Роман Глушков - 08.2.Кальтер: Свинцовый закат
«Музыка на-а-ас связала! Тайною на-а-ашей стала!»
Оптимистом я был, оптимистом, видимо, и помру. Не прекращая петь, Скульптор сначала распростер свои тоненькие ручонки, а потом воздел их над головой. Я решил было, что тварь надумала пуститься со мной в пляс, но вскоре понял, что ее манипуляции – отнюдь не танцевальные па. Позади меня раздается лязг и скрежет раздираемого металла, затем свист, похожий на синхронный взмах множества розог, и вот я вижу, как в воздухе передо мной повисает десятка три арматурных прутьев. Конец каждого из них расплющен и превращен в копейный наконечник. Но это уже работа не Скульптора. Я быстро догадываюсь, где он раздобыл свои стальные копья – разобрал валявшийся неподалеку пролет декоративной ограды, о который я едва не запнулся, когда бежал к речному вокзалу. Что удумал весело подпевающий мне малыш, было столь же очевидно, как приставленный к виску пистолет.
Ну и лицемер! А я-то понадеялся, что нам и впрямь удалось при помощи музыки отыскать общий язык. Святая наивность! Или тридцать нацеленных мне в лицо копий – это прозрачный намек на то, чтобы я убрал гранаты? Только куда же их девать, кроме как выбросить в заводь? И где гарантии, что, избавившись от них, я отведу от себя апостольский гнев? По-моему, никакой это не намек, а самый что ни на есть смертный приговор, который Скульптор готов привести в исполнение.
Вот тебе, бабушка Кальтера, и убегающий тигр! Или, может, я изначально завел неправильную песню? Поди теперь разберись…
Тридцать копий… Хорошая смерть. Героическая. Прямо как у истинного спартанца. Аминь!
– …las dos patitas de andar! – допел я и, презрительно сплюнув напоследок, прекратил танец.
Скульптор моргнул и указал на меня сразу обеими руками.
Копья в воздухе вздрогнули.
Я так и не сумел придать себе приличествующий случаю спартанский настрой и трусливо зажмурил глаза. Страшно – не то слово! Но с другой стороны, никто ведь не обещал, что будет легко. А раз так, значит, и обижаться не на кого. Разве только на самого себя, но подобной дурацкой привычки у меня отродясь не было. Поэтому откуда ж ей взяться за мгновение до смерти?..
Глава 12
Обидно признавать, но далеко Лене Мракобесу в плане героизма до своего знаменитого тезки – спартанского царя Леонида. Он хотя бы утешался перед гибелью тем, что о его доблести будут помнить потомки. А чем прикажете утешаться вашему покорному слуге? Тем, что я в итоге оказался прав и жизнь – это действительно дерьмо, из которого мне наконец-то представился шанс выбраться? Не слишком успокаивает, честно говоря. Особенно когда сомневаешься, не окажется ли загробный мир еще большей дырой, чем эта.
От мучительного ожидания смерти меня отвлек грохот, как будто рядом невесть откуда взявшийся грузовик вывалил на землю тонну металлолома. Естественно, я готовился совсем к иным ощущениям и потому поневоле открыл глаза, пусть даже терзающий меня страх упорно рекомендовал воздержаться от этого.
А рекомендовал, между прочим, зря. Ситуация на берегу вновь переменилась, и сейчас здесь было на что взглянуть. Я простоял, зажмурив глаза, всего ничего, но за эти несколько мгновений темнота еще больше сгустилась. Наверняка это было лишь наваждением, но тогда мне почудилось именно так. Поэтому сначала я был вынужден напрячь зрение и присмотреться, и только потом сумел собрать из выхваченных в сумраке фрагментов цельную картину случившегося.
Мой взбудораженный настрой отнюдь не располагал к собиранию паззлов, но тот, что предстал передо мной, был не особо головоломным. Первым делом я увидел стальные копья, рассыпанные в беспорядке на бетоне, словно огромные бирюльки. Подняв очи горе, я убедился, что вся арматура рухнула вниз и ни одно из копий больше не целит свой наконечник мне в голову. Впрочем, сам по себе этот факт еще ни о чем не говорил. Скульптор горазд устраивать подвохи, поэтому шанс дождаться от него милосердия был куда ниже, чем нарваться на очередную гадость.
Однако к сюрпризу, который он преподнес мне сейчас, я точно оказался не готов. Это ж надо отмочить такое: прикинуться мертвым, словно охотящаяся на ворон лиса! А для пущей убедительности еще и оторвать себе голову! Что ж, ничья: один – один. Я ошарашил Скульптора «Кукарачей», а он меня – этой своей непредсказуемой выходкой. Хотя, сказать по правде, фокус-то дешевый. Пока не знаю, как ему удалось столь убедительно разыграть собственную гибель, но перед его неограниченными возможностями спасует и Дэвид Копперфильд. Этот иллюзионист всего лишь инсценировал пропажу нью-йоркской статуи Свободы, а апостол Монолита мог бы на полном серьезе снять ее с постамента и утопить в океане. И кто, спрашивается, из этих двух шутников воистину гениальный маг и чародей?.. То-то же! А вы говорите – оторванная голова. Да для такого престидижитатора, как Скульптор, оторвать себе голову и затем прирастить ее назад – плевое дело.
– Кончай прикидываться! – прокричал я ему дрожащим от волнения и охрипшим от усердного пения голосом. – Давай вставай, а то подойду и все ребра тебе, сучаре, переломаю! Посмотрим тогда, кто здесь последним посмеется!
– Думаю, ребра – это для него уже лишнее, – долетел до меня справа знакомый и, как всегда, невозмутимый голос. – Вряд ли он тебя послушается, Мракобес. Разве только ты умеешь воскрешать мертвецов, но это маловероятно.
– Какого хрена, мать твою?! – выругался я, оборачиваясь. С трудом соображая, что вообще происходит, я ничуть не удивился, узрев выходящего из-за кустов Кальтера. Хотя удивиться по большому счету было бы нужно. Майор исчез бесследно больше часа назад, и пока я, как угорелый, носился по Припяти и воевал со Скульптором, компаньон отсиживался в сторонке, боясь даже пошевелиться. Надо ли уточнять, о чем именно мне не терпелось сейчас с ним потолковать?
– А ну сожми кулаки! – вместо приветствия приказал Куприянов, замирая на месте. – Как можно крепче! Не болтай руками – просто сожми кулаки и все!
– Да пошел ты! – огрызнулся я, и только потом до меня дошло, чем так встревожен компаньон. Напрочь забыв в горячке, что все еще удерживаю в руках снятые с предохранителей гранаты, я размахивал ими, рискуя выронить какую-нибудь из них себе под ноги.
Приказ Кальтера живо меня отрезвил, но последовать его совету не получилось. Мои стиснутые пальцы намертво свела судорога, поэтому я понятия не имел, насколько крепко удерживаю предохранительные рычаги и сумею ли разжать кулаки, чтобы выбросить гранаты, если это потребуется.
– Держишь? – уточнил Тимофеич, убирая за спину свою бесшумную винтовку. Немыслимо, но, похоже, он и впрямь умудрился подкрасться к нам незамеченным и исподтишка снести Скульптору башку.
– Д-д… Д-держу! – ответил я, стуча зубами. Бурливший у меня в крови адреналин перекипел, отчего пережитая нервотрепка дала о себе знать сильной и неуемной дрожью.
– А теперь иди на пристань, встань у края и, если вдруг выронишь гранату, сразу пинай ее в воду, – отдал следующее распоряжение майор. Сам я до такой практичной мысли сейчас вряд ли додумался бы и потому безропотно похромал по лестнице на причал. – Да смотри не споткнись по дороге!
– К-кольца! Они г-где-то!.. – спохватился я, когда обходил перегородившую мне путь пожарную машину.
– Не переживай, найду! – откликнулся компаньон, уже ползавший на коленях с карманным фонариком там, где я отжигал на бетоне «Кукарачу». Любопытный нюанс! Раз Кальтер видел, куда я выбросил кольца, выходит, он нагнал меня раньше апостола Монолита. И не дал о себе знать, а предпочел использовать меня в роли жертвенного козленка, коим в Африке охотники выманивают под выстрел львов! Без моего на то согласия, надо подчеркнуть! Другое дело, согласился бы я участвовать в такой авантюре, даже зная о меткости прикрывающего меня охотника?
Год назад, когда я, Бульба, Корсар и Кальтер вылавливали похожим образом монолитовца Гурона, майор сам предложил себя в качестве наживки и рисковал ничуть не меньше, чем я сегодня. Поэтому он имел право потребовать оказать ему ответную услугу. Только Тимофеич этого не потребовал, а взял и беззастенчиво подставил меня под удар. Даже несмотря на удачный исход охоты, я был взбешен таким к себе отношением. Это ж надо: обойтись со мной, словно с сопливым «отмычкой» – то есть легковерным неопытным сталкером, которых многие ветераны брали с собой в рейды якобы как перспективных учеников, а на самом деле чтобы использовать их в качестве первопроходцев-смертников через наиболее сомнительные места Зоны. Весьма распространенная практика, которой брезговали, пожалуй, лишь «Долг» да некоторые благородные искатели артефактов.
В последние годы уровень реки повысился, и сегодня ее волны перехлестывали через край причала, прежде заметно возвышавшегося над заводью. Чувствуя, что мои ноги вот-вот подкосятся, я доплелся до кромки воды и уселся на поваленный набок ржавый автомат для продажи газировки – тот самый знаменитый советский «сейф» с лампочками, клиенты которого – ныне в такое почти не верится! – должны были самостоятельно ополаскивать за собой многоразовый граненый стакан… Пока я спускался на пристань, моя дрожь не унялась, а наоборот, лишь усилилась. Это был уже не безобидный мандраж, а натуральный шоковый озноб, требующий медикаментозного лечения. Или, на худой конец, хорошего глотка чего-нибудь горячительного. В ранце у меня болталась фляжка с коньяком, но достать ее в данный момент я был не в состоянии. Так и сидел, трясясь, как эпилептик, и тупо пялясь на стискиваемые в кулаках гранаты.
