Сергей Антонов - Темные туннели

Что-то, что не позволяло расслабиться. Аура страха. Нервы пошаливают, сказал себе Толя, но автомат сжал покрепче. Вскоре появился и первый признак приближения Рейха.

У стены лежал человек. Одежда, давно превратившаяся в лохмотья, едва прикрывала почерневшее от побоев тело. Он был мертв. Покойник прикрывал голову руками, но Анатолий заметил лысину, окруженную венчиком седых волос, багровый след от кольца на шее и горб. Цербер. Несчастный старик вырвался наконец на свободу. Ему больше не надо лаять, развлекая скучающих фашистов. Анатолий снял с себя куртку и накрыл горемыку. Больше ничего сделать было нельзя.

На блокпосту их встретил знакомый офицер. Он узнал Анатолия и развел руками:

— Опять ты, шутник. И снова к Малюте?

— К нему.

— Прокол. Нет Малюты.

— В отлучке?

— В отключке. Похоронили мы его вчера. Он хватил лишнего и решил с Цербером побаловаться, а старикан совсем взбесился. Ну и перегрыз рыжему горло. Собака загрызла хозяина. Такие вот дела. Теперь у нас ни Малюты, ни Цербера. Так что ты вовремя, цепь свободна.

Толю передернуло. Однако пришлось сдержаться.

— Не спеши. — Краб предъявил веселому офицеру пропуск Ганзы. — Мы здесь по дипломатической части.

— Ага. Дипломаты, — скептически оглядел Краба фашист. — Ты вообще на цыгана смахиваешь. А с цыганами у нас переговоры короткие.

Вперед выступил Аршинов, выразительно позвякивая патронами.

— У нас, партайгеноссе, дипломатическая неприкосновенность. Отойдем?

— А может, и не цыган. Темень такая, попробуй разгляди, — задумчиво произнес офицер, вернувшись через три минуты с оттянутыми карманами.

— Бизнес есть бизнес, как говорят у нас в Ганзе, — довольно улыбнулся Аршинов.

— Пропустить этих! — крикнул офицер своим подчиненным и опять обернулся к Аршинову: — Часика два придется подождать. Гермоворота за здорово живешь открыть не получится. Придется к начальству идти, своей головой ручаться. А там гестапо, проверки… — Он вздохнул.

— Зачем гермоворота? Зачем гестапо? К чему весь этот шум? — Аршинов протянул взяточнику очередную пригоршню патронов. — Может быть, есть путь поскромнее? Дыра, через которую можно без лишнего шума наверх вынырнуть?

— А, черт с вами! — Офицер снял фуражку и принялся обмахивать ею раскрасневшееся лицо. — Есть выход в будку вентиляционной шахты. Дверь в конце вестибюля Тверской. По-моему, не заварена…

— Так веди же нас, фюрер! — с плохо скрытой издевкой произнес Толя.

Офицер перевел на него остывший взгляд:

— Нет, все-таки через гестапо.

Из-за этой милой шутки Аршинову пришлось расстаться еще с дюжиной патронов. Фашист приказал им молчать, чего бы ни случилось, и почти бегом повел к переходу на Тверскую. Встречные солдаты Рейха с удивлением рассматривали торопливую четверку, но при виде офицера отступали в сторону и вскидывали руки в приветствии. К счастью, неприметную дверь в торце вестибюля, прямо под свисавшим с потолка флагом со свастикой, заварить не успели. Офицер повернул баранку запорного механизма, отодвинул засовы.

— Ауфидерзейн. А ты, юморист, — сказал он, презрительно глядя Толе в глаза, — учти, что это был последний раз. Увижу еще — покажу тебе, что значит русский порядок. Будешь болтаться.

Толино терпение лопнуло. Он шагнул к фашисту, враз оказавшись с ним лицом к лицу, и от всей души врезал ему коленом в пах. От боли офицер даже не смог закричать, а просто хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Анатолий сделал шаг назад, размахнулся и красивым прямым в челюсть довершил картину разгрома: фашист опрокинулся на спину, его фуражка, подскакивая, покатилась по гранитному полу. Анатолий поднял ее и нахлобучил офицеру на голову козырьком назад.

— Но-но, кокетка, — сказал он. — Анархия — мать порядка.

Полегчало!

Глава 18

ИДЕАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ

Дверь захлопнулась, лязгнули засовы.

Фашист предпочел замять историю: вызови он подкрепление, пришлось бы объяснять, что все эти люди делают у Рейха под сердцем. Пусть опасные гости проваливают к чертям, и пусть сдохнут на поверхности.

Аршинов показал Толе кулак, расстегнул свой рюкзак и принялся натягивать защитный комбинезон. Анатолий и Краб последовали его примеру и тоже переоделись.

Прапорщик не спешил подниматься по винтовой лестнице. Он оперся спиной о перила, сдвинул защитный шлем на затылок и свернул самокрутку. Краб тоже собрался закурить — а вдруг, мол, это ритуал? Многое изменилось в нем со времени его первой встречи с Анатолием. Поубавилось суетливости в движениях, тверже стал взгляд и глубже косые морщинки по углам рта. Теперь можно было определить его возраст. Что-то около сороковника. Серьезнее он стал. И надежнее. Теперь с этим человеком не страшно было пойти в разведку.

Аршинов мучил самокрутку до тех пор, пока та не стала обжигать ему пальцы. Затем он достал из рюкзака карту Москвы, развернул и еще раз прикинул маршрут. На душе у него кошки скребли, но прапор сделал каменное лицо. Сложив карту, сунул ее в рюкзак и, достав из него противогаз, приказал остальным тоже экипироваться.

— Ну, мужики, всплываем на поверхность, — сказал он. — Еще раз напоминаю: вытянутая вверх рука с раскрытой ладонью — остановка, сжатая в кулак — вперед и с песней, один короткий взмах — огонь на поражение, два взмаха — отбой. Идти за мной след в след и держаться середины улицы.

Закончим инструктаж, Аршинов натянул противогаз, завязал лямки защитного шлема и надел перчатки. Анатолий и Краб последовали его примеру. Круг света запрыгал по ступеням винтовой лестницы. Желтое на черном. Анатолий вспомнил, что уже видел похожую картинку. В таких же тонах был выполнен конверт диска из отцовской коллекции виниловых пластинок. И название у этой пластинки было подходящим — «Лестница на небеса». Его разлука с небесами растянулась почти на двадцать лет. И вот сейчас, спустя всего несколько минут, состоится встреча с наземным миром. Анатолий ждал и боялся ее. В детских воспоминаниях небеса были голубыми и очень дружелюбными. На их фоне замечательно смотрелись черные галочки птиц. А еще выше величаво плыл ослепительно яркий шар солнца.

Каким будет небо сегодня? Синим? Черным? Грязно-серым? Слепым? Зрячим? Добрым? Жестоким? Узнает ли он это небо, узнает ли сам мир, в котором родился?

Аршинов уже преодолел последний виток лестницы. Помедлив несколько секунд, повернул рычаг запорного механизма и толкнул дверь. Анатолий увидел в прямоугольном проеме черный силуэт прапорщика на фоне слабого серебристого сияния. Ему даже показалось, что вокруг головы прапора возник золотистый нимб. Смешно, ей-богу.

Аршинов, не оборачиваясь, поднял руку со сжатым кулаком и вышел из будки. Анатолий шагнул вслед за ним. И сразу оказался лицом к лицу с огромной луной. Не с выщербленным рожком месяца, а полной луной во всем ее ночном великолепии. Ее покрытый серыми пятнами диск напоминал советский металлический рубль с Вечно Живым Лениным. Плотный на вид в центре, по мере удаления к краям он становился все прозрачнее и плавно перетекал в ночное небо. Оно было черным, но не траурным. И таким бездонным, бесконечным, что стоявший на земле человек казался себе даже не песчинкой, а молекулой.

Луна светила очень ярко, но Анатолий легко различил вокруг нее множество звезд, маленьких дырочек на бархатном платье вселенской тьмы.

И вдруг Толя понял, почему те жители Метро, что спустились в него в сознательном возрасте, говорили о солнце, луне и звездном небе над головами с придыханием и дрожью в голосе. Только теперь он почувствовал, отчего и зачем небесным светилам и облакам посвящалось столько чудных стихов.

Анатолий перевел взгляд на темные силуэты полуразрушенных домов. Словно призраки, они обступили горстку людей со всех сторон. Несмотря на выбитые стекла, обрушившиеся перекрытия и сорванные с петель двери, выглядели они грозно.

Мертвый город застыл в пугающем безмолвии. Но плывущие по небу облака как-то нехорошо, неестественно оживляли его. Будто у безголового трупа нога подергивалась.

Анатолий почему-то представил себе ангела Апокалипсиса на фоне этих руин: ему, наверное, не страшна была бы никакая радиация. Ведь это временное, не имеющее для вечности никакого значения, явление. Мир, созданный для того, чтобы им любоваться, был погублен гордыней человеческой, когда кто-то из жалких людишек вообразил себя всемогущим Господом Богом.

Наверное, сказал себе Толя, жизнь на поверхности обязательно возродится, и главным в ней снова станут живые существа, у которых будет достаточно мудрости, чтобы собирать и накапливать, а не тратить и уничтожать.

Аршинов вел группу мимо здания, на котором Анатолий прочел надпись «Известия». Даже не прочел, а расшифровал по остаткам текста на фоне частично осыпавшейся стены. Лунный свет беспрепятственно проникал в здание через выбитые окна. Перед внутренним взором Анатолия вдруг предстали перевернутые столы в комнатах, перекошенные параллелепипеды книжных шкафов, пустые коридоры. По странной прихоти ветров и дождей в доме уцелели два из четырех круглых окон-иллюминаторов. Они напоминали глаза каменного исполина, который пришел на кладбище таких же гигантов, сел и глядит на них. И просидит так целую вечность, потому что спешить некуда.