Гарольд Хоук - Претендент
— Не хосю! Я никому не велю. И ты здесь самый главный пледатель. Кто с меня деньги тлебовал? Отвесяй! — закричал Кунц, услышав шуршание полога. Это Джефри ввалился с тяжёлым аккумулятором в руках. Дик специально повысил голос, надеясь, что мятежник услышит его обвинения и задаст соответствующие вопросы начальству.
— Ты что несёшь, гнида? — Штольц отвесил арестанту звонкую затрещину. — Принёс? — повернулся он к помощнику.
— Ага! — ответил тот, утирая вспотевший лоб.
— Подсоединяй! Сейчас птенчик у нас по-другому запоёт.
— Ты мстис за то, сто я застукал тебя с Либби! — прохрипел Кунц и тут же задёргался, заорал от боли, заглушая воплями сухой треск электричества.
Пытка током длилась несколько секунд, но Дику они показались вечностью. После неё сердце молотом било по рёбрам, в жилах кипела кровь, казалось, проткни сосуды и она дымящимися потоками хлынет наружу. Покрытая кровоподтёками грудь вздрагивала, втягивая в себя воздух, хриплое дыхание со свистом вырывалось сквозь бреши выбитых зубов, уцелевший глаз слезился.
— Кто тебя послал, контра? — продолжал допрос Зигмунд.
— Не сказу… — мотнул головой Дик, пытаясь стряхнуть ниточку окровавленной слюны.
— Давай ещё!
Мучитель замкнул цепь, треск электрического разряда заглушил дикий вопль. Кунц затрясся на стуле, ощущая, как внутренности разрывает боль, а под кожей перекатываются тысячи ощетинившихся острыми иглами шариков.
В платке ощутимо запахло палёной плотью. Штольц махнул рукой, издевательства прекратились. Он взял со стола кувшин, окатил водой потерявшего сознание Дика, подождал, когда тот очухается.
— Ну, а теперь будешь говорить?
— Я узе всё сказал. Ты пледатель, а ты, — он кивнул на палача, — болван, котолого тозе убьют.
— Камрад Штольц, можно я ему врежу, чтоб не выпендривался? — попросил Макклин.
— Валяй! — разрешил Зигмунд и повернулся к нему спиной.
Сзади раздались глухие удары. Джефри бил Дика по лицу, приговаривая:
— Это тебе за камрада! А это за меня! И снова за камрада! Опять за меня! За камрада! За меня!
— Достаточно! — остановил Зигмунд не на шутку разошедшегося мятежника. — Убьёшь ещё ненароком, а он так ничего не сказал.
— И не сказу! Головастик, выплюнул ещё несколько выбитых зубов.
Начальник штаба подошёл к столу, достал из ящика гильотинку для обрезки сигар.
— Напрасно ты так, я тебя считал своим другом, а ты вот как со мной поступаешь. — Он вернулся к Дику, встал у него за спиной. — Я смотрю, у тебя ногти длинноваты. Похоже, пора заняться маникюром. — Штольц взял посиневшую от застоявшейся крови кисть арестанта, разогнул указательный палец, просунул в отверстие резака. — Последний раз спрашиваю: будешь говорить, или я тебе все пальцы укорочу?
— Я узе всё сказал, — упрямо повторил Кунц.
Штольц покачал головой и только хотел нажать на гильотинку, как Макклин завопил:
— Стойте! Я знаю, как его разговорить. — Начальник штаба повернулся к нему. — Я где-то читал, что раньше пытали щекоткой. Никто не мог выдержать этого испытания. Те к кому применяли пытку сознавались даже в том, чего не совершали.
— А это идея. Быстро беги на кухню и попроси у повара птичьи перья. Сегодня жареная курица будет, так что там этого добра должно быть навалом.
Охранник кивнул и молнией выбежал из палатки.
Штольц высвободил палец Кунца из гильотинки, спрятал жестокую игрушку в карман. Вернулся за стол, сел, облокотясь.
— Всё кончено, Дик, сейчас ты расскажешь мне правду, а потом я расстреляю тебя по законам военного времени и никто, ты слышишь, никто не узнает о моём романе с Либби. Че Гуано в курсе твоей аферы с дредноутом. Ты умрёшь, а я всё свалю на тебя и сухим выйду из воды.
— Осибаесся, Стольц, не я один видел тебя с Либби. Этот плидулок тозе там был.
— Не переживай, с этим я разберусь, — пообещал Зигмунд.
Полог раздвинулся и на пороге возник Джефри с кучей перьев в руках.
— Ну, давай, начинай щекотать что ли, — сказал Штольц.
Палач приблизился, провёл кончиками перьев по телу жертвы. Судорога волной пробежала с головы до ног Кунца, кожа покрылась пупырышками, превратившееся в большой синяк лицо исказила мучительная гримаса. В разведшколе Дика многому научили. Он умел переносить любую боль, мог обмануть детектор лжи и сыворотку правды, но защищаться от щекотки — такой курс обучения он не проходил. Да и вряд ли его учителя могли подумать, что когда-нибудь их учеников подвергнут подобным истязаниям.
Истерический смех вырвался из груди Головастика, он заёрзал на стуле пытаясь спрятаться от вездесущих перьев.
— Ой, не могу!.. Хватит!.. Довольно!.. Не надо!… - Кунц выкрикивал отдельные фразы, прерываемые взрывами нервного хохота. — Плеклатите!.. Я всё сказу!.. — с трудом выдохнул он последнюю фразу.
— Давно бы так, был бы цел и невредим, — начальник штаба подвинул к себе лист бумаги, взял со стола ручку. — Выйди на улицу, — сказал он охраннику и повернулся к Дику, когда за Джефри сомкнулся полог:
— Ну, давай снова всё по порядку.
— Я секлетный агент внедлился в глуппиловку с пелвого дня её сусессвования… — Кунц облизнул разбитые губы: — Пить хоцю.
Зигмунд взял со стола пустой кувшин, выглянул из палатки.
— Сейчас принесут, — сказал он, вернувшись на место, — а ты продолжай.
— Пять дней назад со мной на связь высел Омега.
— Стой! Давай подробнее. Кто такой Омега?
— Не знаю, — пожал плечами Кунц. — Это новенький, до него был Мак Алтул, того я холосо знал, а этого… — он покачал головой.
— Ясно, а настоящее имя он тебе называл или у вас только клички, как у собак?
— Это не клиськи, а позывные. — Дик закашлялся, сплюнул под ноги кровавый комок. — Имена нельзя называть это плотив плавил.
— А как ты узнал имя предыдущего Омеги? — удивился Зигмунд.
— Я его по голосу опледелил, — объяснил Головастик. — Мой сталсий блат с ним вместе в сколе усился, так он сясто к нам домой заходил. Бабник, каких свет не видывал. Бывало…
— Не отвлекайся. Значит, Омега вышел с тобой на связь, а дальше что?
— А дальсе он пледлозил плодать вам дледноут за сетыле миллиона. Я снасяла отказался, но он пообесял долю от сделки. Я подумал и согласился, деньги лисними никогда не бывают…
Начальник штаба быстро записывал признание Кунца. В палатку вошёл охранник с кувшином, поставил на стол и удалился. Зигмунд стукнул узким горлышком о край стакана, наполнил водой, поднёс к губам Дика. Тот жадно припал к краю и долго пил большими глотками. Когда стакан опустел, узник пошевелил затёкшими кистями, попросил закурить.
— Сначала всё расскажи, потом покуришь, — ответил Штольц, возвращаясь за стол.
— Нет, спелва дай покулить, а то ты всю плавду узнаесь и убьёсь меня. А я, мозет, хосю пелед смелтью в последний лаз затянуться.
Штольц выдвинул ящик стола, достал мятую пачку дешёвых папирос. Вынул одну, обмял картонный мундштук и всунул его в рот арестованному. Тот глубоко затянулся, едкий дым дешёвого табака сильно продрал горло, проник в отбитые лёгкие, выкручивая их наизнанку в мучительном кашле.
— Нисего полуссе не мог дать? — прохрипел Кунц, выплюнув на пол папиросу.
— Чем богаты, — Зигмунд затоптал окурок, пока тот не прожёг в брезенте дыру, спрятал пачку в карман. — Отдохнул? Попил? Покурил? Всё, можно продолжать?
Кунц кивнул:
— Мозно, только я узе всё сказал. Болсе нисего не знаю.
— Как ничего не знаешь? — удивился начальник штаба. — А как же адреса, пароли, явки? Ты с кем-то должен встречаться, получать задания, передавать полученную информацию.
— Нисего не знаю, — выдохнул Дик.
— Опять начинаешь? — с угрозой спросил Штольц.
— Я плавда нисего не знаю! — отчаянно воскликнул Кунц. — У меня нет связного, задания плиходили на коммуникатол в виде обысьных сообсений я их лассифловывал и делал, сто надо.
— А как твои начальники узнавали, выполнил ты задачу или нет?
— Не знаю. Навелно следили за мной со спутника.
— Ясно. Подпиши здесь, здесь и здесь. Штольц показал, где арестант должен поставить подписи.
— Как я подпису, если у меня луки связаны?
— Зажми ручку зубами и крестики поставь.
— Какими зубами? — грустно усмехнулся Кунц. — Этот упыль мне их давно выбил.
— Не умничай! Хоть дёснами, хоть задницей зажимай, но крестики поставь. Зигмунд снова ткнул в те места, где Кунц должен расписаться.
Дик вздохнул, покачал головой, зажав ручку разбитыми губами, поставил крестики на исписанных неровным почерком бумагах.
— Ну что ж, для тебя жизнь на этом кончилась, — сказал Штольц, вытирая испачканную ручку. — По законам военного времени я должен без суда и следствия уничтожать выявленных изменников, шпионов и предателей Родины.
