Навстречу им, набрав грозную силу, с пологого склона в ложбину катился огненный вал. Виден он был ещё только с лошадей, пехотинцам же мешал дым. Клубящиеся серые облака, сначала рванувшие к небу, временно притихли, образовали плотную дымовую завесу.
Вскоре к этой дымовой стене добавилась другая, неизмеримо более опасная, хотя и не такая заметная. Это, сгорая на корню заживо, вскипали соком, лопались, добавляли в дым свою ядовитую горечь и боль участки молодой травяной поросли. Зарождающийся белёсый дым — тяжёлый, отключающий сознание — проворно катился по склону. Расстилался, полз, обгоняя огонь, плотным шевелящимся покрывалом.
Подстёгиваемые приказаниями своих командиров, тренированные гвардейцы сноровисто перестраивались из мнимого хаоса в многочисленные плотные отряды. И, не мешкая, нахлёстывали коней, стремясь силой, окриками и плёткой преодолеть естественный страх животных перед огненной стихией. Это была единственная правильная тактика, выработанная временем. Так делали ещё предки, вначале просто спасаясь от степных пожаров, а потом научившись использовать их в военной тактике.
«Хурр… рагг… ххх!» — хрипы срывающих голос наездников.
«Ххх… ххххх», — хрипы беснующихся лошадей.
Не всякий, даже тренированный, боевой конь ринется в пламя! Стерпит любую плеть и скорее попытается сбросить седока, чем двинет через огонь.
В строю же — иное дело!
Бок о бок с себе подобными. С подбадривающими криками людей. В едином полубезумном порыве. Отряд за отрядом.
На полном скаку. Подстёгиваемые желанием выжить, врывались они в страшную шевелящуюся стену огня. И прорывались. Прорывались! Не успевая вспыхнуть, как огромные факелы. Только дымились заметными шлейфами водяных испарений.
Узрев появление отрядов всадников, прорвавшихся сквозь огненную завесу, Хасанбек облегчённо вздохнул — хвала тебе, о Сульдэ! И подал сигнал дунгчи всё той же, «огненной» седьмой тысячи: труби!
Согласно замыслу темника, им предстояло свершать доселе небывалое.
Не только поджечь степь, но и воевать в этом огне.
Ободрившаяся пехота ринулась вперёд. Но тела павших воинов и лошадей мешали сразу перейти в наступление, не ломая строй.
