Роман Злотников - Путь князя. Быть воином

— И я должен был позволить им сделать это? — тихо спросил Ирайр. — К тому же подумай, чем бы они занялись позже, вместе со своими освобожденными товарищами.

— Это — не наше дело! — со страдальческим лицом произнесла мать. — Ты не должен был вмешиваться. Сам же видишь, к чему это привело. Ты просто чудом остался жив, просто чудом. А если бы тот человек повернул ствол своего оружия на пару сантиметров в сторону. Ты бы погиб!

Ирайр прикрыл глаза. Ну конечно, мать даже не подозревала, что его щека изначально была предназначена им на заклание. То есть, если бы главарь не воткнул разрядник ему в рот, наверное, пришлось бы пожертвовать чем-то другим, какой-нибудь еще частью тела. Он знал это совершенно точно. Ибо не бывает победы без жертвы. И только в дешевых голобоевиках герой лихо косит толпы врагов, отделываясь маленьким мужественным шрамом. Но он не собирался рассказывать об этом матери. Зачем? Ведь самое главное в том, что он смог, сделал, причем не отяготил свою душу ни одной смертью. За это изуродованная щека — не слишком большая плата…

Следующий день принес проблемы. Первые репортажи о столь необычно закончившейся попытке захвата заложников, да еще предпринятой одним из лидеров СИТА, которого долго и безуспешно разыскивала полиция, так распалили интерес публики, что на их усадьбу обрушились толпы журналистов. И если после того как дворецкий, с помощью Крайба и повара, выкинул нескольких особенно настойчивых из дома и запер входные двери, включив поле подавления, не позволяющее голокамерам держаться в воздухе в радиусе сотни ярдов от дома, большинство журналистов всего лишь бродило по окрестностям, надеясь на удачу, двоим удалось проникнуть внутрь дома. Причем дворецкий лично открыл перед каждым из них дверь и принял плащи. Впрочем, Ирайр узнал об этом уже около полудня. А до этого он, слегка досадуя, что из-за назойливых репортеров ему не удастся, как он собирался, проехаться на Бретере, спустился в библиотеку. За год в монастыре он как-то привык и начал получать удовольствие от настоящих книг — напечатанных на простом пластике или, даже на бумаге, и в твердой на ощупь обложке. Так что сегодня он, едва ли не впервые, с некоторым благоговением открыл высокие шкафы со скрипучими застекленными дверцами и, будто Ийхад-мореход из древней восточной сказки, по локоть погрузил руки в сундук с сокровищами, которые до того, как с его глаз спала пелена, казались ему просто валунами и стенами…

Отец появился в библиотеке за пять минут до полудня.

— А, вот ты где, сынок… А тебе можно вставать?

Ирайр, едва ли не погребенный в завалах книжных сокровищ (оказывается, в библиотеке были тома, которым насчитывалось уже больше трехсот пятидесяти лет), поднял на отца глаза и улыбнулся.

— Папа, небольшая дырка в шкуре — слишком ничтожная причина, чтобы удержать меня в постели.

Отец улыбнулся в ответ, качая головой.

— Ну что ж… тогда ты, может быть, выполнишь одну мою просьбу.

— Конечно, папа, — кивнул Ирайр.

— Не торопись, — прервал его отец, — сначала выслушай. Дело в том, что у нас дома сейчас находится сам Гэйги Рагиант. Ты помнишь, кто это?

Ирайр кивнул.

— «Панорама Гэйги» на ТАНТА. Отец кивнул и добавил:

— А также 7,3 процента акций «ТАНТА Эспесиаль интертейнмент». Я уже около полугода по своим собственным причинам пытался организовать нашу с ним встречу. И до сегодняшнего дня единственное, чего мне удалось добиться, так это сообщения, что меня «внесли в лист ожидания». А сегодня утром, — тут он усмехнулся, — со мной вдруг связывается даже не его личный секретарь, к которому мне удалось пробиться только через полтора месяца усилий, а сам Гэйги Рагиант, собственной недоступной персоной. И заявляет, что не против встретиться со мной именно сегодня и в моей усадьбе.

Ирайр понимающе усмехнулся. Отец между тем продолжал:

— Конечно, для того чтобы догадаться, в чем причина подобного неожиданного благоволения, не надо быть семи пядей во лбу. Но я сразу предупредил, что единственное, чем смогу ему помочь, так это попросить тебя о встрече, что совершенно не гарантирует твоего согласия. Ибо ты у нас уже довольно большой мальчик и привык сам принимать решения по поводу того, что и как тебе делать. Он согласился. Но в процессе сегодняшней встречи мы вышли на такие договоренности, что если ты ему откажешь, мне будет чрезвычайно неловко, — отец снова улыбнулся, но на этот раз виновато.

— Не волнуйся папа, никаких проблем. Тем более что хоть что-то в голокамеру все равно придется сказать. Потому что иначе эти, — он кивнул в сторону окна, — напридумывают такого, что вам с мамой придется несладко. Впрочем, — он вздохнул, — они ведь все равно напридумывают. Так что держитесь…

— Нам с мамой?.. — переспросил отец. Ирайр окинул его спокойным взглядом.

— Ну ты же помнишь, я на следующей неделе улетаю обратно, на Игил Лайм. А там до меня не сможет добраться ни один репортер. Уж можешь мне поверить.

— Я думал, что ты подождешь хотя бы до выздоровления. Доктор Эжели говорил, что рана чрезвычайно неприятная и…

Ирайр покачал головой.

— Нет. У меня нет времени. Я должен вернуться к концу месяца. А что касается раны, то не волнуйся. Там у меня все заживет быстрее, — он уверенно улыбнулся. — Ну ладно, где мы будем встречаться с господином Рагиантом?

— Я думаю, он уже ждет тебя в синей гостиной.

Гэйги Рагиант действительно сидел в синей гостиной. Его оператор давно настроил голокамеры, установил свет и проверил звук и теперь тихо сидел в дальнему углу, скрючившись за переносным пультом. Конечно, Рагиант и сам умел неплохо управляться с камерами, но с некоторых пор он взял себе за правило не возиться со всякой технической ерундой. А сосредотачиваться на главном. На том, что у него получалось лучше всего. А именно — делать новости. Для голорепортера это обычная фраза. Так, с гордостью, говорят про себя едва ли не все, чья профессия готовить выпуски новостей. Но в случае с Гэйги Рагиантом этот давно уже ставший расхожим штамп являлся самой что ни на есть истинной правдой. Ибо всем, чего выходец с Пило Таламы, глухой аграрной колонии, заселенной преимущество смуглокожими атилосами, сумел добиться в этой жизни, он был обязан именно этому своему умению.

Этот талант Рагиант обнаружил у себя в двадцать три, когда молодой юноша с Пило Таламы отчаянно пытался хоть как-то пробиться в совершенно новом и чуждом для него мире, хватаясь за любую работу, которую только мог найти. Он прошел уже много ступенек, начав, как большинство таких же, как он, экономических иммигрантов, с чистки обуви и мойки посуды в «Тексти наггетс», но, быстро поняв, что это к концу жизни в лучшем случае приведет его к съемной каморке, такой же, как он, жене-иммигрантке, куче кое-как одетых ребятишек и социальной пенсии, решил не задерживаться на этой ступеньке, а продолжать искать то, что поможет ему не только более-менее устроиться в этой жизни, но еще и подняться в ней. Хотя бы до уровня хозяина небольшого кафе или владельца пункта «рент-а-кар». Тогда у него были еще очень скромные мечты…