Дмитрий Манасыпов - К далекому синему морю

Они тронулись. Похожий на заморенного навьюченного верблюда Дылда, важный и наглый караванщик Морхольд и не менее наглое непонятное создание Беды, сидящее у него на плече, аки попугай приснопамятного Джона Сильвера.

Под ногами чавкала раскисшая после снегопада земля. Из нее торчали колючие остатки несдавшихся сорняков. Выл ветер – постоянно, как девочка-подросток настроение, менявший направление. Небо хмурилось и нависало мрачнее обычного. Хотя, возможно, просто надвигался вечер. Морхольд, если честно, немного запутался.

Чуть поодаль, вяло взмахивая крыльями, пролетел нехилый крыложор. И даже не обратил никакого внимания на трюхающий внизу ужин.

– Охренеть, – удивился Морхольд, – это как так?

– С помойки летит, – осторожно вякнул Дылда, – с аэропорта.

– С помойки?

– Ага, – услужливый проводник-носильщик даже попытался обернуться, – там же бойня, всегда найдется что выкинуть.

– Выкинуть? С бойни? – Морхольд удивился еще больше. – Это как же? Ты иди, не оборачивайся. И отвечай. Вижу я, сам понимаешь, не очень хорошо, а вот на слух не жалуюсь.

– Ну как… Хвосты, копыта, кости… Головы…

Морхольд покачал головой, не веря. Это насколько же можно хорошо жить, чтобы выкинуть голову? Такого себе в Кинеле – даже в Кинеле – не позволяли. Где сейчас с едой хорошо?

С головы, коровьей или свиной, какая разница, столько всего можно срезать – суп сварить, холодец залить, ну, правда? Губы так вообще деликатес, особенно если где сподобиться уксуса найти и горчичного порошка. Ни то, ни другое умирать после Беды не хотело. Порошок развел и пользуйся, а уксус только крепче становился. Головы выкидывать, обалдеть просто.

Рога тоже в дело, само собой. Вместе с копытами. Это раньше можно было посмеяться над этим. Но не сейчас. Пуговицы, к примеру, самое оно из кости резать. А рога давно под светильники приспособили. Масла или парафина залить, фитиль воткнуть, в дырку от сучка засунуть, – все, пользуйся.

Пожалуй, тут Морхольд даже готов был поверить, что мог погорячиться с оплатой за товар. Не продешевить, а наоборот. Как бы его плитки и все прочее не оказались бы так… чем-то не особо важным. Хотя это все хорошо. Да-да, он усмехнулся.

Если летуны и вся кодла, вьющаяся рядом с ними, так шикуют, то что? То они и впрямь летают, возят что-то важное и дорогое. И постоянно. Откуда еще возьмется целая бойня, функционирующая так, что крыложоры обжираются ее отходами? Отходами, которые в Кинеле с руками оторвали бы скорняки и прочие мастеровые.

– Слушай, а как там вообще люди живут?

– Я думал, ты там был, – удивился длинный. – Ну ты так… уверенно…

Морхольд хмыкнул.

Ему не довелось бывать в самом аэропорту. Да и, если честно, он узнал про него случайно. Думал когда-то, что по Курумочу точно шандарахнули и камня на камне не оставили. А потом, полгода назад, увидел как-то в небе странную штуковину. Она больше всего напоминала воздушный шар. Или дирижабль, в этом Морхольд не особо разбирался.

Ну, да, так и было. Он вспомнил, как топал от Энергии до Кинеля, по пояс проваливаясь в болото, и…

– Мужик, слышь че, а? – дылда явно нервничал. – Мужик!

– Тебе кто-то право голоса дал? – поинтересовался Морхольд и погладил встрепенувшуюся было на плече Жуть. – Тихо, тихо, спи, умница.

– Ты это… – дылда замялся. – Ну…

– Не нукай, не запряг. Чего хочешь? Убивать не буду, успокойся.

– И не продашь? А? Слушай, Христом Богом прошу, только не продавай!

О-о-о, вон оно чего, ага. Все ясно. Откуда ветер дует, в том числе и для летунов. Ну, конечно, как про такое можно было не подумать. Уж если в Кинеле порой чуть ли не открыто людьми приторговывают, что говорить про места, где нажива просто правит бал?

– Я… – Морхольд внезапно остановился, вспомнив про то, о чем совсем забыл. И лучше бы не вспоминал. – Ну-ка, на месте стой, раз-два.

Он развязал рюкзак, пошарил в поисках необходимого. Отлегло. Вот они, как были, заново затянутые в пластик.

Чиркнул спичкой, закуривая. Кашлянул, поперхнувшись дымом. Вот и стоило, а? Ведь больше суток не курил, зачем?

– Слушай, землячок, – Морхольд подошел к Дылде и вгляделся в лицо. Вот сволочь, прямо чуть не плачет. А всего час назад мечтал его же, Морхольда, побыстрее обуть. Если не продать. А сейчас? – Я людьми не торгую. Если торгую, то мертвыми. Причем частями. Обычно мне платят за головы.

Бандит заткнулся.

– Иди давай, да помалкивай, – Морхольд пнул его под зад. Не особо сильно, так, выместить неожиданно возникшее желание все-таки уконтрапупить тощего упыря, уже понявшего, что легко отделается. Что все досталось сдохшим напарникам. Вот сука, честное слово. И ведь правда рука может не подняться.

– Рассказывай, чего там и как, – Морхольд со злостью выплюнул окурок, вдавил в булькнувшую жижей грязь. – Только не ври.

Дылда закивал, да так быстро и часто, что Морхольд даже испугался немного. Вдруг башка оторвется?

– Входов там три. С поселка два и один с платформы. Мы к нему выйдем. Ну, это, платформа там была для поездов. До нее надо будет доехать. Поезд отходит раз в четыре часа от рельсов за развязкой. Скоро доберемся. Стоит пять патронов. И потом, за вход внутрь, еще пять. Я тебе дорого обойдусь, да.

– Ты зубы не заговаривай, это я все знаю, – Морхольд порадовался двум найденным еще на яхте магазинам с «семеркой». Пострелять ему не выходит, так хоть расплатиться. – Я сам свои расходы посчитать могу. Где там жить можно?

– В гостинице. Ну, для пилотов бывшая гостиница. И еще есть пара, да и так, снять можно комнату. Сами летуны живут в здании аэропорта. Оно крепкое. Хорошо, говорят, не успели новое сделать. Там по проекту стекло и легкие конструкции. А тут, сам увидишь, прямо крепость сделали. Советских времен аэропорт же…

Морхольд согласился. Советские постройки – они надежнее. С душой строили и ответственностью. И – да, порой так, чтобы обороняться. Как с ледоколами типа «Арктика», точно, читал когда-то. На них даже пушки можно было устанавливать, если что. Не говоря уж про благословенные времена папирос. Когда их диаметр полностью соответствовал калибру «семерки». Говорили, производство перепрофилировалось в несколько дней. Были папиросы – стали патроны. Красота. Соображали предки.

– Чего там еще интересного?

Дылда замялся:

– Бабы.

– Чего?

– Бабы. Там столько баб… такие гладкие, чистые, красивые. В этих, как их, чулках…

Морхольд хрюкнул от удовольствия. Не из-за упоминания вроде как канувших в Лету чулок, Ктулху с ними. От голоса пленника, недавно умолявшего не продавать неведомым работорговцам. Голоса, ставшего масляным при одной мысли о проститутках. В этом Морхольд ни капли не сомневался. Ну с какой стати каким-то гладко-красивым бабам ходить в чулках напоказ? Мулен Руж, блин.