Сидни Шелдон - Конец света

– Садитесь! – рявкнул Громков, и Ольга села.

– Вы только что вернулись из поездки в Швейцарию, не так ли?

– Д-да… да, – она начала заикаться, – но это… это было… я получила разрешение от…

– Шпионаж является незаконной деятельностью, Ольга Романенко.

– Шпионаж? – она ужаснулась. – Я не знаю, о чем вы говорите.

Один из мужчин уставился на нее, и Ольга внезапно поняла, что на ней надета всего лишь тоненькая ночная рубашка.

– Идемте, вы поедете с нами.

– Но это какая-то ужасная ошибка. Я работаю в библиотеке, спросите там у кого угодно…

Мужчина рывком поднял ее на ноги.

– Идемте.

– Куда вы меня забираете?

– В контору. Там с вами побеседуют.

Они разрешили ей накинуть пальто поверх ночной рубашки, и, спускаясь по лестнице к машине, Ольга дрожала от холода и думала обо всех людях, которых увезли вот в таких машинах и которые больше не вернулись. Ужасный страх охватил ее.

Громков сел за руль, а Ольгу посадили на заднее сиденье рядом с Земским. Она почему-то меньше боялась Земского, но ее потряс сам факт ареста и все то, что происходило с ней.

– Прошу вас, поверьте, – искренне сказала Ольга, – я никогда не предам мою…

– Заткнись! – рявкнул Громков.

– Послушай, не будь таким грубым с ней, – сказал Владимир Земский. – Я, между прочим, верю ей.

Ольга почувствовала, как в сердце затеплилась надежда.

– Времена изменились, – продолжал Земский. – Товарищ Горбачев не желает, чтобы мы беспокоили невиновных людей. Те времена уже в прошлом.

– А почему ты решил, что она невиновна? – спросил Громков. – Может, виновна, а может, и нет. В конторе это быстро выяснят.

Ольга сидела и слушала разговор мужчин, а они говорили о ней, как будто ее вообще не было рядом.

– Послушай, Юрий, – сказал Земский, – ты же знаешь, что в конторе она сознается во всем, независимо от того, виновна или нет. Мне это не нравится.

– Очень жаль, но мы ничего не можем поделать.

– Можем.

– Что?

– Послушай, почему бы нам просто не отпустить ее? Можем сказать, что не застали ее дома. Поводим всех за нос день, другой, а потом про нее забудут, потому что в конторе и так много людей, которых надо допрашивать.

Ольга попыталась вставить слово, но в горле у нее пересохло. Ей очень хотелось, чтобы мужчина, сидящий рядом с ней, убедил своего спутника.

– Почему мы должны рисковать своими головами ради нее? – проворчал Громков. – Что нам от этого? Как она отблагодарит нас за это?

Земский повернулся к Ольге и вопросительно посмотрел на нее. У Ольги неожиданно прорезался голос.

– У меня нет денег, – сказала она.

– Кому нужны твои деньги? Денег у нас полно.

– Но у нее есть кое-что другое, – сказал Громков.

Прежде чем Ольга успела ответить, Земский обратился к Громкову.

– Послушай, Юрий Иванович, ты не можешь требовать от нее этого.

– Пусть сама выбирает. Или будет ласковой с нами – или мы отвезем ее в контору, где будут избивать неделю, а то и две. А потом, наверное, они найдут для нее подходящую психушку.

Ольга слышала об этих психушках: неотапливаемые камеры полтора метра на три с деревянными нарами без спальных принадлежностей. «Быть ласковой с ними – что это значит?»

– Пусть сама выбирает.

Земский опять повернулся к Ольге.

– Ну, что ты предпочитаешь?

– Я… я не понимаю.

– Ты же слышала, что сказал мой коллега. Если будешь ласковой с нами, мы тебя отпустим, а через некоторое время о тебе, наверное, и вообще забудут.

– А что… что я должна сделать?

Громков усмехнулся, глядя на нее в зеркало.

– Просто удели нам несколько минут, – хихикнул он.

Внезапно Ольга поняла, что им нужно от нее. Она покачала головой.

– Нет, я не могу.

– Как хочешь, – сказал Громков и увеличил скорость. – В конторе от души с тобой разберутся.

– Подождите! – Она была в панике, не зная, что делать. Ольге приходилось слышать ужасные истории о том, что случалось с людьми, арестованными и превращенными в зеков. Она думала, что теперь с этим покончено, но оказалось, что нет. Перестройка оставалась просто мифом, ей не разрешат иметь адвоката или говорить с кем-нибудь. В прошлом некоторые ее знакомые были изнасилованы и убиты агентами ГРУ, и если сейчас ее отвезут в тюрьму, то будут держать там, избивая и насилуя. Если она уступит этим двоим, то это по крайней мере займет всего несколько минут, а потом они отпустят ее. Ольга решилась.

– Хорошо, – тихо сказала она. – Может быть, вернемся в мою квартиру?

– Я знаю местечко получше, – сказал Громков и развернул машину.

– Мне очень жаль, но он старший, я не могу помешать ему, – прошептал Земский.

Ольга промолчала.

Они проехали мимо красного здания оперного театра имени Шевченко и направились в большой парк. В этот час парк был совершенно пуст. Громков направил машину под деревья, выключил фары и заглушил двигатель.

– Выходим, – сказал он.

Все трое вылезли из машины.

Громков посмотрел на Ольгу.

– Тебе повезло, легко отделаешься. Надеюсь, ты оценишь это.

Ольга кивнула, не в силах вымолвить от страха ни слова. Громков подвел их к небольшой полянке.

– Раздевайся, – сказал он Ольге.

– Мне холодно, может…

Громков влепил ей пощечину.

– Делай что тебе говорят, пока я не передумал.

Ольга замялась. Громков занес руку для следующего удара, и она стала расстегивать пальто.

– Снимай его.

Ольга бросила пальто на землю.

– Теперь ночную рубашку.

Ольга медленно сняла через голову ночную рубашку и теперь, дрожа от холода, стояла обнаженная, освещаемая лунным светом.

– Хорошее тело, – сказал Громков и ущипнул ее за соски.

– Пожалуйста…

– Еще один звук, и мы отвезем тебя в контору. – Он толкнул ее на землю.

«Я не буду думать об этом, буду представлять себе, что я в туристическом автобусе в Швейцарии, я разглядываю прекрасные пейзажи».

Громков стянул брюки, наклонился к Ольге и раздвинул ей ноги.

«Я вижу Альпы, покрытые снегом, а вон проезжают санки, а в них мальчик и девочка».

Она почувствовала, как он сунул руки ей под ягодицы и грубо овладел ею, причинив боль.

«А по дороге проезжают прекрасные автомобили. Я никогда в жизни не видела столько машин, в Швейцарии у каждого есть машина».

Громков насиловал ее, издавая дикие, животные звуки.

«У меня будет маленький домик в горах. Как швейцарцы называют их? Шале. Я буду каждый день есть шоколад. Коробками».

Громков отвалился в сторону, тяжело дыша. Поднявшись, он повернулся к Земскому:

– Твоя очередь.

«Я выйду замуж, у меня будут дети, и мы будем кататься зимой на лыжах в Альпах».

Земский расстегнул молнию на брюках и взгромоздился на Ольгу.