Вадим Проскурин - Добрая Фея

Кирилл Андреевич приоткрыл рот и простонал нечто нечленораздельное, но явно утвердительное. Саша хлопнул его по плечу и сказал:

—  Ну, счастливо.

И вышел из кабинета, а затем и из ментовки, никто его не останавливал и ни о чем не спрашивал. Из машины он сверился с базой сотрудников и набрал на мобильнике нужный номер.

—  Здравствуй, Глеб, — сказал он в трубку. — Это Гриднев говорит.

—  Здравствуйте, Александр Петрович, — отозвалась трубка немного испуганно, чего и следовало ожидать — не каждый день простому оперу звонит сам начальник отдела, да еще по обычному мобильнику.

—  Глеб, я тебе завтра клиента подгоню, — сказал Саша. — Поговоришь по душам, договор пусть подпишет, расписку о сотрудничестве, короче, все как положено. Окей?

—  Окей.

—  Тогда я тебе сейчас перешлю кое-какие данные, чтобы было понятно, о чем разговаривать. Большая польза от этого клиента вряд ли будет, но он сам, так сказать, в руки упал, я решил не отказывать человеку, пусть посотрудничает. Лишнюю галочку в отчете нарисуем. Короче, жди.

—  Когда ждать? — уточнил Глеб.

—  Завтра до обеда, — сказал Саша. — Если к трем часам не подойдет, отзвонись мне, я его в десятую группу перекину, пусть они работают.

Десятой группой в разговорах по мобильнику называли отделение, в котором работали следователи.

—  Осознал, — сказал Глеб. — Все понял, Александр Петрович, будет исполнено.

—  Вот и ладненько. Удачи.

—  До свиданья.

Теперь осталась самая малость, самый последний звонок.

—  Василий Федорович? Это Гриднев. Как Павел домой вернется, позвоните мне обязательно, хорошо? Ну, если не вернется, тоже позвоните, завтра, часиков в восемь утра. Но его должны раньше отпустить, сегодня вечером почти наверняка отпустят. Я просто на всякий случай говорю, знаете, разные случаи бывают, накладки разные… Бывает, закусит оборотень удила, приходится серебряные пули тратить. Нет, в вашем случае это маловероятно. Давайте не будем говорить о плохом, будем решать проблемы по мере их поступления. И торопить события тоже не будем, я с удовольствием вас выслушаю, но все должно быть честно, вдруг, не дай бог, у меня ничего не получится, а вы уже начали благодарить, представляете, какой конфуз выйдет? Меня потом совесть замучает, я так с людьми себя не веду. Вот когда все решится, тогда мы с вами посидим в хорошем ресторане и обсудим дела под хороший коньячок, а пока торопиться не надо. Ну все, до связи, удачи.

Саша завел мотор, включил радио и выехал со стоянки. На душе было легко, радостно и светло, он сделал большое доброе дело, а вернее, целых три дела. Во-первых, спас хорошего парня от тюрьмы. Во-вторых, перевел отношения с особо ценным агентом на качественно новый уровень, теперь Валерия Федоровича можно не только использовать как источник информации, но и начинать понемногу давать задания, глядишь, к весне можно будет вербовку официально оформить. Ну, и Глебу нового агента добыл, дерьмо, конечно, а не агент, но вдруг пригодится, всякое бывает, да и галочка в отчете… Стану на место Серова — ликвидирую все планы вербовок к чертовой матери как класс, а то как менты становимся, работаем не за совесть, а за план.

Саша взглянул на экран навигатора и увидел, что оптимальный маршрут к рабочему месту проходит совсем рядом с тюрьмой, в которой томится анчутка Инна. Если бы пришельца можно было так же легко вытащить из тюрьмы, как человека… Ладно, за три дня эти орлы вряд ли успеют напортачить по-крупному.

По дороге в столовую Антон снова подумал, что охрана заключенных пришельцев организована безобразно плохо. Если бы все тюрьмы охранялись так, как эта, редкий зэк проводил бы в камере больше двух дней. Камеры наблюдения — это, конечно, хорошо, а автоматизированная система анализа информации — еще лучше, очень удобно компостировать мозги проверяющим комиссиям, но реальной пользы от этой системы гораздо меньше, чем кажется. Ребята из охраны все время жалуются, то один датчик заглючит, то другой, пару месяцев назад функцию автоматической тревоги вообще отключили, достала всех ложными срабатываниями донельзя. Вот и получается, что компьютерная система сама по себе, а люди-охранники сами по себе. Пока живой человек на нужный экран не посмотрит, от системы реакции не дождешься.

Конечно, убежать чужому из клетки нереально. Потому что кроме систем наблюдения есть еще физическая защита — толстые стены, бронированные двери и все такое прочее. Но если кто-то захочет пришельца похитить — это без проблем. Для начала надо вывести из строя камеры вдоль всего пути от тюремного отсека к выходу из здания, это совсем просто, кабель в свое время поленились замуровать в стену или хотя бы упрятать в прочный короб, так и идет прямо по стене. Воткнуть в него пару иголочек, и прощай, секьюрити. А может, и одной иголки хватит, вот такой, например.

Антон воровато оглянулся, вроде никто на него не смотрит, кроме камер наблюдения. Но камеры — не проблема, есть места, которые ими не перекрываются, они на схеме объекта в дежурке охраны красным цветом помечены. Тоже, кстати, идиотизм — вместо того чтобы исправить недостаток, его документируют и утверждают подписями и печатями. Видимость деятельности создают, дебилы. Вот, например, в этот коридорчик камера не заглядывает. Ничего ценного тут, впрочем, нет, разве что кладовка, которой уборщицы пользуются, да кабель на стене. Зайдет сюда злоумышленник, сделает вид, что шнурок на ботинке развязался, воткнет иголку в кабель, обломает конец, и никто ничего не узнает, потом, конечно, заметят, что кабель накрылся, но разбираться в деталях не будут, локализуют неисправный участок с точностью метров до двадцати, да и заменят целиком. Да и когда еще заметят, что суперкомпьютер теперь жалуется на жизнь не так, как раньше, а по-другому…

А почему бы не провести эксперимент прямо сейчас? Чисто в исследовательских целях, без всяких намерений причинить ущерб. Вот, шнурок у меня как раз как бы развязался. Потрясти ногой, чтобы на записи было видно, что происходит, и шагнуть за угол, как бы невзначай. Иголку хвать, тык, щелк, здравствуй, дырка в безопасности. А теперь условный злоумышленник выходит в основной коридор и идет дальше как ни в чем не бывало, и хрен кто что заметит.

Теперь вся безопасность тюремного отсека зависит от одного-единственного человека — дежурного оператора, то есть Антона. Захочет он всех пришельцев на свободу выпустить — запросто выпустит. Из здания они, правда, не выйдут, охрана сразу попалит, но по территории разбредутся, долго придется вылавливать. Хорошо, что сейчас в отсеке ни одного хамелеона нет, эти твари могли бы и за территорию уйти, примут облик сотрудника, за ворота прыг, дальше осталось только превратиться в собаку и прочь со всех ног. И не поймает никто.

Нет, Антон выпускать пришельцев, конечно, не будет, это просто отвлеченные мысли. Скучно на дежурстве, вот мозг и загружается всякой ерундой. В реальности инструкции нарушать нельзя, особенно в таких масштабах, сразу в Усть-Ордынск отправишься. Но поразмышлять можно, это не возбраняется, мысли читать никто пока не умеет. Интересно, кстати, поразмышлять, как условный нарушитель может вывести пришельца из здания под носом охраны. Бродит в голове какая-то смутная идея, но никак не получается внятно ее сформулировать. Ничего, до конца дежурства времени еще много.

Костя медленно, но неуклонно сходил с ума. Это не было поэтическим преувеличением, он реально сходил с ума, он слышал голоса в голове, и с каждым часом они становились все громче и настойчивее. В какой-то момент Костя начал всерьез обдумывать идею сходить к психиатру, но голос Инны велел не маяться дурью, а продолжать делать вид, будто ничего не происходит. Костя послушался этого совета, у него не было выбора, потому что, когда в твоей голове звучат голоса, вопрос выбора вообще не стоит. Ты можешь думать и делать что угодно, но лишь в тех пределах, которые тебе предоставлены, голоса дают довольно большую свободу, но только по мелочам, ни одного серьезного решения без их согласия не принять. И дело даже не в том, что они сильнее, а в том, что им нельзя сопротивляться, это чисто технически невозможно.

Голоса впервые появились в понедельник вечером, после того, как Костя опустошил едва начатую бутылку коньяка. Он пил коньяк как воду, не чувствуя ни вкуса, ни аромата и совсем не пьянея. То есть это тогда ему казалось, что он не пьянеет.

Инна ушла, но не по своей воле. Ее похитила кровавая кобня, они будут ставить над ней людоедские эксперименты, и Костя никак не может ее защитить, потому что он — простой человек, а они — система. Система может сколько угодно убеждать, что она защищает простых людей, что в этом и есть ее предназначение, но это грязная ложь. Система всеобъемлюща и самодостаточна, люди — ее винтики, а то и просто грязь на корпусе. Или источник ценного материала для новых винтиков, как, например, Инна. Система заглотила ее и никогда больше не выплюнет, можно считать, что Инны больше нет. Но как же тяжело так считать…